Литературная гостиная Я с вызовом ношу его кольцо. .. о творчестве Марины Цветаевой

Сценарий литературного вечера по творчеству М. Цветаевой

«Я с вызовом ношу его кольцо…»

Марина Цветаева и Сергей Эфрон (слайд 1 - 3).

Сергей Яковлевич Эфрон (1893 - 1941) - сын известных народовольцев Елизаветы Дурново и Якова Эфрона. Белогвардеец - сражался на юге России в рядах Белой армии до полного её поражения, был трижды ранен (слайд 4).

Русский эмигрант - стал одним из вдохновителей евразийского движения в Париже.

Агент НКВД - организовал нашумевшее убийство советского контрразведчика Игнатия Рейса (Яна Порецкого).

Жертва сталинских репрессий - казнён в октябре 1941 года.

Адресат самых романтических и светлых стихов своей жены (слайд 4).

Море - изменчивое и капризное, прекрасное и пугающее, спокойное и тревожное, тоскующее и страстное…(5 - 6 слайды).

Море не знает покоя: с каждым его выходом волны, серебрясь и сверкая, разбиваются о гранитные скалы и превращаются в бренную пену (7 слайд).

Море бессмертно: всякий его вдох возрождает из пены, воскрешает новую волну.

Марина - «морская», море - её мера: человека, жизни, любви… (8 слайд).

В 1910 году дочь Ивана Владимировича Цветаева - тайного советник, известного филолога, профессора Императорского Московского университета, директора Румянцевского музея, позже - основателя и собирателя Музея изящных искусств - издала первый сборник стихов «Вечный альбом» (9 слайд).

«Вечный альбом» появился «по причинам, литературе посторонним, поэзии же родственным»: из-за влюблённости Марины Цветаевой во Владимира Нилендера. Увлечение молодым человеком прошло, увлеченность поэзией осталась на всю жизнь (9 слайд).

Небольшой сборник стихотворений многое изменил в судьбе юной Марины: ввёл в литературные круги, подарил дружбу с Волошиным, даровал любовь к Сергею Эфрону.

Всё началось с «Вечного альбома»… Тридцатитрёхлетний Максимилиан Волошин пришёл в Трехпрудный переулок, принёс семнадцатилетней Марине рецензию на её книгу. Отзыв был очень тёплым: автор владеет «не только стихом», но и умением «верно передавать наблюдение и чувство», «и импрессионистической способностью закреплять текущий миг» (9 слайд).

Макс открыл Марине дверь в большую поэзию (слайд 10).

На следующий день Цветаева получила от Волошина признание:

К Вам душа так радостно влекома!

О, какая веет благодать

От страниц Вечернего альбома!

(почему альбом а не тетрадь?)

…Ваша книга - это весть «оттуда»,

Утренняя благостная весть.

Я давно уж так не приемлю чуда,

Но как сладко слышать: «Чудо - есть!» (слайд 10).

Макс стал другом Марины.

Весной 1911 года Максимилиан приглашает сестёр Цветаевых в Коктебель, принял - почти родными - в свой дом.

Коктебель значит «синяя вершина» (слайд 11 - 14).

Волошинский Коктебель - «вулканическая», первозданная земля, «суровое и безлесное место» (слайд 11 - 14).

Маринин Коктебель - «голые скалы, морена берега, ни кустика, ни ростка, зелень только высоко в горах (огромные с детскую голову пионы), а так - ковыль, полынь, море, пустыня…» (слайд 11 - 14).

Асин Коктебель - «холмистая, незнакомая, выжженная» степь, точки-орлы в небе, «острия Сюрию-Кая, плавный взмах Святой зелёной горы, крутые кудри Кардалага».

Коктебель - пещеры, тропы, ведущие по почти отвесным уступам (слайд 11 - 14).

Коктебель - Сердоликовая бухта с розовыми, алыми, малиновыми камнями, подёрнутыми опаловой пеленой (слайд 11 - 14).

«Вечерний альбом» - Макс - Коктебель - Сердоликовая бухта вручили Цветаевой Серёжу Эфрона.

