Беседа Берег левый. .. берег правый

• Дивизию нашу сосредоточили на левом берегу Днепра. Для форсирования было приказано изготовить самим плоты и лодки... Минут за двадцать до начала переправы наша артиллерия вела шкгальный огонь по правому берегу, для подавления немецких огневых точек. Но как только враг обнаружил движущиеся по Днепру плавсредства - немедленно открыл ураганный огонь. Люди шли на дно, кое-кто барахтался в ледяной воде, было много раненых... Рядом с моим плотиком упала большая мина - взрыв подбросил его, поставив почти вертикально. Мы с сержантом Петровским ухватились за поднявшийся край... И тут я услышал нечто неожиданное для меня - молодого и неверующего. Мой боевой товарищ шептал слова молитвы: «Помилуй меня, Господи, прими дух мой с миром, а если сохранишь жизнь - уйду в монахи и стану иереем. Но пусть будет не как я хочу, Господи, а как Ты, по воле Твоей святой! Помилуй меня, Господи!»

Хотелось и мне остаться в живых, и я, с истинной верой внутренней и мольбой, тоже перекрестился несколько раз и сказал: «Господи, помоги и спаси! Обязательно приму крещение. Помоги, Господи!», и пока мы плыли, все время просил Бога спасти нас. Плотик перестал крутиться. Сержант сказал: «Грести буду я, а ты людей из воды вытаскивай». Вытащили мы с сержантом восемь человек, некоторых с оружием, двое были ранены. Плотик сильно перегрузился, до берега оставалось метров пятьдесят, гребли все спасенные солдаты - палками, руками, кто чем мог. Немецкие мины и снаряды нас больше не достигали, высокий берег Днепра защищал...

Пройдут годы, прежде чем Чичагов выполнит свое обещание креститься, причем окрестит его отец Феодор - сержант Петровский.

В нарушение боевой инструкции

• Я служил в разведке, был командиром разведгруппы. Ходили по тылам. По крупицам собирали необходимые сведения. Бывало, что по два-три месяца, а то и больше находились в тылу. Как-то забросили нас, группу из восьми человек, за Минск, под город Лида. Нашли опустевшую сожженную деревню, где поначалу и расположились в каменном подвале сожженного деревянного дома, стоявшего на окраине, однако вскоре теплый подвал пришлось покинуть, неподалеку расположилась немецкая танковая часть.

Ушли в лес. Стали жить в землянке, откуда затем и расходились по территории. Однажды мы втроем зашли далеко, километров за тридцать, и увидели небольшую церковь и рядом дом.

Был октябрь, непролазная грязь, ветер, пронизывающий/до костей. К тому же шел проливной дождь, леденящий, с мелкой снежной крупой, одежда промокла насквозь, мы замерзали. Вернуться на базу не могли, - далеко. И решили под видом партизан зайти в дом; шаг был рискованный, но другого выхода не было. Постучали, вошли, впустили безропотно, да и как не впустить, оружием обвешаны.

Хозяйка, красивая приветливая женщина, молча, не спрашивая, достала большую кастрюлю горячей картошки, хлеб и миску с творогом,, сказав:

«Кушайте на здоровье». Мужчина оказался священником, звали Петром, жену - Ольгой. Поев и отдохнув немного, мы фактически начали допрос, а когда закончили разговор, то отец Петр сказал: «Местных партизан всех знаю, ко мне часто заходят то за одним, то за другим, не откажешь. Партизаны и прихожане говорили, советская армия забросила в наш район диверсионную группу. Вы не из нее будете? Немцы всю местность прочесывают, вас ищут».

Этим вопросом о. Петр подписал смертный приговор всей семье, он понял: мы - не партизаны...

"Прожили два дня, отогрелись, отъелись... Вечером мы уходили; приказали одеться всей семье и сказали - пойдем в лес. Отец Петр и Ольга все поняли, побледнели, о. Петр попросил разрешения причастить семью запасными Дарами. Он причастил Ольгу, Евгению, Сергея и причастился сам, благословил каждого, в том числе и нас. Он понимал - ни просьбы, ни унижения ничего не изменят... Прошли километра два до какого-то оврага, приказал остановиться. Расстрел о. Петра, Ольги, детей был не военной акцией, вызванной необходимостью, а самым настоящим убийством ни в чем не повинных людей. И в то же время отпустить их я не мог, потому что любой член нашей группы, согласно приказу, был тогда обязан застрелить меня, а потом семью о. Петра... Прижавшись друг к друг другу, стояли о. Петр; Ольга и дети, громко и отчетливо читая молитвы... Смотрел я на них, и меня била нервная дрожь. Вера в Бога в этих стоявших передо мной людях превосходила страх смерти. Они молились, предав свою жизнь Господу, Его воле... Тогда я сказал: «Отец Петр! По жестоким законам войны я обязан расстрелять всю семью, но не могу... Идите, но поклянитесь, что не скажете о нашей группе никому!» - «Клятву иерей давать не может, но за себя, Ольгу, Евгению, Сергея обещаю: никто не узнает о том, что вы приходили. Обещаю!» Достал наперсный крест, поцеловал его, приложил к моим губам, сказав: «Благодарю Тебя,'Господи, за великую милость, явленную нам, грешным. Пресвятая Богородица, благодарю Тебя! Да святится Имя Твое!»

