Методическая разработка курса Литературное краеведение

Патриотическое воспитание

при изучении тверской литературы

эпохи Древней Руси

(Из опыта работы

учителя русского языка и литературы

МБОУ СОШ № 17

г. Твери

Щербаковой Елены Александровны)

Курс «Литературное краеведение» имеет большое познавательное, воспитательное и практическое значение для учащихся: они смогут больше узнать о местах, где родились и живут, расширить и углубить свои представления о культуре родного края, приобщиться в ходе занятий литературным краеведением к исследовательской работе.

Литературное краеведение - научная дисциплина, изучающая литературный процесс в тверском крае (пребывание известных писателей и поэтов в нашем крае, их вклад в литературный процесс).

Цель курса - воспитывать любовь к родному краю, познакомить учащихся с историей развития художественной литературы, литературой жизни в тверском крае, с творчеством тверских писателей и поэтов, с местными литературными традициями.

Данный курс предназначен для учащихся 8-х классов, рассчитан на 17 часов. Акцент делается на древнерусскую литературу, так как этот пласт литературы менее изучен в средней школе. А литература XIX -XX веков теснейшим образом связана с историко-литературным процессом.

Основные виды деятельности учащихся - слушание, конспектирование, подготовка сообщений, докладов, комментированное чтение, анализ текстов, проведение исследовательской работы, экскурсии.

В данном курсе рассматриваются и изучаются наиболее значимые произведения древней Твери, произведения поэтов и писателей XIX -XX веков.

В самом начале курса учащимся предлагаются темы для самостоятельной исследовательской работы. Они разрабатывают выбранную тему, пишут работу. Причём они могут предложить свою тему, разработать её в группе (2-3 человека), создать презентацию. Заканчивается курс «Литературное краеведение» научно-практической конференцией, на которой ребята защищают свои проекты, индивидуальные и групповые.

Впоследствии работы учащихся используются на уроках.

Для учащихся составлено пособие, в котором помещены тексты произведений, иллюстративный материал, комментарии, вопросы, задания, список тем для исследовательских работ, список литературы, который они могут использовать при работе (См. пособие).

Начинается курс «Литературное краеведение» со знакомства с литературой древней Твери, которая была заметным и своеобразным явлением. Зародившаяся в 80-е годы XIII века с началом Тверского летописания, она носит преимущественно областной характер, хотя в лучших её произведениях общерусские её интересы по-прежнему преобладают над местными: тематикой её служит борьба с внешними врагами, а господствующеё мыслью является идея объединения Руси.

Изучение литературы древней Твери мы начинаем с древнейшего из сохранившихся памятников «Наставления» тверского епископа Симеона (XIII в.).

Учащиеся заранее находят материал о тверском епископе Симеоне. Читаем текст, предварительно выяснив, что это за жанр такой «наставление». Узнаём значения непонятных слов, например ТИУН.

Выполняем задания в пособии.

В завершении работы над текстом учащиеся отвечают на вопросы, например:

- Какие идеи «Наставления» актуальны сегодня? Почему?

Ранние выступления Твери за национальное объединение, борьба с Москвой и постоянная вражда с ордынскими ханами сделали тверскую литературу активной политической силой.

«Повесть о Шевкале» и народная песня о Щелкане Дудентьевиче, в которых нашло отражение тверское антиордынское восстание 1327 года, является следующей темой наших уроков.

Прослушав сообщение учащихся о событии 1327 года, мы знакомимся с текстами, выполняем задания, сравнивая эти два произведения. (См. приложение.)

В условиях борьбы Твери с Москвой за преобладающую роль среди северо-восточных княжеств в процессе объединения Руси (XIV - XV века) тверские книжники особый интерес проявили к жизнеописаниям тверских князей. Начиная с «Повести о святом благоверном великом князе Михаиле Ярославиче Тверском», они создали ряд произведений историческо-хвалебного содержания, проникнутых своеобразным «тверским» патриотизмом. Цель таких произведений - возвеличить своих тверских князей.

И мы говорим на уроке о таких произведениях, как «Повесть о «взыскании» Александра русскими князьями», рассказывающая о событиях 1329-1330-х годов, «Повесть об убиении Александра Михайловича и его сына Фёдора в Орде».

Последнее произведение проникнуто идеей добровольной жертвы во имя общего блага; князь сознательно идёт на смерть, чтобы предотвратить разорение русской земли татарами.

Рассматриваем произведения, посвященные великому князю тверскому Михаилу Александровичу, например, «Похвальное слово Михаилу Александровичу», дошедшее до нас в составе «Тверского сборника», и говорит о том, что в одних произведениях он прославлялся как тверской князь, время правления которого было временем могущества и благоденствия Тверского княжества, а в других он характеризовался как потомок великого князя киевского Владимира Святославича, достойный быть самодержцем Русской земли.

Но, конечно, особое внимание на уроке уделено изучению «Повести о святом благоверном великом князе Михаиле Ярославиче Тверском».

Учащиеся готовят и сообщения, и презентации, посвященные Михаилу Ярославичу Тверскому, собирают иллюстративный материал.

Текст повести анализируется, акцент делается на основную идею повести - обоснование необходимости борьбы с ордынским игом путём объединения Руси под властью тверских князей.

На заключительном занятии учащиеся пишут сочинения-рассуждения на одну из тем по выбору:

• «Почему мученическая смерть Михаила Тверского воспринимается нами как подвиг?»

• «Почему Михаил Тверской - покровитель Тверской земли?»

Приведу несколько выдержек из работ учащихся.

«Одним из самых главных аспектов нашей жизни является литература. Древняя литература помогает обратиться к её истокам… Литература нашего родного края играет немаловажную роль в развитии российской литературы в целом, она об исторических личностях, событиях; помогает нам обратиться к прошлому, изучить быт и нравы наших предков… Так как же памятники литературы древней Твери воспитывают в нас любовь к нашему краю? Без всякого сомнения, прочитав некоторые произведения древней тверской литературы, мы начинаем гордиться тверскими героями: восхищаемся подвигами Михаила Тверского, смелостью Афанасия Никитина. В нас пробуждается любовь к родному краю. Я считаю, что мы должны гордиться тем, что памятники литературы древней Твери сохранились, и мы можем изучать историю нашего города «из первых уст» (Зайцева Екатерина, 8⁴ класс).

«… поступок Михаила Тверского является подвигом настоящего князя, достойного носить гордое имя тверского покровителя… только настоящий патриот мог пожертвовать собой ради благополучия своего народа… » (Лозина Полина, 8² класс)

«Подвиг - это поступок, требующий высокого морального напряжения, силы воли, выносливости, сотворенный ради благого дела. На подвиг способен далеко не каждый. Ярким примером подвига является мученическая смерть Михаила Тверского в Орде… Способность самопожертвования ради блага других присуща далеко не каждому…» (Косолапова Екатерина, 8⁴ класс)

«Некоторые люди забывают тех, кто подарил нам жизнь и свободу, тех, кто стоял у истоков зарождения Твери… Не стоит забывать героев, чьи имена известны каждому, о чьих подвигах складываются легенды. И именно древняя литература Твери позволяет нам отдать должное великим князьям нашей земли. Она воспитывает в нас любовь и уважением к родному тверскому краю…» (Савельев Марк, 8² класс)

Говоря о выдающихся памятниках литературы II половины XV века, мы останавливаемся на изучении «Хождения за три моря» Афанасия Никитина. Текст произведения учащиеся читают в разных изданиях и готовят задания по анализу текста. (В библиотеке кабинета есть тексты в наличии). (См. пособие.)

На уроках литературного краеведения мы обращаемся и к программным произведениям. Так к XVII веку относится «Повесть об основании тверского Отроч монастыря». Изучая и анализируя эту поэтическую повесть, мы сравниваем её с уже изученной на уроках литературы «Повестью о Петре и Февронии Муромских», ещё раз выявляем разницу жанров «повесть» и «древнерусская повесть».

Развитие сатиры - один из лучших показателей роста общественного самосознания - присуще русской литературе с древнейших времен.

Содержание сатиры XVII века направлено против разных сторон феодально-крепостнического общества, прежде всего против чиновничества и духовенства.

Изучение произведений древней Твери мы завершаем чтением и анализом «Калязинской челобитной», обращая особое внимание на язык этого произведения.

У учащихся складывается ясное представление об особенностях литературы древней Твери, разнообразии жанров. Ведь она дала и светскую историческую повесть, публицистические произведения, житийную литературу, сохранила образец народного творчества.

Творцами этой литературы были представители различных слоёв общества. Среди авторов придворный, посадский человек, монах, епископ и сам народ, сложивший антиордынскую песню.

В её произведениях живая связь с историческими событиями, что является убедительным доказательством подъёма тверской культуры в XIV -XV веках.

После присоединения Твери к Московскому великому княжеству литература древней Твери влилась в русло общерусской литературы.

Характерные для литературы древней Твери общерусские мотивы, объединительные идеи, яркая антиордынская направленность, обращение к наследию Киевской Руси, разнообразие жанров во многом предвосхитили основные направления развития московской литературы в период её расцвета в XV -XVII века.

Таким образом, у учащихся формируются знания не только по самой дисциплине «Литературное краеведение», но и воспитывается любовь к своему краю, духовность и гордость за то, что именно Тверь является основой развития дальнейшего литературного процесса в России.

Приложение 1.

Тема урока: «Повесть о Шевкале» (Сравнение повести с народной исторической песней «О Щелкане Дудентьевиче»).

Вид урока: ученическое исследование.

Цели урока:

- образовательные: обеспечить в ходе урока повторение и закрепление знаний,

полученных на предыдущих занятиях; знакомство с «Повестью о Шевкале», историческом документе о трагическом времени в Твери; продолжить формирование специальных умений по предмету, общеучебных умений и навыков: навыки планирования ответа, навыки самоконтроля и взаимоконтроля, навыки объективной оценки результатов своей деятельности, умение слушать и

задавать вопросы, умение вести диалог, умение выступать перед аудиторией;

- воспитательные: воспитание коллективного труда в группе, этическое и патриотическое воспитание; рациональная организация учебного времени; воспитание стремления к самообразованию и самосовершенствованию;

- развивающие: развивать умение выделять главное, существенное в изучаемом

материале, обобщать полученные факты, логически излагать свои мысли;

развивать эмоции учащихся, создав на уроке ситуации удивления, радости, занимательности через использование творческого задания на уроке; при работе с наиболее подготовленными учащимися обратить особое внимание на развитие определённых сторон интеллекта,воли, эмоций, способностей.

Предварительное домашнее задание:

Подготовить сообщения и презентации по темам:

1. О татарском после Шевкале (Чолхане).

2. О восстании тверичей в 1327 году.

Оборудование:

1. Интерактивная доска

2. Презентации

3. Иллюстративный материал

4. Пособие по курсу «Литературное краеведение» (автор Щербакова Е.А., учитель русского языка и литературы МОУ СОШ № 17)

Ход занятия:

1. Организационный момент.

2. Сообщения учащихся и одновременный просмотр презентаций по темам:

1. О татарском после Шевкале (Чолхане).

2. О восстании тверичей в 1327 году.

3. Чтение «Повести о Шевкале» (в переводе) с комментариями и ответы на вопросы (Пособие по курсу «Литературное краеведение»).

(Текст читаем в пособии.)

• Найдите слова, в которых автор объясняет причину похода Шевкала на Тверь.

• Прочитайте, какими эпитетами «награждает» автор Шевкала. Можем ли мы судить, как автор относится к нему?

• Каковы цели Шевкала?

• Каким путем он их достиг?

• Почему князь Александр Михайлович велел тверичанам терпеть?

• Почему тверичи потерпели поражение?

• Как вы думаете, правильно ли поступили тверичи? Как их характеризует выступление против бесчинства татар?

• Понравилась ли вам повесть? Чем? Какое произвела впечатление?

4. Чтение народной исторической песни «О Щелкане Дудентьевиче» и ответы на вопросы (Пособие по курсу «Литературное краеведение»).

(Текст читаем в пособии.)

• Каким предстает Щелкан в песне?

• В каких словах песни отражена жестокость татарских баскаков?

• Каким образом в песне подчеркивается особая жестокость Щелкана?

5. Сравнение памятника древнерусской литературы XIV века «Повесть о Шевкале» и народную историческую песню «О Щелкане Дудентьевиче».

(Работа в группах.)

6. Итог урока.

• Что узнали на сегодняшнем уроке?

• Понравились ли вам повесть и песня? Чем? Какое произвели впечатление?

7. Домашнее задание.

1. Чтение «Повести о святом благоверном великом князе Михаиле Ярославиче Тверском».

2. Подготовить сообщение «История создания «Повести»

3. Подготовить презентацию «Памятники Михаилу Тверскому» (по желанию).

Приложение 2.

Тема урока: «Повесть о святом благоверном великом князе Михаиле Ярославиче Тверском».

Вид урока: беседа.

Цели урока:

- образовательные: обеспечить в ходе урока повторение и закрепление знаний,

полученных на предыдущих занятиях; знакомство с историей создания повести, источника, в которых сохранилась рукопись, темой и основной идеей повести; продолжить формирование специальных умений по предмету, общеучебных умений и навыков: навыки планирования ответа, навыки самоконтроля и взаимоконтроля, навыки объективной оценки результатов своей деятельности, умение слушать и задавать вопросы, умение вести диалог;

- воспитательные: воспитание коллективного труда в группе, этическое и патриотическое воспитание; рациональная организация учебного времени; воспитание стремления к самообразованию и самосовершенствованию;

- развивающие: развивать умение выделять главное, существенное в изучаемом материале, обобщать полученные факты, логически излагать свои мысли; развивать эмоции учащихся, создав на уроке ситуации удивления, радости, занимательности через использование творческого задания на уроке; при работе с наиболее подготовленными учащимися обратить особое внимание на развитие определённых сторон интеллекта, воли, эмоций, способностей.

Предварительное домашнее задание:

I.Чтение «Повести о святом благоверном великом князе Михаиле Ярославиче Тверском».

II.Подготовить сообщения и презентации по темам:

1. История создания повести.

2. Памятники Михаилу Тверскому.

Оборудование:

1. Интерактивная доска

2. Презентации

3. Иллюстративный материал

4. Пособие по курсу «Литературное краеведение» (автор Щербакова Е.А., учитель русского языка и литературы МОУ СОШ № 17)

Ход занятия:

1. Организационный момент.

2. Сообщения учащихся и одновременный просмотр презентаций по темам:

1. История создания повести.

2. Памятники Михаилу Тверскому.

3. Беседа по содержанию повести.

(Текст повести и вопросы для анализа в пособии.)