Всё было как в сказке: на пустынном берегу Марина ищет красивые камни (слайд 15). Высокий, тонкий незнакомец с огромными серо-голубыми глазами просит разрешения ей помочь. Марина соглашается и загадывает (в шутку или в серьёз?): если молодой человек найдёт и подарит ей любимый генуэзский сердолик, она выйдет за него замуж (слайд 16).

Через полгода Марина и Сергей поженились (слайд 17).

Цветаева обещает себе никогда не расставаться с мужем, чтобы ни случилось. «Если б Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша!» - восклицает Марина в одном из писем (слайд 18).

Ещё до встречи с Эфроном было откровение Волошину: «… Я смотрю на море издалека и вблизи - но всё оно не моё, а я не его. Раствориться в нём и слиться нельзя. Сделаться волной?...» (слайд 19 - 22).

В счастливейшем 1911 году Цветаева нашла своё море (ведь ей имя - «морская»), растворилась в нём, слилась с ним, превратилась в его волну. Морем Марины стал Сергей Эфрон (слайд 23).

«Моя любовь - это страстное материнство, не имеющее никакого отношения к детям» (М. Цветаева) (слайд 24).

Цветаева адресовала Эфрону более 20 стихотворений. В стихах его облик окружен романтическим ореолом. В прозе - тоже. Вот слова о муже из письма, написанного 7 марта 1914 года из Феодосии В. В. Розанову: «Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренне… он блестяще одарён, умён, благороден. Душой, манерами, лицом - весь в мать. А мать его была красавицей и героиней…» (слайд 25).

Елизавета Петровна Дурново (1855 - 1910) происходила из старинного дворянского рода, действительно «была красавицей и героиней». Отец, Яков Константинович Эфрон (1853 - 1909) - из бедной еврейской семьи. Оба стали революционерами - народниками.

Елизавету Петровну, мать девятерых детей, дважды арестовывали (в 1880 и 1906 годах) за хранение и распространение нелегальной литературы, за антиправительственную пропаганду. Анастасия Ивановна Цветаева, в «Воспоминаниях» пишет, что Е. П. Дурново «была близка к делу 1^го марта», то есть к организации покушения на Александра I (слайд 26 - 28).

Через девять месяцев после второго ареста Дурново вместе с младшим сыном Костей тайно бежала заграницу. Дальше удар следует за ударом: в 1909 году умер в Париже Яков Константинович, в 1910 году внезапно повесился Костя, а на следующий день, не выдержав потери близких, покончила с собой Елизавета Петровна (слайд 29).

Судьба матери Сергея трагична. За что несчастье обрушилось на Эфронов? Скорее, не несчастье, а кара небесная, ибо благими намерениями была вымощена дорога в ад…

К трагической судьбе родных Сергея Эфрона Марина Цветаева относилась с несомненным сочувствием. Сам же Сергей вызывал в ней, юной, но старшей (хотя лишь на один год), не только любовь и восхищение, но и материнское желание пожалеть, оградить, уберечь, защитить: «… Серёжу я люблю навеки… Я постоянно дрожу над ним… Мы никогда не расстанемся. Наша встреча - чудо… Он мой родной на всю жизнь» (слайд 30 - 32).

В Сергее за внешней «детскостью» Марина разглядела романтизм, геройство, жажду действия. Поэтому в рифмах живут шпаги, контрабандисты, таверны, сиянье голубой звезды, даль без меры, мечта, воля…(слайд 33).

Маринины стихи к Сергею «взрослели» вместе с автором и адресатом. Душевные качества, которыми Марина Ивановна наделила Сергея Яковлевича в юности, самые счастливые минуты жизни, «перекочевали» и в более поздние поэтические портреты мужа.