И, обращаясь ко мне, пророчески произнес: «Вы придете к Богу, обретете веру, Церковь. Пройдете трудности, но Господь сохранит Вас», - и поклонился мне. Подошла Ольга, перекрестила, обняла, и, упав на колени, поцеловала мне руку. Женя также поцеловала меня, Сережу я обнял. Предупредил, что дам автоматную очередь в землю, чтобы мои бойцы!

Мать милосердия

...В последнюю войну был такой случай. Тяжелораненому на поле боя солдату предстояло перенести опасную операцию. Его мать была далеко, он ничего не сообщил ей, но своим материнским сердцем она почувствовала, что любимый сын в беде, что он нуждается в ее помощи и она должна быть непременно около него. Солдат был под наркозом, шла сложная операция, когда двери палаты открылись и вошла эта женщина. Ее никто не знал, врачи замерли от неожиданности, к тому же она могла закричать, заплакать, и тогда... всё пропало. Но женщина сдержалась. Без единого звука, как тень, подошла она

к операционному столу и положила свою материнскую руку на горячую голову сына. И вот тут совершилось неизъяснимое чудо. Больной, будучи под наркозом, с закрытыми глазами почувствовал материнское присутствие и прикосновение ее руки. Не открывая глаз, он сказал: «Мама, родная моя мама, я знал, что ты придешь ко мне в этот трудный час». Многие из присутствующих при этом заплакали.

...Порой на помощь и прийти-то некому, родная мать далеко, или нет ее уже на этом свете. И тогда приходит Она - нежная, любящая Мать всего грешного человечества, Мать милосердия, Матерь Божия. Она - Матерь всех скорбящих, всех оставленных, безнадежно больных, отчаявшихся.

Из проповеди архимандрита Тихона (Агрикова)

Явление игумена Земли Русской

•- В 1943 году, - как рассказывал очевидец - мы жили на Украине, недалеко от Курской области. Линия фронта была совсем рядом. В это время шли приготовления к знаменитой Курской битве, но мы этого, конечно же, не знали. Однажды заходит отец в хату и говорит: «Мать, иди на улицу, посмотри, что там!.. И вы тоже идите!» Выскочили мы все гурьбой и видим, что ходит по небу человек! Это видели все, кто был в деревне. Кто-то даже бинокль принес. Все по очереди смотрели в него и видели, как ходит по небу человек в черной монашеской одежде, седой, с крестом на груди. Ходит и кадит. Ходил он так довольно долго. Затем повернул в сторону России и ушел...

Однажды, будучи уже взрослым, я рассказал об этом у себя на работе, и через какое-то время один из моих коллег принес мне- воспоминания одного генерала, участника Курской битвы, и я прочитал, что перед началом битвы был такой момент, когда немецкие танки были уже готовы к бою, а наши еще стояли неразгруженные на железнодорожных платформах. Немцам надо было только подъехать и всю нашу технику расстрелять в упор, однако в течение сорока минут ни одна немецкая машина без всякой видимой причины не смогла завестись! Этого времени хватило как раз на то, чтобы разгрузить наши танки и построить их в боевой порядок. Прочитав это воспоминание, я определенно понял, что значило то мое детское видение накануне той битвы, а на недоуменные вопросы о том, кто же все-таки по небу ходил с кадилом, ответил ныне уже почивший отец Алипий (Воронов): преподобный Сергий

Радонежский, игумен Земли Русской, и в тот грозный военный час явившийся ее заступником.

И таких случаев за время войны было много.

Блокадники ради Победы!

И в тяжелые дни блокады православные люди не отчаивались, а пытались в силу своих возможностей хоть как-то внести и свою маленькую лепту в дело будущей Победы. При храмах создавались группы МПВО, бригады для тушения пожаров. Еще в августе 1941 г. были попытки открывать при храмах госпитали, содержащиеся на деньги общины. Так, в подвале Спасо-

! • \ ' *

Преображенского собора было оборудовано бомбоубежище на 500 человек. В нем поддерживалось тепло, имелись медикаменты для помощи раненным. Летом, при каждом храме возделывался огород на специально отведенном властями участке земли. Отдельно стоит отметить сбор верующими средств на нужды фронта. Митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий обратился с призывом к горожанам объединиться в патриотическом подъеме и жертвовать на оборону страны. Люди откликнулись на его призыв - архиепископ Григорий пишет следующее: «Люди отдавали свои сбережения, свои ценности, предметы обихода; несли золотые броши, серьги, цепочки, часы, кольца, бриллианты, серебряные ризы с икон, украшения, наперсные и настольные кресты и цепи; был даже кусок платины весом 197,7 грамма».

Памяти погибших на войне

Я скорбные списки с молитвой читаю,

Как будто я с каждым из них был знаком.

И кажется мне: это я погибаю Под перекрестным прицельным огнем.

Мне выпало счастье остаться живому,

Но горькие мысли тревожат меня О том, что я жизнью обязан другому.

Тому, кто не вышел живым из огня!

Как в песне прется: в строю поднебесном,

В клину журавлином, летящем во мгле,

Из них кто-то занял навек мое место,

Чтоб жить я остался на этой земле.

Такая была нам назначена доля...

Но в жизни порою случается так,

Что от дискотеки до минного поля Судьба оставляет один только шаг.

А тем, кто в трагических списках отмечен,

Пусть низко поклонится Родина-мать,

И в память о них поминальные свечи Мы будем в печальные дни зажигать.

ветеран Великой Отечественной войны Евгений Масянин