Творчество В. Маяковского (Тематическое планирование)

ТВОРЧЕСТВО В. МАЯКОВСКОГО

(Тематическое планирование)

Современное восприятие Маяковского отличается повышенной противоречивостью, оценки отдельных его произведений и творческих периодов, а также возможностей их преподавания явно неоднозначны. Так, например, поэт В. Корнилов категорично заявлял в статье, опубликованной накануне столетия «агитатора, / горлана-главаря»: «А вот юбилея не нужно, и в средней школе изучать тоже не нужно» (Литературная газета. - 1993. - 9 июня. - № 23. - С. 6). Другие - и среди них учителя-практики - считают, что тема «В. В. Маяковский» даже в XI классе - «одна из самых трудных и опасных <…> и спасти ее можно только правдой трагической судьбы поэта и самостоятельностью, искренностью читательской позиции учителя» (Литература в школе. - 1991. - № 2. - С. 80).

Последняя точка зрения - из разряда преобладающих: литературный XX век без Маяковского до очевидности неполон. Но проблем подобное убеждение не уменьшает. И исходный вопрос, которым озабочен почти каждый словесник, приступая к посвященным поэту урокам, таков: «Что остается в нем не умирающим, а что сохраняет лишь историческое значение?» Наиболее адекватным и продуктивным подходом представляется следующий: не скрывая противоречий, хотя бы пунктирно восстанавливая творческий путь Маяковского, основной акцент делать, конечно же, на том, что современно и художественно неоспоримо.

Концептуальным центром всего цикла занятий может стать суждение Б. Пастернака и Н. Асеева о том, что лирический герой Маяковского похож на подростка. Действительно, его маргинальность скорее психологическая, чем социальная. Неустроенный, он ненавидит быт, всегда для него мещанский («Желудок в панаме!»), бедность прикрывает экстравагантной «кофтой фата», душевную слабость и ранимость - резкостью жестов и нагловатостью. Он нигилист, и он жадный искатель впечатлений, он безмерно любит себя и столь же преувеличенно в себе неуверен. Он живет на переходе, в центре столкновения нового и вечного, и тем близок подросткам любых эпох.

Угловатый, неуравновешенный, ироничный, он вполне напоминает всякого «юношу, обдумывающего житье». Но поскольку подростковый психологический комплекс выражен поэтом в форме художественной, причем подчеркнуто условной, гиперболической и даже гротескной, то для значительной части его сегодняшних духовных родственников он продолжает оставаться неузнаваемым. И это неудивительно: столь же странной кажется нам и собственная внешность в зеркале, собственный голос в звукозаписи, собственные жесты в видеоотражении. Задача учителя на первых порах - проявить сходство, обеспечить контакт. Для этого читаются стихотворения «А вы могли бы?», «Нате!» или подобные им дерзко неординарные ранние строки. Им и будет посвящен первый урок, который одновременно должен задать лейтмотив всем последующим. Всего же уроков планируется провести 6 (при трехчасовом преподавании литературы в неделю) или 8 (при четырехчасовом) по шести темам. Понятно, что в первом случае на каждую тему отводится один урок, а во втором»- учитель волен увеличить время изучения двух самых сложных или важных, по его мнению, проблем на один час.

ТЕМА 1. В. МАЯКОВСКИЙ И ФУТУРИЗМ

(Урок-лекция)

Творческий дебют Владимира Маяковского был непосредственно связан с художественной практикой и выступлениями русских футуристов. Как всякий большой художник, он пришел в искусство с заявкой нового зрения. Причем заявка была демонстративной, а жажда незнаемого, эпатаж - по-мальчишески вызывающими. Поэтому, читая в классе самые ранние стихи Маяковского «А вы могли бы?», «Послушайте!», «Нате!», «Адище города» и другие, можно захватить юношеское воображение мгновенно, без специальных разысканий «в курганах книг, / похоронивших стих».