Анастасия Ивановна Цветаева в «Воспоминаниях» запечатлела преображенную влюблённую сестру: «Я никогда за всю жизнь не видела такой метаморфозы в наружности человека, какая происходила и произошла в Марине: она становилась красавицей. Всё в ней менялось, как только бывает во сне. Кудри вскоре легли кольцами. Глаза стали широкими, вокруг них легла тёмная тень. Марина, должно быть, ещё росла? И худела. Ни в одной иллюстрации к книге сказок я не встретила такого сочетания юношеской и девической красоты…» (слайд 34 - 36).

Анастасия Цветаева описала Сергея Эфрона: «Серёжа полулежал на ковре, тонкая, чуть смуглая… рука привычно отводит со лба тёмную прядь, и, улыбаясь глубокой своей, впитывающей нас улыбкой, радостной, как всё, что он делает, пьёт глотками маленькую чашечку кофе. У него узкое лицо, тёмный разлёт бровей и под ними такие огромные, совершенно невероятные по красоте и величине глаза. Они серо-зеленоватые и сияют добротой и счастьем…» (слайд 37).

Любовь изменила внешность и озарила поэзию Марины Цветаевой (слайд 38).

Упоение безграничной радостью, беспредельным счастьем, сказочностью жизни, восприятие целого мира как собственного дома, ощущение свободы от всего внешнего, признание внутренней пленённости друг другом (слайд 39) - всё это звучало в Марининых стихах:

Ждут нас пыльные дороги,

Шалаши на час

И звериные берлоги

И старинные чертоги…

Милый, милый, мы, как боги:

Целый мир для нас!

Всюду дома мы на свете,

Всё зовя своим.

В шалаше, где чинят сети,

На сияющем паркете…

Милый, милый, мы, как дети:

Целый мир двоим!

Солнце жжёт - на север с юга,

Или на луну!

Им очаг и бремя плуга,

Нам простор и зелень луга…

Милый, милый, друг у друга

Мы навек в плену! (слайд 40 - 49)

На чёрно-белой фотографии 1911 года Сергей и Марина стоят рядом - юные и прекрасные, вид - парадный: он в костюме, в белой рубашке с бабочкой-галстуком, она - в длинном платье с высоким воротником. В Серёжиных распахнутых глазах - удивление, мягкость, нежность, мечтательность. В Маринином всегда прищуренном взгляде, лёгком повороте головы, в полуулыбке - уверенность, гордость, торжество (слайд 50).

В первые годы брака Цветаева адресует Сергею Эфрону-Дурново восхищённые и восхитительные стихотворения-портреты. Она изображает мужа рукой живописца-импрессиониста: «серо-зелёные», «серо-синие» глаза Сергея подобны морю; его взгляд способен двигать горы. Голос обещает чудеса. Сергей - возлюбленный, рыцарь, воин:

Вашего полка - драгун,

Декабристы и версальцы!

И не знаешь - так он юн -

Кисти, шпаги или струны

Просят пальцы (слайд 51)

В облике Сергея отразились великолепные и достойные преклонения, лики героев из прошлого, поэтому стихотворение, написанное 26 декабря 1913 года, адресовано Цветаевой генерала двенадцатого года, но посвящено мужу (слайды 52 - 55, романс).

Над церковкой - голубые облака,

Крик вороний…

И проходят - цвета пепла и песка -

Революционные войска…

Не лебедей это белых стая:

Белогвардейская рать святая

Белым виденьем тает,

Тает… (слайды 56 - 58)

В далёком 1912 году Сергею и Марине хотелось «Любови вечной на земле», верилось в это чудо, потому что всё было «как будто на века». Именно тогда с гениальной лёгкостью писались, лились рекой цветаевские стихотворения: «Ты, чьи сны непробудны…», «Моим стихам…», «Уж сколько их упало в эту бездну…», «Под лаской плюшевого пледа…», «Мне нравится, что Вы больны не мной…» - всех не перечислить (слайды 59 - 60 - романс).

Слайд 61 - романс «У зеркала».

Грянула Первая мировая война, усилилась политическая смута. В России царили разруха, голод, нищета, смерть. Свершились революции, началась война гражданская, сын пошёл на отца, брат - на брата - мир раскололся пополам (слайд 62).