• Почему тверской князь Михаил Ярославич после смерти великого князя Андрея, благословившего его на великое княжение, пошел в Оду к царю?

• Почему произошла тяжба великая между князем Михаилом Ярославичем и племянником его князем Юрием Даниловичем?

• Почему князь Михаил Ярославич отступился от великого княжения?

• Опишите поведение князей:

а) во время подготовки к битве;

б) в сражении;

в) после битвы.

• Что решает предпринять князь Михаил Ярославич после кровопролитных событий на Тверской земле?

• Почему, по мнению князя Михаила Ярославича, на его теле не было после боя ни одной раны?

• Как «отплатили» князь Юрий Данилович и Кавгадый князю Михаилу Ярославичу за его гостеприимство и доброту?

• Почему князь Михаил Ярославич сам едет в Орду к царю?

• Почему был осужден князь Михаил Ярославич?

• Как переносил князь Михаил Ярославич мучения и надругательства?

• Как погиб князь Михаил Ярославич?

• Какое чудо великое сотворилось в Орде с телом убиенного князя Михаила Ярославича?

• Какое чудо сотворил Бог своею милостию в Москве?

4. Итог урока.

В заключение беседы обращается внимание учащихся на тему урока, предлагается им самостоятельно сделать вывод, в чем подвиг великого благоверного князя Михаила Ярославича Тверского.

5. Домашнее задание.

1. Чтение «Хождения за три моря» Афанасия Никитина.

2. Подготовить презентацию по описанию Индии, её природы и обитателей глазами Афанасия Никитина.

3. Выписать высказывания Афанасия Никитина о русской земле.

4. Привести примеры образности языка «Хождения».

Приложение 3.

Список тем итоговой письменной работы

по «Литературному краеведению»

1. Михаил Тверской в иконописи.

2. Тверские монастыри и их связь с памятниками древнерусской литературы.

3. Развитие жанра «жития» в литературе древней Твери.

4. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина - памятник древнерусской литературы.

5. Комическая опера И.А.Крылова «Кофейница», навеянная тверскими впечатлениями.

6. Драма А.С.Пушкина «Русалка» и её тверская основа.

7. История создания стихотворения «Зимнее утро» А.С.Пушкина.

8. А.С.Пушкин в Старице. Поэт и Катенька Вельяшева. Стихотворение «Подъезжая под Ижоры».

9. И.С.Тургенев в Премухине. Стихи, посвященные Т.Бакуниной.

10. Рассказы И.С.Тургенева «Переписка», «Андрей Колосов».

11. Рассказ Л.Н.Толстого «Охота пуще неволи» и его тверская основа.

12. В.Г.Короленко «История моего современника». Глава «Вышневолоцкая тюрьма» как отражение биографии писателя.

13. Стихи Н.С.Гумилева, посвященные А.А.Ахматовой («Она», «Жираф», «Сонет», «Я верно болен…», «Пятистопные ямбы»).

14. Поэтический мир С.Д.Дрожжина.

15. В.Я.Шишков - мастер «шутейных рассказов» («Спектакль в селе Огрызове»).

16. Тверской край в рассказах В.Я.Шишкова.

17. Рассказы и очерки И.С.Соколова-Микитова о тверском крае.

18. Роман Б.Н.Полевого «Глубокий тыл» как отражение событий в Калинине во время Великой Отечественной войны.

19. Рассказ Б.Н.Полевого «Последний день Матвея Кузьмина» о тверском крестьянине, повторившем подвиг Сусанина.

20. Рассказы Б.Н.Полевого «Разведчики», «Сапер Николай Харитонов» как отражение событий на Калининском фронте.

21. «Сокрушение тайфуна» Б.Н.Полевого как отражение событий в боях за освобождение Калинина и на Калининском фронте.

22. А.Твардовский «Я убит подо Ржевом». История создания стихотворения.

23. Тверские поэты о родной земле. (По выбору.)

24. Проза современных тверских писателей. (По выбору.)

Приложение 5.

Наставление Тверского епископа Симеона

Полоцкий князь Константин, прозванный Безруким, собираясь укорить у себя на пиру за что-то своего тиуна, сказал при всех епископу: «Владыко, где будет тиун на том свете?» Епископ Семен отвечал: «Где и князь!» Князь же, рассердившись, говорит епископу: «Тиун неправедно судит, взятки берет, имущество людей с торгов продает, мучит, злое все делает, а я тут при чем?» И говорит епископ: «Если князь хороший, богобоязненный, людей бережет, правду любит, то выбирает тиуном или иным начальником человека доброго и богобоязненного, исполненного страха Божия, разумного, праведного, творящего все по законам Божиим и судить умеющего. Тогда князь - в рай, и тиун - в рай. Если же князь лишен страха Божия, христиан не бережет, сирот не милует и вдовиц не жалеет, то ставит тиуном или начальником человека злого, Бога не боящегося, закона Божия не знающего, судить не умеющего, - только для того, чтобы добывал князю имущество, а людей не щадил. Как взбесившегося человека напустил на людей, вручив ему меч, - так и князь, дав округу злому человеку, губит людей. Тут и князь - в ад, и тиун - с ним в ад!»

Повесть о Шевкале.

В лѣто 6834. <...> Того же лѣта князю Александру Михайловичу дано княжение великое, и прииде из Орды, и сѣде на великое княжение. Потом, за мало дний, за умножение грѣх ради наших, Богу попустившу диаволу възложити злаа въ сердця безбожным татаром глаголати безаконному царю: «Аще не погубиши князя Александра и всѣх князий русскых, то не имаши власти над ними». И безаконный и треклятый всему злу начальник Шевкалъ, разоритель христианскый, отверзъ сквернаа своя уста, начат глаголати, диаволом учим: «Господине царю, аще ми велиши, азъ иду въ Русь и разорю христианство, а князя их избию, а княгини и дѣти к тебѣ приведу». И повелѣ ему царь сътворити тако.В год 6834 (1326). <...> В том же году Александру Михайловичу было дано княжение, и он пришел из Орды и сел на великокняжеский престол. Потом, немного дней спустя, из-за умножения наших грехов, когда Бог позволил дьяволу вложить в сердце безбожных татар злую мысль, сказали они своему беззаконному царю: «Если не погубишь князя Александра и всех князей русских, то не получишь власти над ними». Тогда беззаконный и проклятый зачинатель всего зла Шевкал, разоритель христианства, отверз свои скверные уста и начал говорить, наученный дьяволом: «Государь царь, если ты мне велишь, я пойду на Русь, разорю христианство, убью их князя, а княгиню и детей приведу к тебе». И царь велел ему так сотворить.

Безаконный же Шевкал, разоритель христианскый, поиде въ Русь с многыми татары и прииде на Тфѣрь и прогна князя великаго съ двора его, а сам ста на князя великаго дворѣ с многою гръдостию и яростию. И въздвиже гонение велико на христианы насилством и граблением, и битием, и поруганием. Народи же гражданстии, повсегда оскорбляеми от поганых, жаловахуся многажды великому князю, дабы их оборонил. Он же, видя озлобление людий своих и не могы их оборонити, трьпѣти им веляше. И сего не трьпяще тфѣричи искаху подобна врѣмени.Беззаконный же Шевкал, разоритель христианства, пошел на Русь со многими татарами, и пришел в Тверь, и выгнал великого князя с его двора, а сам поселился на великокняжеском дворе, исполненный гордости и ярости. И сотворил великое гонение на христиан - насилие, грабеж, избиение и поругание. Люди же городские, постоянно оскорбляемые нехристями, много раз жаловались великому князю, прося оборонить их. Он же, видя озлобление своих людей и не имея возможности их оборонить, велел им терпеть. Но тверичи не терпели, а ждали удобного времени.

И бысть въ день 15 аугуста мѣсяца, въ полутора, как торгъ сънимается, нѣкто диаконъ тфѣритинъ, прозвище ему Дудко, поведе кобылицу младу и зѣло тучну, напоити ю на Волзѣ воды. Татарове же, видѣвше, отъяша ю, диакон же, съжаливъси зѣло, начатъ въпити, глаголя: «О мужи тфѣрстии, не выдавайте!»И случилось так, что 15 августа, ранним утром, когда собирается торг, некий диакон-тверянин, - прозвище ему Дудко, - повел кобылицу, молодую и очень тучную, напоить водой в Волге. Татары же, увидев ее, отняли. Диакон же очень огорчился и стал вопить: «Люди тверские, не выдавайте!»

И бысть между ими бой. Татарове же, надѣющеся на самовластие, начаша сѣчи, и абие сътекошася человѣци и смятошася людие. И удариша въ вся колоколы, и сташа вечемъ, и поворотися град весь, и весь народ в том часѣ събрася. И бысть в них замятня, и кликнуша тфѣричи и начаша избивати татаръ, где котораго застропивъ, дондеже и самого Шевкала убиша. И всѣх по ряду, не оставиша и вѣстоноши, развѣ иже на поли пастуси стада конева пасущеи. Тии похватавше лучшии жребци и скоро бѣжаша на Москву и оттолѣ въ Орду и тамо възвѣстиша кончину Шевкалову. <...>И началась между ними драка. Татары же, надеясь на свою власть, пустили в ход мечи, и тотчас сбежались люди, и началось возмущение. И ударили во все колокола, стали вечем, и восстал город, и сразу же собрался весь народ. И возник мятеж, и кликнули тверичи и стали избивать татар, где кого поймают, пока не убили самого Шевкала. Убивали же всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, пасших на поле стада коней. Те взяли лучших жеребцов и быстро бежали в Москву, а оттуда в Орду, и там возвестили о кончине Шевкала <...>

А убиен бысть Шевкал в лѣто 6835. И то слышав, безаконный царь на зиму посла рать на землю Русскую, 5 темников, а воевода Федорчюк, и людий множество погубиша, а иныя в плѣнъ поведоша, а Тфѣрь и вся грады огнем пожгоша. Великый же князь Александръ, не трьпя безбожныя их крамолы, оставль княжение русское и вся отчьствиа своя, и иде в Пьсковъ с княгинею и съ дѣтми своими, и пребысть в Пьсковѣ.

В год 6834 (1326). <...> В том же году Александру Михайловичу было дано княжение, и он пришел из Орды и сел на великокняжеский престол. Потом, немного дней спустя, из-за умножения наших грехов, когда Бог позволил дьяволу вложить в сердце безбожных татар злую мысль, сказали они своему беззаконному царю: «Если не погубишь князя Александра и всех князей русских, то не получишь власти над ними». Тогда беззаконный и проклятый зачинатель всего зла Шевкал, разоритель христианства, отверз свои скверные уста и начал говорить, наученный дьяволом: «Государь царь, если ты мне велишь, я пойду на Русь, разорю христианство, убью их князя, а княгиню и детей приведу к тебе». И царь велел ему так сотворить.

Безаконный же Шевкал, разоритель христианскый, поиде въ Русь с многыми татары и прииде на Тфѣрь и прогна князя великаго съ двора его, а сам ста на князя великаго дворѣ[4] с многою гръдостию и яростию. И въздвиже гонение велико на христианы насилством и граблением, и битием, и поруганием.[5] Народи же гражданстии, повсегда оскорбляеми от поганых, жаловахуся многажды великому князю, дабы их оборонил. Он же, видя озлобление людий своих и не могы их оборонити, трьпѣти им веляше. И сего не трьпяще тфѣричи искаху подобна врѣмени.

Беззаконный же Шевкал, разоритель христианства, пошел на Русь со многими татарами, и пришел в Тверь, и выгнал великого князя с его двора, а сам поселился на великокняжеском дворе, исполненный гордости и ярости. И сотворил великое гонение на христиан - насилие, грабеж, избиение и поругание. Люди же городские, постоянно оскорбляемые нехристями, много раз жаловались великому князю, прося оборонить их. Он же, видя озлобление своих людей и не имея возможности их оборонить, велел им терпеть. Но тверичи не терпели, а ждали удобного времени.

И бысть въ день 15 аугуста мѣсяца, въ полутора, как торгъ сънимается, нѣкто диаконъ тфѣритинъ, прозвище ему Дудко, поведе кобылицу младу и зѣло тучну, напоити ю на Волзѣ воды. Татарове же, видѣвше, отъяша ю, диакон же, съжаливъси зѣло, начатъ въпити, глаголя: «О мужи тфѣрстии, не выдавайте!»

И случилось так, что 15 августа, ранним утром, когда собирается торг, некий диакон-тверянин, - прозвище ему Дудко, - повел кобылицу, молодую и очень тучную, напоить водой в Волге. Татары же, увидев ее, отняли. Диакон же очень огорчился и стал вопить: «Люди тверские, не выдавайте!»

И бысть между ими бой. Татарове же, надѣющеся на самовластие, начаша сѣчи, и абие сътекошася человѣци и смятошася людие. И удариша въ вся колоколы, и сташа вечемъ, и поворотися град весь,[6] и весь народ в том часѣ събрася. И бысть в них замятня, и кликнуша тфѣричи и начаша избивати татаръ, где котораго застропивъ, дондеже и самого Шевкала убиша. И всѣх по ряду, не оставиша и вѣстоноши, развѣ иже на поли пастуси стада конева пасущеи. Тии похватавше лучшии жребци и скоро бѣжаша на Москву и оттолѣ въ Орду и тамо възвѣстиша кончину Шевкалову. <...>

И началась между ними драка. Татары же, надеясь на свою власть, пустили в ход мечи, и тотчас сбежались люди, и началось возмущение. И ударили во все колокола, стали вечем, и восстал город, и сразу же собрался весь народ. И возник мятеж, и кликнули тверичи и стали избивать татар, где кого поймают, пока не убили самого Шевкала. Убивали же всех подряд, не оставили и вестника, кроме пастухов, пасших на поле стада коней. Те взяли лучших жеребцов и быстро бежали в Москву, а оттуда в Орду, и там возвестили о кончине Шевкала <...>

А убиен бысть Шевкал в лѣто 6835.[7] И то слышав, безаконный царь на зиму посла рать на землю Русскую, 5 темников, а воевода Федорчюк,[8] и людий множество погубиша, а иныя в плѣнъ поведоша, а Тфѣрь и вся грады огнем пожгоша. Великый же князь Александръ, не трьпя безбожныя их крамолы, оставль княжение русское и вся отчьствиа своя, и иде в Пьсковъ с княгинею и съ дѣтми своими, и пребысть в Пьсковѣ.

Убит же был Шевкал в 6835 (1327) году. И, услышав об этом, беззаконный царь зимой послал рать на Русскую землю - пять темников, а воевода у них Федорчук, и убили они множество людей, а иных взяли в плен; а Тверь и все тверские города предали огню. Великий же князь Александр, чтобы не терпеть безбожных преследований, оставив русский великокняжеский престол и все свои наследственные владения, ушел во Псков с княгиней и детьми и остался в Пскове.