Вместе с тем не стоит забывать, что поначалу Маяковский утверждал себя в группе. Об этом ученикам, может быть, уже известно из общей характеристики Серебряного века русской поэзии, но разговор о творческом дебюте Маяковского дает дополнительные возможность и необходимость широко представить русский футуризм как явление значительное и непростое. Опираясь на манифесты и мемуары участников движения (прежде всего на «Полутораглазый стрелец» Б. Лифшица), книги В. Альфонсова, Н. Степанова, Р. Дуганова, Н. Харджиева и В. Тренина, посвященные Хлебникову и Маяковскому, последние статьи о художественном авангарде и другие работы, важно подчеркнуть в первую очередь радикальность футуристических установок и их связь с катастрофичностью и динамикой «настоящего XX века» (выражение А. Ахматовой). Преодолевая гармоничность и психологизм предшествующей литературы, футуристы намеренно «остраняли» явления, лишали восприятие автоматизма: они вводили новые темы, расшатывали синтаксис и сокрушали ритмы, смешивали трагическое и комическое, лирику, эпос и драму, упоенно занимались поиском ощутимого слова.

Ближайшее для поэтов-футуристов искусство - живопись, выступавшая в общей связке лидером. В тезисах одного из докладов В. Маяковского значится: «3) Аналогичность путей, ведущих к постижению художественной истины, и живописи, и поэзии. 4) Цвет, линия, плоскость - самоцель живописи - живописная концепция, слово, его начертание, его фоническая сторона, миф, символ - поэтическая концепция». Естественно, что на первом из посвященных Маяковскому уроков не обойтись без демонстрации композиций П. Пикассо, К. Малевича, Н. Гончаровой, М. Ларионова, А. Лентулова и других представителей кубизма, супрематизма и смежных с ними течений. Но самое главное - показать приемы живописной поэтики Маяковского на примере стихотворений «Ночь», «Из улицы в улицу» и им подобных, акцентируя внимание школьников на зримости и динамической деформации образов, фонетических и смысловых смещениях.

Общие характеристики футуризма не могут, разумеется, главенствовать на уроке монографическом. Может быть, и не развертывая сравнений, необходимо все-таки напоминать о границах, разделяющих Маяковского не только с таким случайным спутником, как Северянин, но и с союзниками бесспорными: Хлебниковым, Каменским, Крученых. Последним присущи стихийность, интуитивность - Маяковский гораздо более социален и рационален. Это делает его самым понятным из футуристов и будетлян, но, поскольку, знакомясь с ранними поэтическими произведениями, учащиеся испытывают тем не менее серьезные затруднения, то на основе таких текстов, как «А все-таки», «Дешевая распродажа», «Я и Наполеон», отрывков из трагедии «Владимир Маяковский» и поэм, полезно будет показать не только зашифрованность, невероятные масштабы и алогизм, но и документальность, грубую откровенность урбанистических картин, наглядность тяготеющих к развернутости метафор.

Футуризм Маяковского не ограничен созиданием форм. Кроме стремления овладеть мастерством, он включал в себя и атеизм, и интернационализм, и антибуржуазность, и революционность. В ранних статьях поэта многократно сказано о самоцельности слова, но там же заявлено: «Нам слово нужно для жизни. Мы не признаем бесполезного искусства». Футуризм Маяковского - опыт не столько самоценного творчества, сколько факт жизнетворчества.

Вопросы и задания

1. Основные принципы западного и отечественного футуризма.

2. Что объединяет художников-авангардистов и русских поэтов-будетлян? В текстах последних обратите внимание на работу с цветом, деформацию предметов, явления «заумной речи». Объясните художественный эффект этих и подобных им приемов.

3. Расскажите о восприятии вызывающего поведения и творчества футуристов современниками. Поделитесь собственными впечатлениями.

4. Сравните Маяковского с Хлебниковым и Северяниным - в чем видится вам своеобразие его футуризма? Обратите внимание на наглядность его образов, особенности метафорического ряда и построения произведений.

ТЕМА 2. ПОЭМА «ОБЛАКО В ШТАНАХ» (Монографический анализ)

ТЕМА 3. «МОЯ РЕВОЛЮЦИЯ» (Урок-диспут)

ТЕМА 4. ПОЭМА «ПРО ЭТО» (Монографическое изучение)

ТЕМА 5. ХРЕСТОМАТИЙНО-СОВЕТСКИЕ СТРАНИЦЫ

(Обзор)

Во второй половине 20-х годов Маяковский раз за разом настаивал на необходимости утверждения злободневного стиха: «Больше тенденциозности. Оживите сдохшую поэзию темами и словами публицистики»; «Разница газетчика и писателя - это не целевая разница, а только разница словесной обработки. <…> Мы выдвигаем единственно правильное и новое, это - «поэзия - путь к социализму». Сейчас этот путь идет между газетными полями». Однако подобная литература обязательно имеет прикладной характер. Автор в ней - рупор, репродуктор политики.