Разбилась пополам - на «до» и «после» - жизнь Марины и Сергея.

Сергей Эфрон добровольно выбирает путь воина - белогвардейца: в 1915 году он брат милосердия в санитарном поезде (слайд 63), в 1916 - мобилизован на военную службу, в 1917 - откомандирован в 1 Петергофскую школу прапорщиков (слайд 64). После окончания школы участвует в боях с большевиками в Москве, в том числе у Никитских ворот (слайд 65). В ноябре прибывает в Новочеркасск в Добровольческую армию (слайд 66). С 1918 по 1920 год прапорщик, затем подпоручик Эфрон воевал в Первом Офицерском пехотном полку генерала Маркова, трижды был ранен. Сражался в стане белых до полного поражения, до отступления в белой гвардии в Галлиполи (слайд 67).

Сохранилось «Письмо в тетрадку», адресованное мужу. В каждом слове - тревога за Сергея. В каждой фразе - преклонение перед ним, перед его жертвенностью (слайд 68).

Цветаева не думает об опасности быть в «красной» России женой и матерью белогвардейца (их уже двое): в апреле 1917 года родилась Ирина. Ведь она «с первого часа знала: иначе Сергей поступить не мог. Марина оправдывает мужа, оттого что верна клятве:

В его лице я рыцарству верна.

- Всем вам, кто жил и умирал без страху (слайд 69).

И снова Марина Ивановна даёт зарок: «Если бог сделает чудо - оставит Вас в живых, я буду ходить за вами, как собака…»(слайд 69).

Цикл стихотворений «Лебединый стан» (1917 - 1921) - это цветаевский «плач Ярославны» обо всех воинах Белой гвардии и о единственном из них, точнее, обо всех любящих и разлучённых войной: (слайды 70 - 73).

На кортике своём: Марина

Ты начертал, встав за Отчизну.

Была я первой и единой

В твоей великолепной жизни…

… Я не знаю, жив ли, нет ли,

Тот, кто мне дороже сердца,

Тот, кто мне дороже Сына…

Этой песней утешаюсь.

Если встретиться - скажи.

Хочешь знать, как дни проходят,

Дни мои в стране обид?

Две руки пилою водят,

Сердце - имя говорит (слайд 73 - 74).

Назвать «Лебединый стан» «белогвардейскими; стихами значит наделить Цветаеву не свойственным ей мировоззрением, не понять суть её мироощущения. Марина Цветаева всегда была над условностями (в том числе - классовыми), за пределами всяческих политических и литературных пристрастий: «Не принадлежу ни к какому классу, ни к какой партии, ни к какой литературной группе НИКОГДА… Что я люблю? Жизнь…» - объяснит она позже, в марте 1931 года.

Свою дневниковую прозу, записки 1917 - 1920 годов Цветаева определила как некую душевную хронику. «Душевной хроникой» стал и «Лебединый стан», поэтому неудивительно, что стихотворения о Белой гвардии воспринимались «на ура» красноармейцами (слайд 75 - 76)

Есть в стане моём - офицерская прямость, (слайд 77 - 79):

Есть в рёбрах моих - офицерская честь.

На всякую муку иду не упрямясь:

Терпенье солдатское есть!

Как будто когда-то прикладом и сталью

Мне выправили этот шаг.

Недаром, недаром черкесская талья

И тесный ременный кушак…

«Эти стихи, - напишет их автор в комментарии, - в Москве назывались «про красного офицера», и я полтора года с неименным громким успехом читала их на каждом выступлении по неизменному вызову курсантов» (слайд 80 - 81)

«Красным» прочитала и свою любимую «Белую гвардию» (слайд 80 - 81):

Кто уцелел - умрёт, кто мёртв -

воспрянет.

И вот потомки, вспомнив старину:

Где были вы? - Вопрос как громом грянет,

Ответ как громом грянет: - На Дону!

- Что делали? - Да принимали муки,

Потом устали и легли на сон.