Повесть о святом великом князе

Михаиле Ярославиче Тверском

В ЛѢТО 6800. УБИЕНИЕ БЛАГОВѢРНОГО И ХРИСТОЛЮБИВАГО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА ЯРОСЛАВИЧА, МЕСЯЦА НОЯБРЯ ВЪ 22 ДЕНЬВ ГОД 6800. УБИЕНИЕ БЛАГОВЕРНОГО И ХРИСТОЛЮБИВОГО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА ЯРОСЛАВИЧА, МЕСЯЦА НОЯБРЯ В 22 ДЕНЬ

Благослови, отче.Благослови, отче.

Венецъ убо многоцвѣтенъ всякимъ украшениемъ и всякимъ цвѣточным видящимъ его очима многую свѣтлость подастъ. Кииждо убо взора своего видѣниемъ влечетъ к собѣ: ово бѣлым образомъ цвѣточнымъ просвѣщается, ин же черленым и багряным и зѣло точнымъ лице имѣя; а въ едином совокуплении смѣсившимся от многъ арамат чюдоносную воню испущающе благоухания, изимающе злосмрадие от сердца вѣрных. Сице убо жития имѣющих велие усвоение къ единому Богу, желающе, како угодия ему сътворити, киимъ доити и видѣти горний Иерусалимъ: овии же отложше плотскую немощь, постомъ и молитвами в пустыняхъ и в горах, в пешерах изнуряюще тѣло свое и венецъ, и перфиру, и весь санъ своего суньклитства временнаго, ничтоже вмѣняюще, оставляаху, токмо единого Христа любящи въ сердци и желающе нетлѣннаго царства, но еще тѣло свое предаша на поругание узамъ, и темницам, и ранам, конечное, кровь свою проливающе, въсприимаху царство небесное и венецъ неувядаемый. Яко же сей крѣпкий умомъ и терпеливый душею блаженный и христолюбивый великий князь Михайло Ярославичь свое царство, уметы вмѣнивъ, остави, приятъ страсть нужную, положи душу свою за люди своя, помня слово Господне, еже рече: «Аще кто положит душу свою за други своя, сей великий наречется въ царствии небеснемъ». Сии словеса измлада навыче от Божественаго Писания, положи на сердци си, како бы пострадати. Нам же сеи не от инѣхъ слышавше, но сами бывше честному его въспитанию и добронравному възрасту его и премудру разуму усерднаго к Богови усвоения.Сплетенный из множества цветов венец всевозможными украшениями и различными цветами доставляет великую радость тем, кто видит его <своими> очами. Ибо каждый <цветок> образом своим и видом влечет к себе: один белизной светится, другой красный или багряный лик имеет; а когда все они вместе соединяются, смешивая многие ароматы, <то> чудесное благоухание испускают, изымая злосмрадие из сердец верных. Таковы и жития тех, кто имел великое устремление к единому Богу, старался, как бы ему угодить, тех, кому суждено дойти и видеть горний Иерусалим: одни, презрев плотскую немощь, постом и молитвами в пустынях и в горах, в пещерах изнуряя тело свое, и венец, и порфиру, и сан своего царства временного оставляли, ни во что его вменяя, одного лишь Христа любя <всем> сердцем и желая нетленного царства; да еще и тело свое предали на поругание узам, и темницам, и ранам, и наконец, кровь свою проливая, восприняли царствие небесное и венец неувядаемый. Так же как сей сильный умом и терпеливый душою блаженный и христолюбивый великий князь Михаиле Ярославич царство свое, к праху приравняв, оставил, и приняв тяжкие мучения, положил душу свою за людей своих, помня слово Господне, которое гласит: «Если кто положит душу свою за ближних своих, тот великим наречется в царствии небесном». Узнав слова эти из Божественного Писания, затаил он в сердце своем <желание> пострадать. Мы же все это не от других слышали, но сами были <свидетелями> честного его воспитания, добронравной зрелости и исполненного разумом и мудростью усердного стремления к Богу.

Сего блаженнаго великого князя Михаила Ярославича нѣсть лѣпо в забвение ума оставити, но на свѣщницѣ проповѣдания оставити, да вси, видящи свѣт богоразумнаго князя жития, терпѣния, конечная страсти его, просвѣтят сердца своя умная свѣтомъ немерцаемыя благодати. Аз же, аще грубъ сый и невѣжа есмь, но ревностию любве господина своего палимъ есмь. Убояхся оного раба лениваго, съкрывшаго талантъ господина своего в земли, а не давшаго добрымъ торжником, да быша сътворили сторицею. Но паки боюся и трепещу своея грубости: како въспишу от многа мало, извѣстити о конечнѣй страсти блаженнаго Христова воина, великого князя Михаила Ярославича, еже сътворися в послѣдняя времяна въ дни наша. Се и начиная молитися: «Владыко Господи Исусе Христе, подай же ми умъ и разумъ и отверзи ми устнѣ, да възвестят хвалу твою, да провѣщаю подвигъ блаженнаго раба твоего».Сего блаженного великого князя Михаила Ярославича не подобает оставлять в забвении, нет, следует его поставить на подсвечник проповедания, чтобы все, видя свет жития богоразумного князя, его терпения, его последних страданий, просветили свои мысленные сердца светом немеркнущей благодати. Я же, хотя и груб, и невежа, но распаляет меня ревностная любовь к своему господину. Убоялся я участи того раба ленивого, скрывшего талант господина своего в земле вместо того, чтобы дать его добрым торговцам, дабы вернули сторицею. Но опять боюсь и трепещу своей грубости: как мне описать из многого немногое, чтобы рассказать о последних страданиях блаженного Христова воина, великого князя Михаила Ярославича, о том, что случилось в недавние времена, в дни наши. С тем и начинаю, молясь: «Владыко Господи Иисусе Христе, подай же мне ум и разум, отверзи мне уста, да провозгласят они хвалу тебе, да возвещу о подвиге блаженного раба твоего».

В послѣдняя бо лѣта Господь нашь Исус Христос, Слово Божие, родися от пречистыя девы Мария Богородица, и приятъ страсть, исправляя падения рода нашего, и въскресе в третий день, и възнесеся на небеса. В день пятдесятный посла Господь нашъ Богъ Духъ свой на апостолы, оттолѣ начаша учити, обходяще вся страны, и крестити въ имя Отца и Сына и Святаго Духа, и в себе мѣсто поставляаху патриархи и митрополиты, епископы же и прозвитеры. Господь же премилостивый Богъ божественым своимъ промышлениемъ на послѣдний вѣкъ яви благодать свою на русскомъ языцѣ: приведе великого князя Владимера русскаго въ крещение; Вълодимеръ же, просвещенъ Святаго Духа благодатию, введе всю землю русскую въ крещение. Оттоле распространися святая вѣра по всей земли, и бысть веселие и радость велика в новопросвещенных людехъ; точию единъ дияволъ сѣтовашеся, побѣждаемъ от тѣх, имиже преже тѣхъ чтим бываше, жертву приимая и вся угодная. Сего не терпя, врагъ душь наших опромѣташеся, льстивый, како бы съвратити с праваго пути ихъ; и вложи в сердце ихъ зависть, ненависть, братоубийство; нача въсхитити и имѣния сынъ подо отцемъ, брат менший под старѣйшим братомъ, умножися неправда и злоба многа въ человѣцѣхъ, и предашеся въ слабость свѣта сего скороминующаго. Господь же премилостивый Богъ, не терпя видѣти погибающа от диявола род нашь, претяше намъ казньми, хотя нас обратити от злобъ нашихъ, посла на ны казнь, овогда глад, овогда смерть въ человѣцехъ и скотѣхъ; конечную пагубу преда нас в руцѣ измаилтяном. Оттолѣ начахомъ дань даяти по татарьскому языку. И егда коему княземъ нашим доставашеся великое княжение, хожаше князи русстии въ Орду къ цареви носящи множество имѣния своего.В последние времена Господь наш Иисус Христос, Слово Божие, родился от пречистой девы Марии Богородицы, и принял страдания, исправляя падший наш род, и воскрес в третий день, и вознесся на небеса. В день пятидесятый послал Господь Бог наш Дух свой на апостолов, от того времени начали они учить, обходя все страны, и крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа, и вместо себя поставляли патриархов и митрополитов, епископов и пресвитеров. Господь же премилостивый Бог божественным своим промышлением в последний век явил благодать свою на русском народе: привел великого князя русского Владимира ко крещению; Владимир же, просвещенный Святого Духа благодатию, привел ко крещению всю русскую землю. От того времени распространилась святая вера по всей земле, и было веселие и радость великая среди новопросвещенных людей; лишь один дьявол сетовал, побеждаемый теми, кем прежде был почитаем, принимая жертвы <от них> и все угодное. Не терпя этого, враг душ наших спохватился, льстивый: как бы совратить их с праведного пути; и вложил в сердца их зависть, ненависть, братоубийство; начали отнимать нажитое сын у отца, младший брат у старшего брата, умножилась неправда, и <стало> много злобы в людях, и отдались они слабостям света сего скоротечного. Господь же премилостивый Бог, не хотя видеть погибающим от дьявола род наш, останавливает нас карами, стремясь обратить нас от зла нашего, посылает он нам наказание: то голод, то мор на людей и скотину, - ив последнюю пагубу предал нас в руки измаильтянам. От того времени начали дань давать по татарскому ясаку. И когда кому из князей наших доставалось великое княжение, ходили князья русские в Орду к царю, принося <ему> множество своих богатств.

По великомъ жестоком пленении русстемъ минувшимъ лѣт 34.После великого жестокого пленения русского минуло 34 года.

Сей блаженный, приснопамятный и боголюбивый великий князь Михайло бысть сынъ великого князя Ярослава, внук же великого князя и блаженнаго Всеволодичя, скончавшагося нужною смертию въ Ордѣ за крестьяне. Роди же ся от блаженныя, въистину от преподобныя матери, великие княгини Ксении; его же святая та и премудрая мати въспита въ страсѣ Господни и научи святымъ книгам и всякой премудрости.Блаженный, приснопамятный и боголюбивый великий князь Михаил был сыном великого князя Ярослава, внуком же великого князя блаженного <Ярослава> Всеволодича, скончавшегося тяжкою смертью в Орде за христиан. Родился же он от блаженной, воистину преподобной матери, великой княгини Ксении; и воспитала его святая та и премудрая мать в страхе Господнем и научила святым книгам и всякой премудрости.

Князящу же ему в вотчинѣ своей въ Тфери, преставися великий князь Андрѣй въ Тфери, благослови его на свой стол, на великое княжение, сего христолюбиваго великого князя Михаила, емуже по старѣйшинству дошелъ бяше степени великого княжения. И поиде въ Орду къ царю, якоже преже бывши его князи имѣаху обычай тамо взимати княжение великое.Когда княжил он в вотчине своей в Твери, преставился великий князь Андрей в Твери, благословив на своей стол, на великое княжение христолюбивого великого князя Михаила, которому по старшинству дошел черед великого княжения. И пошел он в Орду к царю, ибо и прежде его бывшие князья имели обычай принимать там великое княжение.

В то же время сыновецъ его князь Юрий поиде въ Орду же. Бывшу ему в Володимере, блаженный и приснопамятный митрополит Максимъ всея Руси со многою молбою браняше ему итти въ Орду, глаголя: «Азъ имаюся тебѣ съ княгинею, с материю князя Михаила, чего восхочешъ изъ отчины вашея, то ти дасть». Он же обещася, рекъ: «Хотя, отче, поиду, но не ищу княжения великого».В то же время племянник его князь Юрий пошел тоже в Орду. И когда был он во Владимире, блаженный и приснопамятный митрополит всея Руси Максим со многими мольбами, запрещая ему идти в Орду, говорил: «Я тебе порукой буду, с княгинею, с матерью князя Михаила, - чего захочешь из отчины вашей, то тебе и даст». И он пообещал <ему>, сказав: «Хотя я, отче, и пойду, но не стану искать великого княжения».

И бывшу ему во Ордѣ, не хотяше добра роду крестьяньскому дияволъ вложи в сердце князем татарьским свадиша братию, рекоша князю Юрию: «Оже ты даси выход болши князя Михаила, тебѣ дамъ великое княжение». Тако превратиша сердце его, нача искати великого княжения. Обычай бѣ поганых, и до сего дни - вмещущи вражду между братьею, князи русскими, себѣ многия дары взимаютъ.И когда был он в Орде, не хотящий добра роду христианскому дьявол вложил в сердце князьям татарским <мысль> столкнуть братьев, и сказали они князю Юрию: «Ежели ты даешь дани больше князя Михаила, то будет тебе великое княжение». Так обратили они сердце его, и начал искать он великого княжения. Таков обычай поганых и до сего дня, - посеяв вражду между братьями, князьями русскими, себе многие дары они принимают.

И бывши прѣ велицѣ между има, и бысть тягота велика в Руси за наша беззакония и съгрѣшения. О том рече пророкъ: «Аще обратитеся ко мнѣ и останетеся от злобъ ваших, то вложу любовь княземъ вашим, аще ли не останетеся злаго обычая вашего, ни покаетеся от многих беззаконий своих, всякою казнию покажню вас». Но милостию пречистыя Богородица и всѣх святых прииде благовѣрный великий князь Михайло и посаженъ бысть на столѣ дѣда и отца своего у святѣй Богородици в Володимере блаженым и преподобным Максимом, митрополитомъ всея Руси.И была распря великая между ними, и была тягота великая на Руси за наши беззакония и прегрешения. О том сказал пророк: «Если обратитесь ко мне и оставите злодеяния ваши, то вложу любовь <в сердца> князьям вашим, если же не оставите злой обычай ваш, не покаетесь во многих беззакониях своих, всякими карами накажу вас». Но милостию пречистой Богородицы и всех святых пришел благоверный великий князь Михаиле и посажен был на столе деда и отца своего у святой Богородицы во Владимире блаженным и преподобным Максимом, митрополитом всея Руси.