Тяготение к плакату, лубку намечается у Маяковского уже в 1915-1916 годах. После революции оно программно осознается не только в теории «социального заказа» и реализуется не только в рамках собственно агитационных стихов, но практически везде - черно-белая огласовка сохраняется, например, в заграничных циклах, только в особой транскрипции - «Блек энд уайт». Разумеется, значима она и в поэмах о революции, для Маяковского последнего периода программных.

В это время поэт все чаще рвется «идти, приветствовать, рапортовать!», иногда буквально «глупея от восторга». Вместе с тем - наряду с десятком, может быть, стихотворений - поэмы о Ленине и «Хорошо!» - несомненно, самое сильное из всего написанного поэтом в 1924-1929 годах. Сильное местами. По-прежнему искренне и мощно звучат последняя часть первого произведения и пролог второго, некоторые другие отрывки («Если / я / чего написал, / если / чего / сказал - / тому виной / глаза-небеса, / любимой / моей / глаза. / Круглые / да карие, / горячие / до гари»). И все же основная задача, которая встает перед учителем, характеризующим поэмы, - не эстетическая, а историко-литературная, поскольку в них зримо проступают особенности эволюции поэта. То есть к текстам, которые до недавнего времени рассматривались подробно, на многих уроках, допустимо теперь подойти обзорно и проблемно.

Открывая первое из двух произведений, прежде всего обратим внимание на то, что поэма, названная именем вождя, посвящается множеству - партии. Идеал поэт различает не вдали, а рядом и потому последовательно стирает черты божества в портрете вождя. Во-первых, образ всячески очеловечивается - особенно вначале. Во-вторых, и чем дальше, тем определенней, Ульянов превращается у Маяковского в Ленина - в явление, воплощенное выражение миллиона воль. Вождь неотрывен от класса, партии, и для писателя, уверовавшего в ничтожность отдельной личности («Единица - вздор / единица - ноль»), - это главное. По-прежнему ненавидя слабость конкретного человека, Маяковский противопоставляет ему некую сверхвеличину, но отныне это не гипертрофированное «я» или фантастический Иван, а бесполое «мы». Неудивительно, что в некоторых произведениях поэта тех же лет (например, в «Летающем пролетарии») люди совершенно безлики. Его Иванов, да еще и десятый, напоминает своих однофамильцев из «Столбцов» - только освещены они прямо противоположно Заболоцкому.

Помимо концепции человека, важно затронуть и проблему жанра. Его определяли по-разному, называя произведение и возвышенно (лирическим эпосом), и уничижительно («рифмованным докладом на политическую тему» - М. Беккер). Основания имеются и для того и для другого. В целом же поэма представляет собой лирически обрамленную хронику, но если исповедальный пафос - там, где он прорывается, - практически лишен фальши, то эпос Маяковского сугубо публицистичен. Вся вторая часть произведения - это схематичный курс истории РКП(б), а данный в части первой «капитализма / портрет родовой» упрощен и шаржирован в стиле будущих прописей «Что такое хорошо и что такое плохо?».

У поэта есть свои объяснения на этот счет: портрет, мол, создавался «для внуков». Но именно внукам сполна открывается примитивность изображения. Иное дело - современники. «Не старая улица, - пишет Ю. Карабчиевский, - а новая власть так бы и корчилась безъязыкая, не будь у нее Маяковского. С ним, еще долго об этом не зная, она получила во владение именно то, чего ей не хватало: величайшего мастера словесной поверхности, гения словесной формулы»1. Утратив живую эстетическую ценность, поэма «Владимир Ильич Ленин» продолжает существовать в качестве красноречивого исторического документа, в том числе и для сегодняшних школьников.