И в словаре задумчивые внуки

За словом: долг напишут слово: Дон (слайд 80 - 81)

В январе 1918 года последний раз перед долгой разлукой (больше четырёх лет!) Марина видела Сергея. До отъезда в Ростов, где формировалась Добровольческая армия, Эфрон пять месяцев в Коктебеле у Волошиных ждал приезда жены с детьми, посылал в Москву, которые не доходили до адресата (слайд 80 - 81).

Не дошло и последнее, отправленное 26 октября: «… Мариночка, - знайте, что ваше имя я крепко ношу в сердце, что бы ни было - я Ваш вечный друг. Так обо мне всегда и думайте (слайд 80 - 81).

Моя последняя просьба к Вам - живите…»(слайд 80 - 81).

Так она и думала - несмотря ни на что. И она жила - вопреки всем.

О днях, месяцах, проведённых мариной Цветаевой без Сергея Эфрона, рассказывают дневники, письма, воспоминания, стихи (слайд 82).

«Быт» Цветаевой, её внешняя жизнь, изменённые революцией, гражданской войной и разрухой, с тех пор никогда не были устроенными. Самая большая трагедия - смерть от голода младшей дочери Ирины. Об этом щемящие строки: (слайд 83).

Две руки, легко опущенные

На младенческую голову!

Были - по одной на каждую -

Две головки мне дарованы.

Но обеими - зажатыми -

Яростными - как могла! -

Старшую у тьмы выхватывая -

Младшей не уберегла.

Две руки - ласкать-разглаживать

Нежные головки пышные.

Две руки - и вот одна из них

За ночь оказалась лишняя.

Светлая - на шейке тоненькой -

Одуванчик на стебле!

Мной ещё совсем не понято,

Что дитя моё в земле (слайд 83).

В «бытии» Цветаевой наперекор голоду, смерти, разлуке продолжался «роман с собственной душой». В этом романе появились новые действующие лица: Павел Антокольский, Юрий Завадский, Володя Алексеев, Соня Голлидей, Евгений Ланн, Сергей Волконский… Каждого марина дарила своей любовью, дружбой, приятельством и в подтверждение - перстнями, письмами, стихами, поэмами, пьесами. Каждому находилось возле неё место. Однако никому не удалось вытеснить Сергея Эфрона из мятущегося сердца Марины Цветаевой (слайд 84).

В июле 1921 года она получила от Ильи Эренбурга «благую весть» о том, что Сергей жив. Вновь в цветаевской поэзии так же романтично и страстно, как в прежних посланиях Эфрону, зазвучал мотив преданности и любви (слайд 85 - 87).

Американская писательница Лили Фейлер нашла очень точное слово для определения состояния Цветаевой, узнавшей о воскресении из мёртвых мужа: «окаменела». «Она, - говорит Фейлер, - которая никогда не затруднялась в выражении своих мыслей, смогла написать только: «Я не знаю, с чего начать: с того, чем я закончу: с моей любви к Вам»» (слайд 85 - 87).

Движимая любовью, Марина Ивановна с дочерью алей 13 мая 1922 года отправится в Берлин к Сергею Яковлевичу. Семья воссоединится и 17 эмиграционных лет проживёт в Германии, Чехии, во Франции. У Марины родится долгожданный сын Георгий. Много, много всего ещё будет…(слайд 88).

После долгой «невстречи» супругам, изменённым временем, расставанием, судьбой, пришлось заново знакомиться, привыкать друг к другу. Поэтому стихотворения, сочинённые в эмиграции, тоже «окаменели»: в них - сдержанность, которая появилась и в самой Цветаевой: (слайд 89).

Не похорошела за годы разлуки!

Не будешь сердиться за грубые руки,

Хватающиеся за хлеб и за соль?

- Товарищества трудовая мозоль!

О, не прихорашивается для встречи

Любовь. - Не прогневайся на просторечье

Речей, - не советовала б пренебречь:

То летописи огнестрельная речь…

… Пусть весь свет идёт к концу -

Достою у всенощной!