И князившу ему лѣто в великомъ княжении, и сѣде инъ царь, именем Озбякъ. И видѣ Богъ мерьскую вѣру срацинскую, и оттолѣ начаша не щадити рода крестьяньска, якоже бо о таковых рекоша царския дѣти, въ плѣну в Вавилонѣ сущии, глаголаху: «Предасть ны в руцѣ царю немилостиву, законопреступну, лукавнѣйшу паче всея земля». Егда бо Господь Титу предасть Иерусалимъ, не Тита любя, но Иерусалимъ казня. И паки, егда Фоцѣ преда Царьград, не Фоцу любя, но Царьград казня за людская прегрешения. Еже и си нас дѣля бысть за наша согрѣшения. Но мы бывшее възглаголемъ.И когда прокняжил он год на великом княжении, воцарился <в Орде> другой царь, именем Узбек. И увидел Бог мерзкую веру сарацинскую; и от того времени не стали <татары> щадить рода христианского, как говорили о подобном царские дети, бывшие в плену в Вавилоне: «Предал нас в руки царю немилостивому, законопреступному и лукавейшему на всей земле». Ибо когда Господь предал Титу Иерусалим, <сделал он это>, не Тита любя, но Иерусалим казня. И опять же, когда Фоке предал он Царьград, <сделал это>, не Фоку любя, но Царьград казня за людские прегрешения. Так же и с нами это было за наши согрешения. Но мы расскажем о том, что случилось.

Оттоле нача быти вражда между князема сима, а еще сваристася многажды миръ межю собою, но врагъ дияволъ паки рать въздвизаше. И паки бывшимъ княземъ во Ордѣ, бывши прѣ велице межю има; оставиша Юрия у себя въ Ордѣ, а князя Михаила отпустиша в Русь. И минувшу лѣту, паки безаконнии измаилтяне, не сыти суще мздоимьства, егоже ради желааше, вземши многое сребро, и даша Юрию великое княжение, и отпустиша с ним на Русь единого от князь своих, беззаконнаго треклятаго Кавгадыя. Блаженный же великий князь Михайло срѣте его с вои своими, послалъ князю Юрию, рекъ: «Брате, аже тебѣ далъ Богъ и царь великое княжение, то азъ отступлю тебѣ княжения, но в мою оприснину не въступайся». Роспустя вои свои, поиде в вотчину свою з домочадци своими.От того времени началась вражда между князьями этими, и еще заключали мир между собою многажды, но враг дьявол снова подымал рать. И когда опять были князья в Орде, была распря великая между ними; и оставили <татары> Юрия у себя в Орде, а князя Михаила отпустили на Русь. И прошел год, и снова беззаконные измаильтяне, ненасытившиеся от мздоимства, одного <богатства> желающие, получив много серебра, дали Юрию великое княжение и отпустили с ним на Русь одного из князей своих, беззаконного треклятого Кавгадыя. Блаженный же великий князь Михаиле встретил его с воинами своими, и послал ко князю Юрию и сказал: «Брат, если тебе дал Бог и царь великое княжение, то я уступлю тебе княжение, но в мою землю не вступай». И, распустив воинов своих, пошел в свою вотчину со своими домочадцами.

Паки не престаетъ дияволъ, желаетъ кровопролития, еже сотворися за грехи наша. Прииде князь Юрий ратию ко Тфери, совокупя всю землю Суздальскую, и с кровопийцем с Ковгадыемъ множество татаръ, и бесерменъ, и мордвы, и начаша жещи городы и села. И бысть туга и скорбь велика, поимающе бо мужи, мучиша разноличными ранами и муками и смерти предаяху, а жены ихъ оскверниша погании. И пожгоша всю волость Тверскую и до Волги, и поидоша на другую страну Волги, в той странѣ то же, хотѣша сътворити.И снова не унимается дьявол, желает кровопролития, что и случилось за грехи наши. Пришел князь Юрий войной на Тверь, собрав всю землю Суздальскую, а с кровопийцем Кавгадыем множество татар, и бусурман, и мордвы, - и начали жечь города и села. И была скорбь и печаль великая, ибо хватали они мужчин и мучили, нанося им различные раны, и смерти предавали, а их жен осквернили, поганые. И сожгли всю волость Тверскую до Волги, и пошли на другой берег Волги, и хотели в той стороне то же сотворить.

Блаженный же великий князь Михайло призвавъ епископа своего, и князи, и бояре и рече имъ: «Братие, видите, княжения отступился есмь брату моему молодшему, и выход далъ есмь, и се над тѣмъ, колика зла сътвориша в отчинѣ моей, аз же терпях имъ, чаяхъ, убо престанет злоба сия. Наипаче вижю, уже головы моея ловят. А нынѣ не творюся, в чем ему виноватъ буду или в чем виноватъ, скажите ми». Они же, яко единѣми усты, съ слезаами рекоша: «Господине, правъ еси во всемъ пред сыновцемъ своим. Тако въ смирение сотворил еси, се взяша всю волость твою, а на другой странѣ в отчинѣ твоей то же хотятъ сотворити. А нынѣ, господине, поиди противу имъ, а мы за тебя хотимъ животом своимъ». Блаженный же великий князь Михайло такоже съ многимъ смирениемъ рече: «Братие, слышите, что глаголетъ святое Евангелие: иже аще кто положит душу свою за други своя, велик наречется въ царствии небеснемъ. Нам же не за единъ другъ, ни за два положити душа своя: селико народа в полону, и инии избиени суть, жены же и дщери ихъ осквернени суть от поганыхъ; а нынѣ мы, иже за толика народа положим душа своя, да вменится намъ слово Господне въ спасение».Блаженный же великий князь Михайло, призвав епископа своего, князей и бояр, сказал им: «Братия, видите, уступил я княжение брату моему младшему, и дань дал; и после того сколько зла сотворили в отчине моей, я же терпел это от них, чаял, что прекратится злодеяние это. Теперь же вижу, уже головы моей они хотят. И ныне я не скрываюсь, в чем пред ним виноват был или в чем сейчас виноват, скажите мне». Они же, словно едиными устами, со слезами сказали: «Господин <наш>, прав ты во всем пред племянником своим. Ты так в смирении все сделал, а он взял всю волость твою, и на другом берегу в вотчине твоей то же хотят сотворить. Ныне же, господин, пойди против них, а мы за тебя хотим жизнью своей постоять». Блаженный же великий князь Михайло так же со многим смирением отвечал: «Братия, слышите, что гласит святое Евангелие: "если кто положит душу свою за ближних своих, великим наречется в царствии небесном". Нам же не за одного человека, не за двоих положить души свои: столько народа в полоне, а кто убит насмерть, жены же их и дочери осквернены погаными; и ныне нам, за столько народа положившим души свои, вменится слово Господне во спасение».

И утвердившеся крестомъ честнымъ, и поидоша противу ратным. И яко быша близъ себе, бысть видѣти ратных бесчисленое множество; яко съступишася полци, и бысть сѣча велика; не могуть брани носити противнии и вдаша плещи свои; милостью бо святаго Спаса и пречистыя его Матери и помощию великаго архаггела Михаила побѣди великий князь Михайло; бысть видѣти бесчисленое множество ратных, падающих под конми язвени, аки снопы в жатву на нивѣ.И утвердившись честным крестом пошли они против войска. И как приблизились, стало видно ратников бесчисленное множество; как сошлись полки, сделалась сеча великая; уже не могут битвы выдержать противники и показали плечи свои; милостью святого Спаса и пречистой его Матери и с помощью великого архангела Михаила победил великий князь Михайло; и было видно бесчисленное множество воинов, падающих ранеными под <ноги> коней, как снопы в жатву на ниве.

Князь же Юрий, видѣвъ вои свои росполошены, аки птица въ стадѣ, отъехав к Торжку с малою дружиною, оттолѣ вборзе к Новугороду. А окаяннаго Кавгадыя со други повелѣ великий князь избити, в немже бысть послѣдняя горкая погибель.Князь Юрий, видя воинов своих, распуганных, как птицы в стае, отъехал к Торжку с малой дружиной, а оттуда быстро к Новгороду. А окаянного Кавгадыя, от которого случилась последняя горькая погибель, с <его> ближними повелел великий князь побить <и обезоружить>.

Сия же побѣда сътворися месяца декабря в 22 день, на память святыя мученици Анастасии, в день четвертокъ, в годину вечернюю. Самому же великому князю Михаилу бѣ видѣти доспѣх его весь язвлен, на тѣле же его не бысть никоеяже раны. Рече же блаженный пророкъ Давыдъ: «Падетъ от страны твоея тысяща и тма одесную, к тебѣ же не приступитъ, не приидетъ к тебѣ зло, и рана не приступитъ к телеси твоему, яко аггеломъ своимъ заповѣсть от тебе сохранити тя во всѣх путехъ твоих, на руках возмут тя». Якоже и бысть тогда сохраненъ великим архаггеломъ Михаиломъ. И избави из плѣна множество душь, бывшая въ скверныхъ поганьских рукахъ, возвратися въ свое отчество с великою радостию. Приведе окааннаго Ковгадыя в дом свой, и много почтивъ его и одаривъ, отпусти его во своя. Он же лестию ротяшеся много не вадити къ цареви, глаголя: «Занеже воевалъ есмь волость твою без царева повелѣния».Победа эта случилась месяца декабря в 22 день, на память святой мученицы Анастасии, в четверг, в часы вечерние. У самого же великого князя Михаила было видно, что все доспехи его изрублены, а на теле его не было никакой раны. Ведь сказал блаженный пророк Давид: «Падет подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, к тебе же не подступит; не придет к тебе зло, и язва не подберется к телу твоему, ибо ангелам своим заповедает о тебе - сохранять тебя на всех путях твоих, на руках понесут тебя». Так вот и был он тогда сохранен великим архангелом Михаилом. И избавил от плена множество душ, бывших в скверных руках поганых, и возвратился в свое отечество с великою радостию. Привел окаянного Кавгадыя в свой дом, и много почтив его и одарив, отпустил восвояси. Тот же льстиво и долго клялся не жаловаться царю, говоря: «Ибо воевал я волость твою без царева повеления».

Князь же Юрий совокупи множество новогородецъ и пьскович и поиде ко Тфери. И срѣте его благовѣрный великий князь Михайло противу Синѣевъского. Паки не хотя видѣти другаго кровопролития за толь мало дни, удалишася и целоваша крестъ. И рече блаженный князь Михайло: «Поидеве, брате, оба во Орду, жалуемся вмѣсте къ царю, абы ны чим помочи крестьяномъ сим». Князь же Юрий съемся с Ковгадыемъ, поидоста наперед во Орду, поимше с собою вси князи суздальские и бояре из городовъ и от Новагорода. По повелѣнию же окаянный Ковгадый, написавъ многа лжа, свидѣтелствова на блаженнаго Михаила.А князь Юрий собрал множество новгородцев и псковичей и пошел к Твери. И встретил его благоверный великий князь Михаиле против Синеевского. И не хотя видеть нового кровопролития за столь малое время, разошлись они и целовали крест. И сказал блаженный князь Михаиле: «Пойдем, брат, оба в Орду, пожалуемся вместе царю, только чтоб чем-нибудь помочь этим христианам». Князь же Юрий вместе с Кавгадыем пошли наперед в Орду, взяв с собой всех суздальских князей и бояр из городов и из Новгорода. И по повелению <князя Юрия> окаянный Кавгадый, написав много лжи, свидетельствовал на блаженного Михаила.

Князь же Михайло посла сына своего Костяньтина въ Орду, а самъ поиде во Орду же после сына своего Костяньтина, благословяся у епископа своего Варсунофия, и от игуменов, и от поповъ, и отца своего духовнаго, игумена Иванна; послѣднее исповѣдание на рецѣ на Нерли на многи часы, очищая душу свою, глаголаше: «Азъ, отче, много мыслях, како бы намъ пособити крестьяномъ сим, но моихъ ради грѣховъ множайшая тягота сотворяется разности; а нынѣ же благослови мя, аще ми ся случитъ, пролию кровь свою за них, да некли бы ми Господь отдалъ грѣховъ, аще сии крестьяне сколко почиютъ».Князь же Михаиле послал сына своего Константина в Орду, и сам пошел в Орду после сына своего Константина, благословясь у епископа своего Варсонофия, и у игуменов, и у попов, и у отца своего духовного игумена Ивана; говорил последнюю исповедь на реке Нерли много часов, очищая душу свою: «Я, отче, много размышлял, как бы нам помочь христианам, но из-за грехов моих еще больше тягот случается; и ныне благослови меня, если мне приведется, пролью за них свою кровь, быть может, отпустит мне Господь грехи, если эти христиане хоть сколько-нибудь передохнут».

Еже до егоже мѣста проводити его благородная его княгини Анна и сынъ его Василий, возвратишася от него со многим рыданиемъ, испущающе от очию слезы, яко рѣку, не могуще разлучитися от възлюбленнаго своего князя.До этого места проводили его благородная его княгиня Анна и сын его Василий, и возвратились от него с великим рыданием, источая слезы из очей, будто реки, не в силах разлучиться с возлюбленным своим князем.

Он же поиде к Володимерю. Приехалъ посолъ от царя, глаголя: «Зовет тя царь. Буди вборзе за месяць, аще ли не будеши, уже воименовал рать на твой город. Обадил тя есть Ковгадый къ царю, глаголя: "Не бывати ему во Ордѣ"».Он же пошел к Владимиру. Приехал посол от царя и сказал: «Зовет тебя царь. Поезжай скоро, если за месяц не приедешь, то он уж и войско назначил на твой город. Оговорил тебя Кавгадый перед царем и сказал: "Не бывать ему в Орде"».

Думаша же бояре его, ркуще: «Сынъ твой въ Ордѣ, а еще другаго пошли сына своего». Тако же глаголета ему: «Господине отче драгий, не езди сам во Орду, которого хощещи, да того пошлеши, занеже обаженъ еси къ цареви, дондеже минет гнѣвъ его».Думали его бояре и сказали: «Сын твой в Орде, и еще другого пошли сына своего». Также и <два его сына> сказали ему: «Господин <наш>! Отец дорогой! Не езди сам в Орду, кого хочешь из нас, того и пошли, ведь ты оговорен перед царем, подожди, пока минет гнев его».