Хроникальность «Хорошо!» еще очевиднее. Это произведение и разбирали раньше последовательно, по главам - теперь разумнее сосредоточиться лишь на самых существенных проблемах. Заглавная среди них - революция в понимании Маяковского. Впрочем, не только в его понимании: седьмая глава провоцирует на дискуссию по теме «Маяковский и Блок».

Именно Блок первым произносит ключевое для поэмы слово «Хорошо!» - даже так: «Очень хорошо». Но выйдем за пределы интерпретаций Маяковского - вспомним с учениками о «Двенадцати», статьях «Интеллигенция и революция», «Крушение гуманизма», напомним им про «Записку о «Двенадцати», стихотворение «Пушкинскому дому» - и тогда общий вывод, вполне вероятно, будет таким: Маяковский исторически правдивей, точней описал ближайшие судьбы революционной вольницы: «Этот вихрь, / от мысли до курка, / и постройку, и пожара дым / прибирала / партия / к рукам, / направляла, / строила в ряды». Зато Блок оказался прозорливей в прогнозах более отдаленных - гибель культуры он оплакивал неспроста, как бы иронически ни подавал это автор «октябрьской поэмы».

Через революцию Маяковский обретает родину, ранее для него как бы не существовавшую. С середины произведения тема социалистического отечества - основная в поэме. Утверждается она с целевой настойчивостью - достаточно напомнить о стереотипности концовок 13-15-й и 17-й глав. Разнообразие картин, интонаций приводятся в «Хорошо!» к единому патетическому знаменателю. Автор декларирует собственную приверженность к изображению документальному, жестко реалистическому, и все же гораздо чаще Маяковский поддерживает или сам изобретает социальные мифы, неизбежные как выражение просветительской, футуроцентричной природы его творчества.

Кому он действительно завидовал, так это поколениям молодым и будущим, которые могли бы воочию увидеть реализацию поэтовой мечты. Но и сам он не желал сидеть сложа руки: Маяковский стремился образовывать, организовывать грядущее, выволакивать его всеми мыслимыми для себя способами - от агиток и маршей («Впе- / ред, / вре- /мя! / Вре- / мя, / вперед!») до поэм. Понятно, что желаемое нередко принималось за действительное. Такова последняя глава «октябрьской поэмы». Ее оптимизм - это оптимизм утопии, по-детски простодушной (недаром возникают здесь стилевые переклички с «Кем быть?»), но и напористой, утверждаемой с постоянным нажимом («Как хо- / рошо!»).

Вопросы и задания

1. Какие темы и какие формы преобладают в творчестве В. Маяковского двадцатых годов? Процитируйте один из типовых примеров.

2. Можно ли увидеть в поэмах «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!» упрощенную «азбуку революции»? Как воспринимаются эти произведения вами сегодня?

3. Охарактеризуйте положение автора и доминирующий пафос послереволюционной поэзии Маяковского. Как по преимуществу он здесь выражается?

ТЕМА 6. УХОД И ЗАВЕЩАНИЕ ПОЭТА

(Итоговое занятие)

Заключительный урок подводит итоги жизнетворчества поэта и не исключает обобщения по эстетике и поэтике Маяковского.

М. Цветаева различала понятия «революционный поэт» и «поэт Революции». Причем «Слилось только раз в Маяковском», считала она. Действительно, стремление переделать мир - весь, включая и социум, и технику, и природу, и человеческую душу, - в крови футуристов. Но когда переворот состоялся, Маяковский взялся свершившееся поддерживать нескончаемым потоком агиток с их соответственным пафосом: «Вытряхнем / индивидуумов / из жреческих ряс. / Иди, искусство, из массы / и для масс».

Революция пожирает своих детей - в том числе и подобным образом. Поэт-новатор превращался в производителя штампов, поэта Революции, мастерство которого, во многом утратив былую органичность, становилось нарочитым (взять хотя бы составные рифмы), размышления подменялись нехитрой игрой слов, упражнениями в остроумии, а концентрированное переживание - все новыми и новыми темами. «Его место в революции, внешне столь логичное, внутренне столь принужденное и пустое, навсегда останется для меня загадкой», - писал Б. Пастернак в 1930 году. А спустя четверть века продолжил чуть ли не с того же места: «До меня не доходят эти неуклюжие зарифмованные прописи, эта изощренная бессодержательность, эти общие места и избитые истины, изложенные так искусственно, запутанно и неостроумно. Это, на мой взгляд, Маяковский никакой, несуществующий. И удивительно, что никакой Маяковский стал считаться революционным».