Чем с другим каким к венцу -

Так с тобою к стеночке (слайд 90)

Личность Сергея Эфрона до сих пор остаётся загадочной. Опоэтизированный Мариной Ивановной Эфрон-муж, идеализированный Ариадной Сергеевной Эфрон-отец не узнаётся в беспристрастных или, напротив, слишком субъективных зарисовках отечественных и зарубежных исследователей творчества Марины Ивановны Цветаевой (слайд 91 - 92).

Портрет Эфрона, сделанный спустя десятилетия после гибели, противоречив.

Сергей Эфрон - «безопасная, хорошо знакомая гавань» Марины Цветаевой, куда она «будет возвращаться снова и снова» и - «вечный юноша, бездельник, мечтатель», «неспособный содержать семью», лишь возомнивший себя деятельным (слайд 91 - 92).

Сергей Эфрон - «истинный идеалист» с «химерическими идеями», «типичный неудачник» с незадачливой и драматической судьбой и - человек «безукоризненной честности, благородства», «стойкий и мужественный», искупивший «белогвардейский юношеский промах» «опасной работой на СССР и на Испанию» (слайд 90 - 92).

Сергей Эфрон - «свидетель скорбного пути русской эмиграции», «жертва гидры тоталитаризм», агент НКВД (слайд 93 - 95).

Сергей Эфрон - талантливый журналист, любимый муж марины Цветаевой, её рыцарь, за которым она по своей воле следовала всюду и - «безликая и сомнительная» тень поэтессы, олицетворившей эпоху (слайд 93 - 95).

Вот каким Сергея видели Борис Зайцев, Николай Еленев, Марк Слоним, Марсель Орбек, Анастасия Цветаева - те, кто состояли с ним в приятельских, дружеских, родственных отношениях: внешне Сергей Яковлевич красив, высок, тонок, изящен, у него «очаровательные глаза». Движения его медленны, голос глуховат. В юности Сергею не чуждо тщеславие и желание выделиться среди других. В зрелости он кажется застенчивым и слабым, нуждающимся в поддержке и помощи (слайд 96)

Портрет Эфрона, оставленный современниками, двойственен. Вероятно, его натура действительно была разноречива и сложна (слайд 96).

В. Б. Сосинский, знавший мужа Марины Цветаевой по Праге, говорил, что существовало как бы два Сергея: «этот» и «тот». Этот - «мягкий русский интеллигент глубокой эрудиции, высокий ценитель всех видов искусства и блистательный писатель малой формы»; обаятельный и обходительный мужчина, «очаровывающий каждого, он хотел очаровать». Тот - обладал «остроумием, даром имитации и подражания», мог «обидеть любого до слёз», перевоплотился в «палача, убийцу по призванию или по приказу» (слайд 96).

После четырёхлетней разлуки Марина приняла Эфрона и «этого», и «того» - со всеми его талантами, достоинствами, слабостями, недостатками, противоречиями, метаниями. Цветаева не отреклась от мужа ни в «красной» России, когда он был с «белыми», ни в белоэмигрантской Франции, когда он изменил прежние убеждения, сделался оплачиваемым сотрудником «союза возвращения на Родину» (слайд 96).

Сергей Эфрон остро ощущал трагедию изгнанничества. «Есть в эмиграции особая душевная астма, - писал он в статье в 1927 году. - Производим дыхательные движения, а воздуха нет». Отсутствие родного воздуха - одна из причин, по которой Сергей Яковлевич в 1931 году станет хлопотать о советском паспорте (слайд 97).

Можно представить, что пережила Цветаева, обречённая на разлуку с Россией («…Здесь я не нужна. Там я невозможна»), когда узнала, что Эфрон хочет вернуться на Родину (слайд 97).

Марина Цветаева вряд ли предполагала, какую цену придется заплатить Сергею за исполнение своего желания: стать агентом советской разведки, вербовщиком добровольцев для отправки в Интербригаду в Испанию, организатором убийства чекиста-невозвращенца Игнатия Рейса, руководителем слежки за сыном Троцкого Львом Седовым (слайд 97).