Крѣпкий же умом, исполнився смирения, глаголаше: «Видите, чада, яко царь не требуетъ вас, детей моихъ, ни иного кого, но моей головы хощетъ. Аще азъ гдѣ уклонюся, а отчина моя вся в полону избиени будут, а после того умрети же ми есть, то лучши ми есть нынѣ положити душу свою за многия душа». Помянулъ бо бяше блаженнаго отчество боголюбца, великаго Христова мученика Дмитрея, рекше про отчину свою и про Селунь град: «Господи, аще погубиши ихъ, то и азъ погибну с ними, аще ли спасеши ихъ, то и азъ с ними спасенъ буду». Сий убо такоже сътвори: умысли положити душу свою за отчество, избави множество от смерти своею кровию и от многоразличных бѣд. И паки много поучивъ сына своя кротости, уму, смирению же и разуму, мужеству, всякой доблести, веляше же послѣдовати благымъ своимъ нравомъ. На мнозе же целовашеся съ многими слезами, не можаху ся разлучити от аггелообразнаго взора красныя свѣтлости его и святаго лица его, не могуще насытитися медоточнаго учения его. Егда разлучастася слезни и уныли, отпусти ихъ во отчество свое, давъ имъ даръ, написавъ имъ грамоту, раздели имъ отчину свою, ти тако отпусти ихъ.Сильный же умом, исполнившись смирения, сказал <им>: «Видите, чада, что царь не требует ни вас, детей моих, ни кого иного, а моей головы хочет. Если я куда-нибудь уклонюсь, а отчина моя вся в полоне перебита будет, - ведь мне же умирать после этого; так лучше мне ныне положить душу свою за многие души». Помянул он имя блаженного боголюбца, великого Христова мученика Димитрия, сказавшего про отчину свою и про Селунь град: «Господи, если погубишь их, то и я погибну с ними, если же спасешь их, то и я с ними спасен буду». И он так же поступил: решил душу свою положить за отечество, избавил множество людей своею кровью от смерти и от многоразличных бед. И снова долго учил сынов своих кротости, уму, смирению и разуму, мужеству, всякой доблести и велел следовать благим своим обычаям. И долго они целовались со многими слезами, не в силах оторваться от лицезрения ангелообразного вида его прекрасной светлости, не в состоянии насытиться его медоточного учения. Когда разлучились, в унынии и в слезах, отпустил он их в свое отечество, дав им дар - написав грамоту, разделил им отчину свою, и с тем отпустил их.

Дошедшу же ему во Орду месяца сентября въ 6 день, на память чюдеси великаго архаггела Михаила, на усть рѣки Дону, идѣже течет в море Сурожьское, ту же срѣте его князь Костяньтинъ, сынъ его. Царь же дасть ему пристава, не дадуще его никомуже обидити. Се бо умякнуша исперва словеса ихъ паче елѣя, та бо ны быша и стрѣлы, егда одари вси князи и царицю, последи же и самого царя. Бывшу же ему въ Ордѣ полтора месяца, и рече царь княземъ своимъ: «Что ми есте молвили на князя Михаила? Сотворита има суд съ княземъ Юриемъ, да котораго сотворите вправду, того хочю жаловати, а виноватого казни предати». А не вѣси окаанне, аже ся своею казнию исплелъ еси ему вѣнецъ пресвѣтелъ!Когда же пришел он в Орду, месяца сентября в 6 день, на память чуда великого архангела Михаила, на устье реки Дона, там, где впадает она в море Сурожское, встретил его князь Константин, сын его. Царь же дал ему пристава, не давая никому его в обиду. И сперва «разнежились словеса их больше елея, а потом стали они нам как стрелы», когда одарил всех князей и царицу, наконец же и самого царя. И когда пробыл он в Орде полтора месяца, сказал царь князьям своим: «Что мне наговаривали на князя Михаила? Устроим им суд с князем Юрием: кого признаете правым, того хочу пожаловать, а виноватого казни предать». <А не ведаешь, окаянный, что своею казнью сплел ты ему венец пресветлый!>

Въ един же от дни собрашася вси князи ординьстии за дворъ его, сѣдше въ единой вежи, покладааху многы грамоты съ многимъ замышлениемъ на блаженнаго князя Михаила, глаголющи: «Многы дани поимал еси на городѣх наших, а царю не дал еси». Истинный же Христовъ страдалецъ князь Михайло глаголя, любя истинну, со всякою правдою, обличаше ихъ лживое свѣдѣтелство. О таковых судьяхъ реченно бысть: «Поставлю властеля, ругателя ихъ и судию, немилующа ихъ». Се бо бяше нечестивый Ковгадый самъ судия и, судя же, тоже лжив послухъ бываше, покрывая лжею своею истинная словеса вѣрнаго Михаила. И изрече многозамышенныя вины на блаженнаго непорочнаго Христова воина, а свою страну оправдая.В один из дней собрались все князья ордынские за двором его, сели в одной веже и выложили множество грамот с многими измышлениями на блаженного князя Михаила и сказали: «Много дани ты взял с городов наших, а царю не отдал». Истинный же Христов страдалец князь Михаиле отвечал, любя истину, со всей правдой и обличал их лживое свидетельство. О таковых судиях было сказано: «Поставлю властителя, ругателя и судию немилостивого». Так и нечестивый Кавгадый сам был судьей и, судя, сам же был и лжесвидетелем, покрывая своею ложью правдивую речь верного Михаила. И наговорил он множество измышлений и вин на блаженного непорочного Христова воина, оправдывая свою сторону.

Паки, минувши единой недели по судѣ томъ, в день суботный, от нечестивых изыде повелѣние безаконно: поставиша и на другомъ судѣ связанна блаженнаго Михаила, износяще ему неправедное осужение, глаголя: «Царевы дани не далъ еси, противу послабилъся еси, а княгиню Юрьеву повелѣлъ еси уморити». Благовѣрный же князь Михайло съ многым свидѣтельством глаголаше: «Колико съкровищь своих издаялъ есмь цареви и княземъ, все бо исписано имяще», - а посла како избави на брани и съ многою честию отпусти, а про княгиню Бога послуха призываше, глаголаше, яко «ни на мысли ми того сътворити». Они же безаконнии, по глаголющему пророком: «уши имуть и не слышат правды, уста имуть и не глаголютъ, очи имуть и не видят», ослепи бо ихъ злоба ихъ, - не вмениша себѣ ни мала словеса блаженнаго, но рѣша в собѣ: «Поносы и узами стяжим его и смертию нелѣпотною осудимъ его, яко неключимъ есть намъ, не послѣдует нравомъ нашим».Когда прошла неделя после того суда, в день субботний, снова вышло от нечестивых беззаконное повеление: поставили и пред другим судом блаженного Михаила, связанным, и вынесли ему неправедное осуждение, сказав <ему>: «Ты царевой дани не дал, против <нас> выступить осмелился и княгиню Юрьеву повелел уморить». Благоверный же князь Михаиле со многими доказательствами говорил: «Сколько своих сокровищ передавал я царю и князьям, ведь все это переписано», - и как посла он избавил <от гибели> на поле битвы и с большой честью отпустил, а про княгиню Бога в свидетели призывал, говоря, что «и на мысли того у меня не было». Эти же беззаконники, по сказанному пророком: «уши имеют и не слышат правды, уста имеют и не говорят, глаза имеют и не видят», ибо ослепила их собственная злоба, - и не прислушались они к словам блаженного, но решили промеж себя: «Поношением и узами опутаем его и безобразной смертью осудим его, ибо не годится он нам, не последует он нашим нравам».

Яко же бо восхотѣша злобы, тако и сътвориша. В настоящую бо нощь приставиша от седми князей седмь сторожей, инѣхъ немало и покладааху пред блаженнаго многыя узы желѣзныя, хотяще отягчити нозѣ его. Вземше от портъ его, поделишася и в ту нощь мало облегчиша ему от узъ желѣзных, но связанъ тако пребысть всю нощь. Тое же нощи отгнаша от него всю дружину его, силно биюще, и отца его духовнаго Александра игумена, и оста единъ в руках ихъ, глаголаше бо в собѣ: «Удалисте от мене дружину мою и знаемых моих от страстей».Как пожелали зла, так и сотворили. В ту же ночь приставили от семи князей семь сторожей, и иных немало, и положили перед блаженным множество уз железных, собираясь заковать ноги его. Взяли, <что хотели>, из одежды его, поделили <между собой> и в ту ночь почти не облегчили его от уз железных, так связанным и пробыл он всю ночь. В ту же ночь прогнали от него всю его дружину, избивая сильно, и отца его духовного игумена Александра; и остался один он в руках их, и говорил про себя: «Удалили от меня дружину мою и ближних моих от страстей <моих>».

Наутрия же в неделю повелѣниемъ безаконных возложиша колоду велику от тяжка древа на выю святаго, прообразующе ему поносную муку прияти, юже приимъ, благодаряше Господа Бога с радостию и со слезами, глаголя: «Слава тебѣ, Владыко человѣколюбче, яко сподобил мя еси прияти начаток мучения моего, сподоби мя прияти и кончати подвигъ свой, да не прельстят мене словеса лукавых, да не устрашат мя прещения нечестивых».Наутро же в воскресенье по повелению беззаконных возложили великую колоду из тяжелого дерева на шею святого, показывая, что предстоит ему принять позорное мучение, и приняв его, благодарил он Господа Бога с радостью и со слезами, говоря: «Слава тебе, Владыка человеколюбче, что сподобил меня принять начало мучения моего, сподоби меня принять и окончить подвиг свой, да не прельстят меня слова лукавых, да не устрашат меня угрозы нечестивых».

И повелѣша безаконнии вести святаго послѣ царя, бяше бо пошелъ царь на ловлю. Премудрый же благовѣрный великий князь Михайло, якоже обыче измлада, николиже не измѣняше правила своего, в нощи убо пояше псалмы Давыдовы. А како поиде из Володимеря, от тоя недѣли до недѣли постящеся, причащающися тѣла и крови Господня; отнележе ятъ бысть, наипаче беспрестани по вся нощи не дающи сна очима своима, да не уснетъ, не воздремлетъ храняяй его аггелъ, но пакы славяше Бога, съ многыми слезами и съ глубокимъ въздыханиемъ исповѣдаяся к нему, глаголаше: «Господи, услыши молитву мою, и вопль мой к тебѣ да придетъ, не отврати лица твоего от мене, Владыко. В он же день, аще тужю, приклони ко мнѣ ухо твое, в он же часъ призову тя, Господи, скоро услыши мя. Се бо минуша, яко дымъ, дние мои». Прочее: «Спаси мя, Боже, яко внидоша воды до душа моея, приидохъ бо сѣмо, яко въ глубину морьскую, аки буря, потопи мя. Се бо умножишася на мя паче влас главы моея ненавидящеи мя без ума. И преже сего мой хлѣбъ ядяше и мою любовъ видѣвша, а нынѣ укрѣпишася на мя врази мои, быша досажающи ми бес правды».И повелели беззаконные вести святого вслед за царем, ибо отправился царь на охоту. Премудрый же благоверный великий князь Михаиле, как привык смолоду, никогда не изменял правила своего, - в ночи пел псалмы Давидовы. И как отправился из Владимира, с того дня от воскресенья до воскресенья постился, причащаясь телу и крови Господней; а с тех пор, как был схвачен, еще больше, беспрестанно, все ночи не давал сна своим очам, чтоб не уснул, не задремал хранящий его ангел, но вновь и вновь славил Бога, со многими слезами и с глубоким воздыханием исповедаясь ему, говорил: «Господи, услышь молитву мою, и вопль мой да придет к тебе, не отврати лица твоего от меня, Владыка. В день скорби моей приклони ко мне ухо твое; в час, когда воззову к тебе, Господи, скоро услышь меня, ибо исчезли, как дым, дни мои...» И далее: «Спаси меня, Боже, ибо дошли воды до души моей, ибо я пришел сюда, как в глубину морскую, как будто буря потопила меня. Ненавидящих меня без ума стало больше, чем волос на главе моей. Прежде хлеб мой ели и любовь мою видели, а ныне укрепились на меня враги мои, преследующие меня неправедно».

Егда безаконнии они стражие в нощи забиваху в той же колодѣ святѣи руцѣ его, но ни, тако озлобляемъ, не престая поя Псалтырь, а единъ отрокъ его седяше, прекладывая листы. Он же прилѣжно глаголаше: «Господи, не отврати лица твоего от отрока твоего, яко скръблю, скоро услыши мя, вонми души моей, избави ю́ от враг моих. Ты бо единъ вѣси помышление мое, студ мой и срамоту мою, се бо пред тобою суть вси стужающии ми бес правды. Иже бы кто со мною поскорбѣлъ, и утешающаго не обрѣтох, развѣе тебе, Господи, въздаютъ бо ми злая въз добрая, пролей на ня гнѣвъ твой и ярость гнѣва твоего да иметъ я́. Почто ся хвалиши о злобѣ своей, безаконный же Ковгадый, злая мысля на мя по вся дни? Язык твой, яко бритву изоощрену, сътворилъ еси, лесть възлюбилъ еси, злобу паче добра, забылъ еси многих моих даровъ, глаголалъ еси, на мя неправду къ цареви. Сего ради раздрушит тя Богъ, въсторгнет тя и преселит тя от селения твоего и корень твой от земля живыхъ. Но трьплю, Господи, имени твоего ради, яко благо ми будетъ пред преподобными твоими, давно бо жадах, да ми пострадати за Христа. Се бо видѣ себе озлобляема сице, радуюся о спасении твоемъ, - и въ имя Господа Бога нашего възвеличимся. Но въскую, Боже, прискорбна еси, душе моя, въскую смущаеши мя; уповай на Бога моего, яко исповѣмся ему; спасение лицу моему Богъ мой».Когда беззаконные те стражи в ночи забивали в ту колоду святые руки его, то он, мучимый таким образом, не переставая пел Псалтирь, а один отрок его сидел, переворачивая листы. Он же усердно говорил: «Господи, не отврати лица твоего от раба твоего, ибо скорблю, скоро услышь меня, вонми душе моей, избави ее от врагов моих. Ибо ты один ведаешь помышление мое, стыд мой и посрамление мое, ибо перед тобою все преследующие меня неправедно. Если бы кто поскорбел со мной, но утешающего не нашел, кроме тебя, Господи; воздают мне злом за добро, излей на них гнев твой, и ярость гнева твоего да обымет их. Почто хвалишься злобой своей, беззаконный Кавгадый, зло замышляя на меня всякий день? Ты соделал свой язык словно бритву изощренную, полюбил ложь и зло больше добра, забыл многочисленные дары мои, наговорил на меня неправду царю. За то сокрушит тебя Бог, исторгнет тебя и переселит тебя из селений твоих <предков> и корень твой из земли живых. Но терплю, Господи, имени твоего ради, ибо будет мне благо перед преподобными твоими, ибо давно я жаждал пострадать за Христа. Вот видя себя так мучимого, радуюсь я спасению твоему, - ради имени Господа Бога нашего возвеличимся. Но почему - о Боже - скорбишь ты, душа моя, зачем смущаешь меня; уповай на Бога моего, ибо исповедаюсь ему; спасение мне Бог мой».