Так оценивал Пастернак практически все послеоктябрьское творчество поэта, «за вычетом (это он подчеркнул особо. - С. С.) посмертного и бессмертного документа «Во весь голос». Именно «Во весь голос», два вступления в эту неоконченную поэму, убеждают, что поэтический родник Маяковского не иссякал, но был придавлен громадным валуном идеологической самодисциплины - этим краеугольным камнем советской эстетики. Последним произведениям поэта, естественно, уделяется на заключительном уроке повышенное внимание.

Ведущий их пафос - в невозможности полного подчинения личного общественному. Показательно, что возникал он в строчках, посвященных не только любви, но и творчеству. Несмотря на многочисленные в 20-х годах заявления (вроде «Поэзия - производство»), искусство оставалось для Маяковского областью интимного, и недаром именно в стихи о поэзии (такие, например, как «Юбилейное», «Сергею Есенину», «Разговор с фининспектором о поэзии»), а также в отдельные заграничные стихотворения (в которых автор в меньшей степени оказывался самоподконтролен) врываются признания самые сокровенные и человечные - об одинокой тоске, очаровании и разочаровании: «Поймите ж - / лицо у меня / одно - / оно лицо, / а не флюгер»; «Вот и жизнь пройдет, / как прошли Азорские / острова»; «Все меньше любится, / все меньше дерзается, / и лоб мой / время / с разбега крушит. / Приходит / страшнейшая из амортизации - / амортизация / сердца и души». Но показательно, что такие произведения отмечены внутренней борьбой. Из стихотворения «Домой» была выброшена концовка:

Я хочу

быть понят моей страной,

а не буду понят, -

что ж,

по родной стране

пройду стороной,

как проходит

косой дождь.

И при этом автор даже гордился собой: «Несмотря на всю романсовую чувствительность (публика хватается за платки), я эти красивые, подмоченные дождем перышки вырвал».

Большинство стихотворений, о которых идет речь, - послания - наиболее живой у позднего Маяковского жанр. Поэт все острее ощущал недостаток кислорода и пытался найти конкретного собеседника, наладить диалог с классической и современной литературой, временем и вечностью. В строки монолитные, кованые, одические по преимуществу проникают ноты элегические или разговорные. Богатство интонаций и составляет, может быть, главную силу поэмы «Во весь голос». Как писал Г. Адамович, «трагическое, почти некрасовское дыхание, мощная ритмическая раскачка, какой-то набат в интонации…» (Вестник МГУ. - Сер. IX: Филология. - 1992. - № 4. - С. 81).

Впрочем, Адамович отказал Маяковскому в глубине и оригинальности мысли («плоский, нищенский текст»). Однако в интонации поэмы - не только ее основная сила, но и ее основной смысл. «Во весь голос» тоже послание, и адресовано оно не одним лишь потомкам: это попытка завязать живые контакты с современниками. Начато произведение очень уверенно («Я сам расскажу / о времени / и о себе»), с антитезы «фронт» - «садик». Победительно сказано и о самообуздании: «Но я / себя / смирял, / становясь / на горло / собственной песне». Но эта победа - пиррова: диалог с эпохой так и не завязался. Отсюда, вероятно, и та непомерная душевная усталость, которая различима в концовке: С хвостом годов

я становлюсь подобием

чудовищ

ископаемо-хвостатых.

Товарищ жизнь,

давай

быстрей протопаем,

протопаем

по пятилетке

дней остаток.

Мне

и рубля

не накопили строчки,

краснодеревщики

не слали мебель на дом.

И кроме

свежевымытой сорочки,

скажу по совести,

мне ничего не надо.

Не меняет картины и последнее ударное четверостишие, тем более что им поэма не завершалась - есть еще пять частей «Неоконченного», ставшего поэтическим завещанием Маяковского и одновременно напомнившего о раннем творчестве поэта.