Марина Ивановна не обвиняла супруга в пагубном, как оказалось, влиянии на взгляды дочери Ариадны, уехавшей в 1937 году в СССР, чтобы пережить там все ужасы репрессий (слайд 98).

Марина Ивановна, допрашиваемая полицией после побега Эфрона в Москву, была искренне удивлена обвинениям, предъявленными мужу. Потрясённая, она начала читать свои стихи по-французски, её отпустили - приняли за сумасшедшую (слайд 98)

Марина Ивановна не знала правды о Сергее Яковлевиче или не желала знать? Что в действительности случилось с цветаевским умом? Куда делись её аналитические способности? (слайд 98)

Ответы на все вопросы даёт сама Цветаева в письмах.

Ариадне Берг от 26 октября 1937 года: «… совершенно разбита событиями, которые тоже беда, а не вина…(слайд 99)

Скажу Вам, как сказала на допросе:

- Он самый честный, самый благородный, самый человечный из людей. - Но его доверие могло быть обмануто. - Моё к нему - никогда» (слайд 99)

Лаврентию Берия от 23 декабря 1939 года: «… Я не знаю, в чём обвиняют моего мужа, но знаю, что ни на какое предательство, двурушничество и вероломство он не способен… это человек величайшей чистоты, жертвенности и ответственности» (слайд 99)

Так безоговорочно верить можно лишь очень близкому человеку, так защищать можно только собственного ребёнка…(слайд 100)

В 1939 году Марина Ивановна с Муром отправится в Москву. Поедет за погибелью - своей и своих родных (слайд 100)

10 октября того же года на даче в подмосковном Болшеве Сергея Яковлевича арестуют. Говорят, когда мужа уводили, Марина осенила его крестным знамением. Эфрона расстреляют в октябре 1941 года - сбудется грустное пророчество цветаевского четверостишия, написанного как эпиграф к судьбе Сергея: (слайд 101).

Белый был - красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был - белым стал:

Смерть побелила (слайд 102)

Среди сохранившихся фотографий - одна редкая, чуть ли не единственная, сделанная во Вшенорах в 1925 году. На ней вся семья в сборе: Серёжа, марина, Мур, Аля. Снимок напоминает фотомонтаж: четверо - рядом, но каждый - сам по себе (слайд 103).

Вот Сергей Яковлевич: в тёмном костюме, белой рубашке с галстуком-бабочкой. Строен, высок, красив, элегантен. На лице - полуулыбка, но во взгляде - тревога, напряжённость, усталость. Руки за спиной: так стоят перед расстрелом (слайд 103).

Вот Марина Ивановна: закрытое с длинными рукавами платье; взгляд задумчивый, невидящий, отрешённый - в себя; пышные волосы стрижены «под пажа». Марина здесь - «паж» с ребёнком на руках.

Ребёнок - маленький Мур (Георгий) - весь светлый: светлый костюмчик, шапочка, светлейшие глаза. Глядит не на Марину, а в сторону, ручонками не обнял, а скорее упёрся - словно хочет оттолкнуться от матери.

Сергей Яковлевич, Марина Ивановна, Мур оказались на фоне кирпичного сооружения - точно поставлены к стенке. Чуть дальше - цветущее дерево: оно будто ни при чем.

Аля (Ариадна): чёлка, заплетённые косы, ленты в волосах, попытка улыбки - девочка-подросток, у которой отняли детство (слайд 103).

…Еще одно фото 1911 года - известное: Серёжа с огромными глазами, рядом - Марина в очках. Оба очень юные - накануне совместного быта и бытия, перед вечностью (слайд 104).

Скоро с губ Цветаевой сорвётся стих-клятва, которой она не изменит и которую повторит века спустя: (слайд 105)

Я с вызовом ношу его кольцо.

- Да, в Вечности - жена, не на бумаге! -

Его чрезмерно узкое лицо

Подобно шпаге…

В его лице я рыцарству верна.

- Всем вам, кто жил и умирал без страху. -

Такие - в роковые времена -

Слагают стансы - и идут на плаху.

Фото из архивов (слайды 106 - 112).