Тако же на всякъ час славя Бога съ слезами, въ день же бяше всегда видѣти свѣтлым веселым взоромъ, словесы сладкими тѣшаше дружину свою. И бяше видѣти, яко никоего озлобления приемлюще, глаголаше: «Се ли едино было, дружина моя, егда преже сего, яко в зерцало, зряще на мя, тѣшастася. Нынѣ же видящеи на мнѣ се древо, печалуетеся и скорбите. Помяните, како прияхомъ благая в животѣ нашем, сихъ ли не можемъ претрьпити? А что бо ми есть сия мука противу моимъ дѣломъ! Но болша сих достойна ми прияти, да некли быхъ прощение улучилъ». И приложи слово, слово праведнаго Иева: яко годѣ Господеви, тако и будетъ, буди имя Господне благословено от нынѣ и до вѣка.Да не печалуйте, пребывъше мало, узрите прочее выя моея».Так все время славил он Бога со слезами, днем же всегда можно было видеть, как он светлым, веселым взором и сладкими словами утешал дружину свою. И видели, как, ничуть не оскорбляясь, говорил он: «Не все ли едино, дружина моя, когда прежде вы, как в зеркало, на меня глядя, утешались. Ныне же, видя на мне эту колоду, печалитесь и скорбите. Вспомните, как принимали мы благое в жизни нашей, сего ли не сможем претерпеть? Что для меня эта мука в сравнении с делами моими! Больше того достоит мне принять, дабы, быть может, <когда-нибудь> прощение получить». И добавил слова, слова праведного Иова: как угодно Господу, так и будет; да будет имя Господне благословенно отныне и до века. «Не печальтесь, скоро увидите и все иное, что сбудется на вые моей».

Минувшим же 24 днем святому в неизреченном терпѣнии, нечестивый же Ковгадый, имѣя ядъ аспиденъ под устнами своими, пакы досажая души долготерпѣливаго князя Михаила, повелѣ его привести и в торгъ в таковой укоризне, созва вся заимодавца и повелѣ святаго поставити на колѣну пред собою; величашеся безаконный властьми над праведнымъ и многа словеса изрече досадна праведному. Посем рече: «Вѣдая буди, Михайле, такъ царевъ обычай: аже будетъ ему на кого нелюбо, хотя от своего племяни, то таково древо въскладаютъ на него. Егда же царевъ гнѣвъ минет, то паки в первую честь введетъ его. Утро бо въ предидущий день тягота сии отъидет от тебе, потомъ в болшей чести будеши». Възрѣв же, рече сторожемъ: «Почто не облегчите древа сего?» Они же рекоша: «Заутра или на другой день тако сътворимъ по глаголу твоему». И рече окаянный: «Поддержите ему древа того, да не отягчаетъ ему плещу». Тако единъ от предстоящих за нимъ, подъимъ, держаще, древо то.

После того как провел святой 24 дня в несказанном терпении, нечестивый Кавгадый, с ядом аспидным под своими устами, досаждая вновь душе долготерпеливого князя Михаила, повелел привести его на торжище в таком унижении, созвал всех заимодавцев и повелел поставить святого пред собою на колени: величался беззаконный властью над преподобным и много обидных слов говорил преподобному. Потом сказал: «Знай, Михаил, таков царев обычай: если будет кто ему нелюб, хоть и своего племени, то такую колоду возлагают на него. Когда же минет царский гнев, то снова в прежнюю честь царь введет его. Завтра утром тягота эта отойдет от тебя, потом в большой чести будешь». И, посмотрев, сказал сторожам: «Почему не облегчите колоду эту?» Они же ответили: «Завтра или на следующий день так и сделаем по приказу твоему». И сказал окаянный: «Поддержите ему колоду эту, пусть не отягчает ему плечи». И так один из стоящих за ним, подняв, стал держать ту колоду.

Многу же часу минувшу о въпросѣхъ, а праведному отвѣты дающа; посемъ повелѣ вести вонъ блаженнаго. Ведше его, и рече слугамъ своим: «Дадите ми столецъ, да прииму покой ногама своима, бѣста бо отягчали от многаго труда». В то же время съехалися бесчисленое множество от всѣхъ языкъ, сшедшеся, стояще, зряху на святого. Рече же единъ от тѣхъ стоящих ему: «Господине княже, видиши ли, селико множество народа стоятъ, видящи тя в таковой укоризне. А преже тя слышахом царствующаго въ своей земли. Абы еси, господине, въ свою землю шелъ». Блаженный же рече съ слезами, яко «позору быхомъ аггеломъ и человѣкомъ, и вси видящеи мя покиваша главами своими». И паки: «Уповаша на Господа, да избавитъ и, яко хощетъ ему, яко той есть исторгий мя ис чрева, упование мое от сесцю матере моея». Въставъ, поиде к вежи своей и глаголя прочее псалма того; и оттолѣ бяше видѣти очи его полны слезъ, чюяше бо ся въ сердци, яко уже скончатися доброму течению.И много времени прошло в вопросах, а праведный держал ответы; потом повелел <Кавгадый> увести прочь блаженного. Когда повели его, сказал он слугам своим: «Дайте мне стулец, чтобы дать мне покой ногам своим, отягчали они от многих трудов». В то же время съехалось бесчисленное множество <людей> от всех народов, сшедшись, стояли они и смотрели на святого. И один из тех стоявших сказал ему: «Господине княже, видишь ли, какое множество народа стоит, видя тебя в таком унижении. А прежде слышали, что царствовал ты в своей земле. Шел бы ты, господине, в свою землю». Блаженный же сказал со слезами: ибо «мы выставлены были на позорище ангелам и людям», - и: «все, видящие меня, покивали главами своими». И еще: «Уповали на Господа, да избавит его, как угодно ему, ибо он тот, кто исторгнул меня из чрева <матери моей>, упование мое с младенческих лет моих». И, встав, пошел он к веже своей, говоря далее тот псалом; и с тех пор видели очи его полными слез, ибо он чувствовал сердцем, что приходит конец доброму течению.

Бывшу же блаженному князю Михаилу в неизреченном томъ терпѣнии, в таковой тяготѣ 26 дней, за рекою Терком, на рецѣ на Сѣвенци, под городом Тютяковымъ, минувши горы высокыя Ясския Черкаскыя, близъ вратъ желѣзных. В среду рано повелѣ отпѣти заутреню, и канонъ, и часы. Сам же с плачемъ послушавъ правила причащения и рече попови, да бых молвилъ псаломъ сий. Он же вда ему книги. Приимъ книгы, нача глаголати тихо, съ умилениемъ и многим воздыханиемъ и со многими слезами, испущая от очию, яко рѣку, слезы, глаголаше се: «Съхрани мя, Господи, яко на тя уповах», псалом 2: «Господь пасетъ мя, ничтоже мя лишит», псалом 3: «Вѣровах, тѣм же и възглаголахъ». По семъ нача каятися ко отцу своему духовному съ многим смирениемъ, оцищая душу свою, бяше бо с ним игуменъ да два попа. По сем же присѣдящу у него сыну его Костяньтину, он же приказываше къ княгине и сыномъ своим, приказываше про отчину свою, и про бояре, и про тѣх, иже с нимъ были, и до менших, иже с ним были, но веля ихъ презрѣти. И по сем уже часу приближающуся, и рече: «Дадите ми Псалтырь, велми бо ми есть прискорбна душа моя». Чюяше бо сий въ сердцы - при дверех пришелъ есть святый зватай по блаженную его душу. Разгнувъ, обрѣте псалом: «Внуши, Боже, молитву мою, вонми моление мое, въ скорбѣхъ печалию моею смутихся от гласа вражия и от стужения грѣшнича, яко въ гневѣ враждоваху мнѣ».И терпел блаженный князь Михаил несказанную ту муку 26 дней, за рекою Терком, на реке на Севенци, под городом Тютяковым, как минуешь горы высокие Ясские Черкасские, близ врат железных. В среду рано повелел он отпеть заутреню, и канон, и часы. Сам же, с плачем, послушав правила к причащению, сказал попу, чтоб прочел он псалмы сии. И тот дал ему книгу. Взяв книгу, начал он читать тихо, с умилением и воздыханием и со слезами, и текли из очей его слезы, как река, и говорил вот что: «Храни меня, Господи, ибо на тебя уповаю», псалом 2: «Господь - пастырь мой, ни в чем не буду я нуждаться», псалом 3: «Веровал я, и потому проглаголал». После этого стал он каяться отцу своему духовному с большим смирением, очищая душу свою, были ведь с ним игумен и два попа. Потом, когда явился пред ним сын его Константин, стал он давать наказ ко княгине и сыновьям, наказ про отчину свою, и про бояр, и про тех, кто с ним был, вплоть до самых низших, с ним бывших, веля о них позаботиться. А потом уж и час его приблизился, и сказал он: «Дайте мне Псалтырь, ибо сильно скорбит душа моя». Ибо чувствовал он сердцем - при дверях уже святой зватай по блаженную его душу. Разгнув книгу, обрел он псалом: «Услышь, Боже, молитву мою, внемли молению моему, в скорби и печали смутился я от гласа вражия и от притеснения грешников, ибо в гневе враждуют против меня».

В той час окаянный Ковгадый вхожаще къ царю, исхожаше съ отвѣты на убиение блаженнаго Михаила. Се же чтяше: «Сердце мое смутися въ мнѣ, и страхъ смерти нападе на мя». И рече попом: «Отци, молвите псалом сий, скажите ми». Не хотяше болшему смущати ему: «Се, господине, знакоми то, молвит в послѣди главизне: възверзи на Господа печаль твою, и той тя препитаетъ, не дасть бо в вѣки смятения, праведнику». Он же пакы глаголаше: «Кто дасть ми крилѣ, яко голуби, полещу и почию. Се удалихся бѣгая и въдворихся в пустыни, чаяхъ Бога, спасающаго мя».В тот час окаянный Кавгадый вошел к царю - и вышел с повелением на убиение блаженного Михаила. Тот же читал: «Сердце мое смутилось во мне, и страх смерти напал на меня». И сказал попам: «Отци <мои>, прочтите псалом сей, скажите <его> мне». Они же не хотели еще больше смущать его: «Тут, господине, известно все это, сказано в последнем стихе: возверзи на Господа печаль твою, и он поддержит тебя, не даст никогда поколебаться праведнику». Он же снова прочел: «Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился, я удалился бы далеко и водворился в пустыне, уповая на Бога, спасающего меня».

Егда вожааху блаженнаго Михаила со царемъ в ловѣх, глаголааху ему слуги его: «Се, господине, проводницы и кони готови, уклонися на горы, живот получиши». Он же рече: «Не дай же ми Богъ сего сътворити, николиже бо сего сътворих во дни моя. Аще бо азъ, гдѣ уклонюся, а дружину свою оставя в такой бедѣ, кою похвалу приобрящу, но воля Господня да будетъ».Когда водили блаженного Михаила с царем на охоту, говорили ему слуги его: «Вот, господине, проводники и кони готовы, убеги в горы - спасешь жизнь». Он же сказал: «Не дай мне Бог этого сделать, никогда в жизни своей такого не делал. Если куда-нибудь убегу, а дружину свою оставлю в такой беде, какую же я похвалу получу <за это>. Да будет воля Господня».

И рече: «Аще бы ми врагъ Ковгадый поносилъ, претрьпѣлъ убо бых ему. Но сей ненавидяй мене велерѣчюетъ о мнѣ и се ему нѣсть изменения от Бога; аз же, Господи, уповаю на тя». И тако сконча псалом, и съгнувша Псалтырь, и дасть отроку.И сказал: «Если бы меня враг Кавгадый поносил - это я перенес бы, но ненавистник мой величается надо мною, и нет в нем перемены, я же, Господи, уповаю на тебя». И так окончил псалом и, закрыв Псалтырь, отдал отроку.

И се в той час единъ отрокъ его въскочи в вежю обледѣвшим лицем и измолкъшим гласомъ: «Господине княже, се уже едутъ от Орды Ковгадый и князь Юрей съ множествомъ народа прямо къ твоей вежи». Он же наборзе воставъ, и въздохнувъ, рече: «Вѣмъ, на что едут, на убиение мое». И отсла сына своего Костяньтина къ царице. И бѣ страшно в той час, братие, видѣти от всѣхъ странъ множество женущих видѣти блаженнаго князя Михаила. Ковгадый же и князь Юрей послаша убийцы, а сами в торгу ссѣдоша с коней, близъ бо бяше в торгу, яко каменемъ доврещи.И вот в этот момент один из отроков его вбежал в вежу с побледневшим лицом и пресекшимся голосом: «Господине княже, вот уже едут из Орды Кавгадый и князь Юрий с множеством народа прямо к твоей веже!» Он же быстро встал и, вздохнув, сказал: «Знаю я, для чего едут, - чтобы убить меня». И отослал сына своего Константина к царице. Страшно было в тот час, братия, видеть множество стремящихся поглядеть на блаженного князя Михаила. Кавгадый же и князь Юрий послали убийц, а сами слезли с коней на торжище, ибо недалеко был торг этот, можно было камнем добросить.

Убийцы же, яко дивии звѣрие, немилостивии кровопийцы, разгнавше всю дружину блаженнаго, въскочивше в вежю, обрѣтоша его стояща. И тако похвативше его за древо, еже на выи его, удариша силно и възломиша на стѣну, и проломися стѣна. Он же паки въскочивъ, итако мнози имше его, повергоша на землю, бияхутъ его нещадно ногами. И се единъ от безаконных, именем Романецъ, и извлече ножь, удари в ребра святаго, в десную страну и, обращая ножь сѣмо и овамо, отрѣза честное и непорочное сердце его. И тако предасть святую свою блаженную душю в руцѣ Господеви великий христолюбивый князь Михайло Ярославичь месяца ноября в 22 день, в среду, въ 7 дни и спричтеся с лики святых и съ сродникома своима, з Борисом и Глѣбом, и с тезоименитым своимъ с Михайлом с Черниговьским. И приятъ венецъ неувядаемый от рукы Господня, егоже въжделѣ.Убийцы же, будто дикие звери, немилостивые кровопийцы, разогнав всю дружину, вскочили в вежу и увидали его стоящим. И так, схватив его за колоду, что была на шее его, ударили сильно и швырнули на стену - и проломилась стена. Он же снова вскочил, и тогда множество людей набросилось на него, повалили на землю и стали бить его беспощадно ногами. И один из беззаконников, по имени Романец, вытащил нож и ударил святого в грудь, справа, и, вращая нож туда и сюда, вырезал честное и непорочное сердце его. И так предал святую свою блаженную душу в руки Господу великий христолюбивый князь Михаиле Ярославич месяца ноября в 22 день, в среду, в 7 часов дня, и приобщился к лику святых вместе со сродниками своими с Борисом и Глебом и тезоименником своим Михаилом Черниговским. И принял из руки Господней венец неувядаемый, к которому так стремился.