После «Люблю» и «Про это» любовная лирика вырождалась у него в построения сугубо тематические («Письмо товарищу Кострову о сущности любви», «Письмо Татьяне Яковлевой»), эпос одолевал лирику или подчинял ее себе (в поэмах «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!»), и до крайнего момента этот процесс казался неизбежным и бесповоротным. Но все же агитпроп ему действительно «в зубах навяз» - неосторожная обмолвка из первого вступления развернулась в трагически-пронзительном «Неоконченном» и объяснила - в какой-то мере - финальный выстрел.

Живой памятник, в который превращался зрелый Маяковский, не мог существовать долго: мертвое или живое обязательно должно было взять верх. По парадоксальной логике, самоубийство стало самым сильным проявлением жизни в последние годы поэта. «Двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта, на тринадцатый поэт встал и человека убил, - писала М. Цветаева. - Если есть в этой жизни самоубийство, оно не там, где его видят, и длилось оно не спуск курка, а двенадцать лет жизни».

Взывая, очевидно, и к нынешним поколениям, Маяковский аттестовал себя так: «Слушайте, / товарищи-потомки, / агитатора, / горлана-главаря», но еще героиня поэмы «Люблю» «за рыком, / за ростом, / взглянув, / разглядела просто мальчика». Вот и нам бы различить и показать за злободневной риторикой вечного отрока - первооткрывателя мира, романтика, максималиста. Только тогда он станет духовно близок, интересен как поэт подросткам сегодняшним.

Вопросы и задания

1. Чем отличается творческое поведение поэта в последнее десятилетие жизни? Расскажите о нем, опираясь на воспоминания современников и автобиографию «Я сам».

2. Обратившись к стихотворениям «Юбилейное», «Сергею Есенину», первому вступлению к поэме «Во весь голос», охарактеризуйте контакты В. Маяковского с классической и современной литературой.

3. Почему столь часто обращался поэт во второй половине 20-х годов к жанру стихотворного послания? Обратите внимание на круг излюбленных адресатов, охарактеризуйте щедрость живых интонаций.

4. Объясняет ли поэма «Во весь голос» (два вступления в нее) роковой шаг Маяковского-человека?

5. Насколько связано это произведение с ранним творчеством? Попытайтесь обобщить материал по художественной эволюции поэта. Оцените его вклад в отечественную литературу.

Опорные понятия

По теме «Творчество В. Маяковского» предполагается дать определения и краткие характеристики следующим понятиям: «лирический герой», «остранение», «пафос», «метафора», «тоническая система стихосложения», «миф», «утопия».

Темы сочинений

Человек настоящего и человек будущего в творчестве Маяковского.

Трагедия художественная и трагедия человеческая.

Романтическое двоемирие Маяковского.

Тема цивилизации и образ города в стихах Маяковского.

Пафос дооктябрьского творчества.

Лирика любви.

Современность сатиры Маяковского.

Утопии и антиутопии 20-х годов.

Анализ одного из стихотворений Маяковского (по выбору учащегося).

Когда и в чем Маяковский был истинно революционным поэтом?

Рекомендуемая литература

Альфонсов В. Нам слово нужно для жизни: В поэтическом мире Маяковского. - Л., 1984.

В мире Маяковского: Сборник статей: В 2 кн. - М., 1984.

Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. - М., 1990.

Лифшиц Б. Полутораглазый стрелец: Стихотворения, переводы, воспоминания. - Л., 1989.

Михайлов А. Маяковский. - М., 1988.

Пастернак Б. Охранная грамота: Люди и положения (по любому изданию).

Харджиев Н., Тренин В. Поэтическая культура Маяковского. - М., 1970.

Цветаева М. Поэт и время: Эпос и лирика современной России: Владимир Маяковский и Борис Пастернак (по любому изданию).

Якобсон Р. О поколении, растратившем своих поэтов // Вопросы литературы. - 1990. - № 11, 12.

Карабчиевский Ю. Воскресение Маяковского. - М., 1990. - С. 44.

Традиционно, характеризуя наследие Маяковского, не забывают и о его сатире, и она, несомненно, того заслуживает. Однако уместнее, может быть, рассматривать его лучшую комедию «Клоп» в составе обзорной темы «Литература двадцатых годов» - вместе с созвучными ей пьесами: «Мандат» Н. Эрдмана и «Зойкина квартира» М. Булгакова.