А двор блаженнаго разграбиша русь же и татарове, а имѣние русское повезоша к себѣ в станы, а вежю всю расторгоша подробну, а честное тѣло его повергоша наго, никимже небрегому. Един же пригна в торгъ и рече: «Се уже повелѣнное вами сотворихомъ». Ковгадый же и князь Юрей всѣдше на кони, приехаша въскорѣ к тѣлу святаго и видѣша тѣло святаго наго, браняше и съ яростию князю Юрию: «Не отець ли сей тебе бяшет князь великий? Да чему тако лежит тѣло наго повержено?» Князь же Юрий повелѣ своимъ покрыти единою котыгою, еже ношаше при дѣдѣ его, а другыя кыптом своим.Двор блаженного разграбили русичи же и татары, богатство русское повезли к себе в станы, вежу всю разломали на мелкие части, а честное тело его бросили нагое и никем не хранимое. И один <из них> прибежал на торжище и сказал: «Уже приказанное вами сделали». Кавгадый же и князь Юрий, сев на коней, быстро приехали к телу святого и увидели тело святого нагим; и яростно выбранил <Кавгадый> князя Юрия: «Не отцом ли тебе был сей князь великий? Почему же тело его нагим брошено?» И князь Юрий повелел своим людям прикрыть тело котыгою, что носил еще при деде своем, и кыптом своим.

И положиша и́ на велицѣй вѣцѣ, и возложиша и́ на телѣгу, и увиша ужи крѣпко, и превезоша за реку, рекомую Адежь, еже речется «горесть». Горесть бо намъ въистинну, братие, в той час бысть, видѣвшим такову смерть поносную господина своего князя Михаила Ярославича. А дружина наша немнози гонзнуша рукъ ихъ: иже дръзнуша, убежаша въ Орду къ царице, а другых изимаша, влечахут наги, терзающи нещадно, акы нѣкия злодѣя, и приведши въ станы своя, утвердиша въ оковах. Сами же князи и бояре въ единой вежи пияху вино, повѣстующе, кто какову вину изрече на святаго.И положили его на большую доску, подняли на телегу, перевязали крепко веревками и перевезли через реку, называемую Адежь, что означает «горесть». Ибо воистину горесть была в тот час нам, братия, когда увидели мы такую унизительную смерть господина своего князя Михаила Ярославича. А из дружины нашей немногие избежали рук их: те, кто дерзнули,- убежали в Орду к царице, а других поймали, потащили нагими, избивая нещадно, как каких-нибудь злодеев, и приведя в свои станы, заковали в оковы. Сами же князья и бояре в одной веже упивались вином и рассказывали, кто какую вину наговорил на святого.

Но, възлюблении князи русстии, не прельщайтеся суетъными мира сего и вѣка скороминующаго, иже хуждьше паучины минуетъ. Ничтоже бо принесосте на свѣт сей, ни отнести можете - злата и сребра или бисера многоцѣннаго, нежели градовъ и власти, о нихже каково убийство сътворися! Но мы на первое възвращшеся, сътворившеся чюдо да скажемъ.О, возлюбленные князья русские, не прельщайтесь суетою мира сего и века скоропреходящего, что быстрее паутины минует. Ничего не принесли вы на свет сей, ничего же и унести не сможете - ни золота и серебра, ни бисера драгоценного, ни тем более городов и власти, ради которых такое убийство содеялось! Но мы к предыдущему вернемся, чтобы рассказать о происшедшем чуде.

В настоящую бо нощь посла князь Юрей от слугъ своихъ стеречи телеси святаго. И яко начаша стеречи телеси святаго, яко страх великъ и ужасъ приятъ, не могуще трьпѣти, отбѣгоша въ станы. И рано пришедше, не обрѣтоша телеси святаго на вѣже, но телѣга стояще и вѣку на ней ужи привязано, а тѣло святаго особь на единомъ мѣсте лежаше раною к земли и кровь многую исшедшу изъ язвы; десная рука под лицемъ его, а лѣвая у язвы его, а порты одинако одѣнъ. Преславно бо Господь прослави вѣрнаго раба своего Михаила и тако удиви: об нощь бо лежа тѣло святаго на земли, а не прикоснуся ему ничтоже от звѣрей, от множества сущу бесчислену; съхранит бо Господь вся кости ихъ, ни едина же от нихъ не съкрушится, смерть же грѣшником люта. Еже и бысть треклятому и безаконному Кавгадыю: не пребывъ ни до полулѣта, злѣ испроверже окаянный животъ свой, приятъ вѣчныя муки.В ту ночь послал князь Юрий слуг своих стеречь тело святого. И как начали они стеречь тело святого, так великий страх и ужас напал на них, и не в силах терпеть его, убежали они в станы. И вернувшись рано <утром>, не нашли они тела святого на доске, лишь телега стояла, и доска на ней веревками привязана, а тело святого поодаль лежало раною к земле, и крови много вытекло из раны; правая рука - под лицом его, а левая - у раны, и одежда на нем. Преславно Господь прославил верного раба своего Михаила и так удивил: всю ночь лежало тело святого на земле, а ни один зверь, из бесчисленного множества тут живущих, не коснулся его, - ибо хранит Господь все кости их, и ни одна из них не сокрушится, смерть же грешникам - страшна. Так и случилось с треклятым и беззаконным Кавгадыем: не прожив и полугода, скверно кончил он окаянную жизнь свою, принял вечные муки.

Мнози же вѣрнии и от невѣрных тое нощи видѣша чюдо преславно: два облака свѣтла всю нощь осѣняета над телесем преблаженнаго, раступающася и паки ступающася вмѣсто, осѣняющи, яко солнце. Наутрия глаголаху: «Святъ есть князь сий, убиенъ бысть безвинно. Облакома сима являетъ присѣщение аггельское над нимъ», - еже исповѣдаша нам съ слезами и съ многими клятвами, яко истинна есть бывшее.Многие же верные и из неверных некоторые видели в ту ночь чудо преславное: два светлых облака всю ночь осеняли тело преблаженного, расходясь и опять сходясь, сияли как солнце. Наутро говорили: «Свят сей князь, убит безвинно. Облака эти являют заступничество ангельское над ним», - что в слезах и со многими клятвами и исповедали нам, что истинно так было.

И оттолѣ посла тѣло въ Мжачары и съ всѣми бояры. И тамо, слышаша, гости, знаеми ему, хотѣша прикрыти тѣло святаго с честию плащаницами многоцѣнными и съ свѣщами преславно въ церкви поставити. Приставлении же немилостивии бояре не даша ни видѣти блаженнаго, но съ многою укоризною поставиша въ единой хлѣвине за сторожи. Но ту прослави его Господь Богъ. Мнози от различных языкъ, живующих в мѣсте том, по вся нощи видяху столпъ огнен, сияющь от земля и до небеси, инии же яко дугу небесную, прикладающи над хлѣвину, идѣже лежитъ тѣло блаженнаго.И оттуда послали тело в Мжачары со всеми боярами. И говорили, что там знавшие князя купцы хотели с честью прикрыть тело святого драгоценными плащаницами и со свечами с великой славой в церкви поставить. Приставленные же жестокие бояре не дали даже увидеть блаженного, но поставили со всяким унижением в какой-то хлев, приставив сторожей. Но и тут прославил его Господь Бог. Многие из различных народов, живущих в том месте, все ночи видели огненный столп, сияющий от земли до небес, а другие - радугу, склоняющуюся к хлеву, где лежит тело блаженного.

И оттолѣ его повезоша к Бездежю, и яко приближающимся имъ къ граду и мнози видѣвше из града около саней святаго множество народу съ свѣщами, инии же на конѣхъ с фонари на воздусѣхъ ездяще. И тако привесше въ град, не поставиша его во церкви, но въ дворѣхъ стрежахутъ его. Един же от стрегущих възлежа верху саней, сущихъ с телесемъ святаго; и тако невидимо нѣкоторая сила сверже его далече с саней святаго. Он же с великою боязнию едва въста, живу ему сущу, пришедше, повѣда сущему ту иереови вся бывшая ему, от негоже мы слышахомъ и написахомъ.И оттуда повезли тело к Бездежу, и когда подъезжали к городу, многие из города видели около саней святого множество народа со свечами, иные же на конях с фонарями по воздуху ездили. И так, привезя в город, не поставили его в церкви, а во дворе стерегли его. Один же из стерегущих разлегся на санях с телом святого; и какая-то неведомая сила сбросила его далеко с саней святого. Он же, едва встав, с великой боязнью, ибо жив остался, пришел и рассказал все, что случилось с ним, бывшему тут иерею, от которого мы слышали и написали.

И оттолѣ повезоша его в Русь. Везуще его по градомъ по русскимъ и довезоша его до Москвы, положиша и́ въ церкви всемилостиваго Спаса в монастыри. И княгинѣ же его и сыном его не вѣдущимъ ничтоже сътворшагося, далече бо бяше земля, не бѣ мощно вести никомуже.И оттуда повезли его на Русь. Везли его по городам русским и довезли до Москвы, положили его в церкви всемилостивого Спаса в монастыре. А княгиня и сыновья его не знали ни о чем случившемся, ибо далеко была земля <их>, и ни у кого не было возможности везти.

На другое же лѣто приехавъ в Русь князь Юрий, приведе с собою князя Костяньтина и дружину отца его. И се увѣдавши княгини его Анна, и епископъ Варсунофей, и сынове его, послаша увѣдати на Москву. Послании же приехаша, повѣдая, яко христолюбивый великий князь Михайло убиенъ бысть. И плакашеся многи дни неутѣшно.На другой год приехал на Русь князь Юрий, привел с собой князя Константина и дружину отца его. И вот, услышав об этом, княгиня Анна, и епископ Варсонофий, и сыновья его послали в Москву, чтоб узнать все. Посланные же, вернувшись, поведали, что христолюбивый великий князь Михаил убит. И плакали они много дней неутешно.

Бывшу князю Юрию в Володимере, посла к нему князь Дмитрей брата своего Александра и бояръ своих, и едва ся смиришася. И взя князь Юрий множество сребра, а мощи блаженнаго Михаила повелѣ отпустити въ Тферь. Послаша на Москву бояръ своихъ со игумены и со прозвитеры, привезоша мощи святаго въ Тферь со многою честию, и срѣте и́ Дмитрей, и Александръ, и Василий, и княгини его Анна на Волге в насадѣ. А епископъ Варсунофей съ кресты и съ игумены, и с попы, и дияконы, и бесчисленое множество народа срѣтоша его у святаго Михаила на березѣ. И от многаго вопля не бѣ слышати поющихъ, не можаху раки донести тѣсноты ради до церкви, поставиша пред враты церковными. И тако на многи часы плакавшеся, едва внесоша въ церковь, пѣвше надгробныя пѣсни, положиша въ церкви святаго Спаса въ гробѣ, яже самъ създалъ, на десной странѣ, посторонь епископа Семиона, месяца сентября въ 6 день на чюдо архаггела Михаила.Когда был князь Юрий во Владимире, послал к нему князь Дмитрий брата своего Александра и бояр своих, - и едва помирились. И взял князь Юрий множество серебра, а мощи блаженного Михаила повелел отпустить в Тверь. Послали в Москву бояр своих с игуменами и пресвитерами, привезли мощи святого в Тверь с большою честью, и встретили его и Дмитрий, и Александр, и Василий, и княгиня его Анна на Волге в насаде. А епископ Варсонофий с крестами, и с игуменами, и с попами, и дьяконами, и бесчисленное множество народа встретили его у <монастыря> святого Михаила на берегу. И от сильного вопля не было слышно поющих, и не могли из-за тесноты раки донести до церкви, поставили перед вратами церковными. И так долгие часы плакали и едва внесли в церковь, поя надгробные песнопения, и положили в церкви святого Спаса в гробнице, которую сам сделал, на правой стороне, пообок от епископа Симеона, месяца сентября в 6 день на чудо архангела Михаила.

Се чюднее сотвори Богъ своею чюдною и неизреченною милостию: ис толь далее страны везено тѣло святаго на телѣзе и в санех, потом же все лѣто стояло на Москвѣ, обрѣтеся все тѣло цѣло и неистлѣвше. Да како можемъ по достоянию въсхвалити, блаженный княже...

В ГОД 6800. УБИЕНИЕ БЛАГОВЕРНОГО И ХРИСТОЛЮБИВОГО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МИХАИЛА ЯРОСЛАВИЧА, МЕСЯЦА НОЯБРЯ В 22 ДЕНЬ

Благослови, отче.

Благослови, отче.

Венецъ убо многоцвѣтенъ всякимъ украшениемъ и всякимъ цвѣточным видящимъ его очима многую свѣтлость подастъ. Кииждо убо взора своего видѣниемъ влечетъ к собѣ: ово бѣлым образомъ цвѣточнымъ просвѣщается, ин же черленым и багряным и зѣло точнымъ лице имѣя; а въ едином совокуплении смѣсившимся от многъ арамат чюдоносную воню испущающе благоухания, изимающе злосмрадие от сердца вѣрных. Сице убо жития имѣющих велие усвоение къ единому Богу, желающе, како угодия ему сътворити, киимъ доити и видѣти горний Иерусалимъ: овии же отложше плотскую немощь, постомъ и молитвами в пустыняхъ и в горах, в пешерах изнуряюще тѣло свое и венецъ, и перфиру, и весь санъ своего суньклитства временнаго, ничтоже вмѣняюще, оставляаху, токмо единого Христа любящи въ сердци и желающе нетлѣннаго царства, но еще тѣло свое предаша на поругание узамъ, и темницам, и ранам, конечное, кровь свою проливающе, въсприимаху царство небесное и венецъ неувядаемый. Яко же сей крѣпкий умомъ и терпеливый душею блаженный и христолюбивый великий князь Михайло Ярославичь свое царство, уметы вмѣнивъ, остави, приятъ страсть нужную, положи душу свою за люди своя, помня слово Господне, еже рече: «Аще кто положит душу свою за други своя, сей великий наречется въ царствии небеснемъ».[3] Сии словеса измлада навыче от Божественаго Писания, положи на сердци си, како бы пострадати. Нам же сеи не от инѣхъ слышавше, но сами бывше честному его въспитанию и добронравному възрасту его и премудру разуму усерднаго к Богови усвоения.

Сплетенный из множества цветов венец всевозможными украшениями и различными цветами доставляет великую радость тем, кто видит его <своими> очами. Ибо каждый <цветок> образом своим и видом влечет к себе: один белизной светится, другой красный или багряный лик имеет; а когда все они вместе соединяются, смешивая многие ароматы, <то> чудесное благоухание испускают, изымая злосмрадие из сердец верных. Таковы и жития тех, кто имел великое устремление к единому Богу, старался, как бы ему угодить, тех, кому суждено дойти и видеть горний Иерусалим: одни, презрев плотскую немощь, постом и молитвами в пустынях и в горах, в пещерах изнуряя тело свое, и венец, и порфиру, и сан своего царства временного оставляли, ни во что его вменяя, одного лишь Христа любя <всем> сердцем и желая нетленного царства; да еще и тело свое предали на поругание узам, и темницам, и ранам, и наконец, кровь свою проливая, восприняли царствие небесное и венец неувядаемый. Так же как сей сильный умом и терпеливый душою блаженный и христолюбивый великий князь Михаиле Ярославич царство свое, к праху приравняв, оставил, и приняв тяжкие мучения, положил душу свою за людей своих, помня слово Господне, которое гласит: «Если кто положит душу свою за ближних своих, тот великим наречется в царствии небесном». Узнав слова эти из Божественного Писания, затаил он в сердце своем <желание> пострадать. Мы же все это не от других слышали, но сами были <свидетелями> честного его воспитания, добронравной зрелости и исполненного разумом и мудростью усердного стремления к Богу.

Сего блаженнаго великого князя Михаила Ярославича нѣсть лѣпо в забвение ума оставити, но на свѣщницѣ проповѣдания оставити, да вси, видящи свѣт богоразумнаго князя жития, терпѣния, конечная страсти его, просвѣтят сердца своя умная свѣтомъ немерцаемыя благодати. Аз же, аще грубъ сый и невѣжа есмь, но ревностию любве господина своего палимъ есмь. Убояхся оного раба лениваго, съкрывшаго талантъ господина своего в земли, а не давшаго добрымъ торжником, да быша сътворили сторицею.[4] Но паки боюся и трепещу своея грубости: како въспишу от многа мало, извѣстити о конечнѣй страсти блаженнаго Христова воина, великого князя Михаила Ярославича, еже сътворися в послѣдняя времяна въ дни наша. Се и начиная молитися: «Владыко Господи Исусе Христе, подай же ми умъ и разумъ и отверзи ми устнѣ, да възвестят хвалу твою, да провѣщаю подвигъ блаженнаго раба твоего».

Сего блаженного великого князя Михаила Ярославича не подобает оставлять в забвении, нет, следует его поставить на подсвечник проповедания, чтобы все, видя свет жития богоразумного князя, его терпения, его последних страданий, просветили свои мысленные сердца светом немеркнущей благодати. Я же, хотя и груб, и невежа, но распаляет меня ревностная любовь к своему господину. Убоялся я участи того раба ленивого, скрывшего талант господина своего в земле вместо того, чтобы дать его добрым торговцам, дабы вернули сторицею. Но опять боюсь и трепещу своей грубости: как мне описать из многого немногое, чтобы рассказать о последних страданиях блаженного Христова воина, великого князя Михаила Ярославича, о том, что случилось в недавние времена, в дни наши. С тем и начинаю, молясь: «Владыко Господи Иисусе Христе, подай же мне ум и разум, отверзи мне уста, да провозгласят они хвалу тебе, да возвещу о подвиге блаженного раба твоего».

В послѣдняя бо лѣта Господь нашь Исус Христос, Слово Божие, родися от пречистыя девы Мария Богородица, и приятъ страсть, исправляя падения рода нашего, и въскресе в третий день, и възнесеся на небеса.[5] В день пятдесятный посла Господь нашъ Богъ Духъ свой на апостолы,[6] оттолѣ начаша учити, обходяще вся страны, и крестити въ имя Отца и Сына и Святаго Духа, и в себе мѣсто поставляаху патриархи и митрополиты, епископы же и прозвитеры. Господь же премилостивый Богъ божественым своимъ промышлениемъ на послѣдний вѣкъ яви благодать свою на русскомъ языцѣ: приведе великого князя Владимера русскаго въ крещение; Вълодимеръ же, просвещенъ Святаго Духа благодатию, введе всю землю русскую въ крещение.[7] Оттоле распространися святая вѣра по всей земли, и бысть веселие и радость велика в новопросвещенных людехъ; точию единъ дияволъ сѣтовашеся, побѣждаемъ от тѣх, имиже преже тѣхъ чтим бываше, жертву приимая и вся угодная. Сего не терпя, врагъ душь наших опромѣташеся, льстивый, како бы съвратити с праваго пути ихъ; и вложи в сердце ихъ зависть, ненависть, братоубийство; нача въсхитити и имѣния сынъ подо отцемъ, брат менший под старѣйшим братомъ, умножися неправда и злоба многа въ человѣцѣхъ, и предашеся въ слабость свѣта сего скороминующаго. Господь же премилостивый Богъ, не терпя видѣти погибающа от диявола род нашь, претяше намъ казньми, хотя нас обратити от злобъ нашихъ, посла на ны казнь, овогда глад, овогда смерть въ человѣцехъ и скотѣхъ; конечную пагубу преда нас в руцѣ измаилтяном.[8] Оттолѣ начахомъ дань даяти по татарьскому языку. И егда коему княземъ нашим доставашеся великое княжение, хожаше князи русстии въ Орду къ цареви,[9] носящи множество имѣния своего.

В последние времена Господь наш Иисус Христос, Слово Божие, родился от пречистой девы Марии Богородицы, и принял страдания, исправляя падший наш род, и воскрес в третий день, и вознесся на небеса. В день пятидесятый послал Господь Бог наш Дух свой на апостолов, от того времени начали они учить, обходя все страны, и крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа, и вместо себя поставляли патриархов и митрополитов, епископов и пресвитеров. Господь же премилостивый Бог божественным своим промышлением в последний век явил благодать свою на русском народе: привел великого князя русского Владимира ко крещению; Владимир же, просвещенный Святого Духа благодатию, привел ко крещению всю русскую землю. От того времени распространилась святая вера по всей земле, и было веселие и радость великая среди новопросвещенных людей; лишь один дьявол сетовал, побеждаемый теми, кем прежде был почитаем, принимая жертвы <от них> и все угодное. Не терпя этого, враг душ наших спохватился, льстивый: как бы совратить их с праведного пути; и вложил в сердца их зависть, ненависть, братоубийство; начали отнимать нажитое сын у отца, младший брат у старшего брата, умножилась неправда, и <стало> много злобы в людях, и отдались они слабостям света сего скоротечного. Господь же премилостивый Бог, не хотя видеть погибающим от дьявола род наш, останавливает нас карами, стремясь обратить нас от зла нашего, посылает он нам наказание: то голод, то мор на людей и скотину, - ив последнюю пагубу предал нас в руки измаильтянам. От того времени начали дань давать по татарскому ясаку. И когда кому из князей наших доставалось великое княжение, ходили князья русские в Орду к царю, принося <ему> множество своих богатств.

По великомъ жестоком пленении русстемъ минувшимъ лѣт 34.[10]

После великого жестокого пленения русского минуло 34 года.

Сей блаженный, приснопамятный и боголюбивый великий князь Михайло бысть сынъ великого князя Ярослава, внук же великого князя и блаженнаго Всеволодичя, скончавшагося нужною смертию въ Ордѣ за крестьяне. Роди же ся от блаженныя, въистину от преподобныя матери, великие княгини Ксении;[11] его же святая та и премудрая мати въспита въ страсѣ Господни и научи святымъ книгам и всякой премудрости.

Блаженный, приснопамятный и боголюбивый великий князь Михаил был сыном великого князя Ярослава, внуком же великого князя блаженного <Ярослава> Всеволодича, скончавшегося тяжкою смертью в Орде за христиан. Родился же он от блаженной, воистину преподобной матери, великой княгини Ксении; и воспитала его святая та и премудрая мать в страхе Господнем и научила святым книгам и всякой премудрости.

Князящу же ему в вотчинѣ своей въ Тфери, преставися великий князь Андрѣй[12] въ Тфери, благослови его на свой стол, на великое княжение, сего христолюбиваго великого князя Михаила, емуже по старѣйшинству дошелъ бяше степени великого княжения.[13] И поиде въ Орду къ царю,[14] якоже преже бывши его князи имѣаху обычай тамо взимати княжение великое.

Когда княжил он в вотчине своей в Твери, преставился великий князь Андрей в Твери, благословив на своей стол, на великое княжение христолюбивого великого князя Михаила, которому по старшинству дошел черед великого княжения. И пошел он в Орду к царю, ибо и прежде его бывшие князья имели обычай принимать там великое княжение.

В то же время сыновецъ его князь Юрий[15] поиде въ Орду же. Бывшу ему в Володимере, блаженный и приснопамятный митрополит Максимъ всея Руси[16] со многою молбою браняше ему итти въ Орду, глаголя: «Азъ имаюся тебѣ съ княгинею, с материю князя Михаила, чего восхочешъ изъ отчины вашея, то ти дасть». Он же обещася, рекъ: «Хотя, отче, поиду, но не ищу княжения великого».

В то же время племянник его князь Юрий пошел тоже в Орду. И когда был он во Владимире, блаженный и приснопамятный митрополит всея Руси Максим со многими мольбами, запрещая ему идти в Орду, говорил: «Я тебе порукой буду, с княгинею, с матерью князя Михаила, - чего захочешь из отчины вашей, то тебе и даст». И он пообещал <ему>, сказав: «Хотя я, отче, и пойду, но не стану искать великого княжения».

И бывшу ему во Ордѣ, не хотяше добра роду крестьяньскому дияволъ вложи в сердце князем татарьским свадиша братию, рекоша князю Юрию: «Оже ты даси выход болши князя Михаила, тебѣ дамъ великое княжение». Тако превратиша сердце его, нача искати великого княжения. Обычай бѣ поганых, и до сего дни - вмещущи вражду между братьею, князи русскими, себѣ многия дары взимаютъ.

И когда был он в Орде, не хотящий добра роду христианскому дьявол вложил в сердце князьям татарским <мысль> столкнуть братьев, и сказали они князю Юрию: «Ежели ты даешь дани больше князя Михаила, то будет тебе великое княжение». Так обратили они сердце его, и начал искать он великого княжения. Таков обычай поганых и до сего дня, - посеяв вражду между братьями, князьями русскими, себе многие дары они принимают.

И бывши прѣ велицѣ между има, и бысть тягота велика в Руси за наша беззакония и съгрѣшения. О том рече пророкъ: «Аще обратитеся ко мнѣ и останетеся от злобъ ваших, то вложу любовь княземъ вашим, аще ли не останетеся злаго обычая вашего, ни покаетеся от многих беззаконий своих, всякою казнию покажню вас».[17] Но милостию пречистыя Богородица и всѣх святых прииде благовѣрный великий князь Михайло и посаженъ бысть на столѣ дѣда и отца своего у святѣй Богородици в Володимере блаженым и преподобным Максимом, митрополитомъ всея Руси.

И была распря великая между ними, и была тягота великая на Руси за наши беззакония и прегрешения. О том сказал пророк: «Если обратитесь ко мне и оставите злодеяния ваши, то вложу любовь <в сердца> князьям вашим, если же не оставите злой обычай ваш, не покаетесь во многих беззакониях своих, всякими карами накажу вас». Но милостию пречистой Богородицы и всех святых пришел благоверный великий князь Михаиле и посажен был на столе деда и отца своего у святой Богородицы во Владимире блаженным и преподобным Максимом, митрополитом всея Руси.

И князившу ему лѣто в великомъ княжении, и сѣде инъ царь, именем Озбякъ.[18] И видѣ Богъ мерьскую вѣру срацинскую,[19] и оттолѣ начаша не щадити рода крестьяньска, якоже бо о таковых рекоша царския дѣти, въ плѣну в Вавилонѣ сущии, глаголаху: «Предасть ны в руцѣ царю немилостиву, законопреступну, лукавнѣйшу паче всея земля».[20] Егда бо Господь Титу предасть Иерусалимъ, не Тита любя, но Иерусалимъ казня. И паки, егда Фоцѣ преда Царьград, не Фоцу любя, но Царьград казня за людская прегрешения.[21] Еже и си нас дѣля бысть за наша согрѣшения. Но мы бывшее възглаголемъ.

И когда прокняжил он год на великом княжении, воцарился <в Орде> другой царь, именем Узбек. И увидел Бог мерзкую веру сарацинскую; и от того времени не стали <татары> щадить рода христианского, как говорили о подобном царские дети, бывшие в плену в Вавилоне: «Предал нас в руки царю немилостивому, законопреступному и лукавейшему на всей земле». Ибо когда Господь предал Титу Иерусалим, <сделал он это>, не Тита любя, но Иерусалим казня. И опять же, когда Фоке предал он Царьград, <сделал это>, не Фоку любя, но Царьград казня за людские прегрешения. Так же и с нами это было за наши согрешения. Но мы расскажем о том, что случилось.

Оттоле нача быти вражда между князема сима, а еще сваристася многажды миръ межю собою, но врагъ дияволъ паки рать въздвизаше. И паки бывшимъ княземъ во Ордѣ, бывши прѣ велице межю има; оставиша Юрия у себя въ Ордѣ, а князя Михаила отпустиша в Русь. И минувшу лѣту, паки безаконнии измаилтяне, не сыти суще мздоимьства, егоже ради желааше, вземши многое сребро, и даша Юрию великое княжение, и отпустиша с ним на Русь единого от князь своих, беззаконнаго треклятаго Кавгадыя.[22] Блаженный же великий князь Михайло срѣте его с вои своими, послалъ князю Юрию, рекъ: «Брате, аже тебѣ далъ Богъ и царь великое княжение, то азъ отступлю тебѣ княжения, но в мою оприснину не въступайся». Роспустя вои свои, поиде в вотчину свою з домочадци своими.

От того времени началась вражда между князьями этими, и еще заключали мир между собою многажды, но враг дьявол снова подымал рать. И когда опять были князья в Орде, была распря великая между ними; и оставили <татары> Юрия у себя в Орде, а князя Михаила отпустили на Русь. И прошел год, и снова беззаконные измаильтяне, ненасытившиеся от мздоимства, одного <богатства> желающие, получив много серебра, дали Юрию великое княжение и отпустили с ним на Русь одного из князей своих, беззаконного треклятого Кавгадыя. Блаженный же великий князь Михаиле встретил его с воинами своими, и послал ко князю Юрию и сказал: «Брат, если тебе дал Бог и царь великое княжение, то я уступлю тебе княжение, но в мою землю не вступай». И, распустив воинов своих, пошел в свою вотчину со своими домочадцами.

Паки не престаетъ дияволъ, желаетъ кровопролития, еже сотворися за грехи наша. Прииде князь Юрий ратию ко Тфери, совокупя всю землю Суздальскую, и с кровопийцем с Ковгадыемъ множество татаръ, и бесерменъ, и мордвы, и начаша жещи городы и села. И бысть туга и скорбь велика, поимающе бо мужи, мучиша разноличными ранами и муками и смерти предаяху, а жены ихъ оскверниша погании. И пожгоша всю волость Тверскую и до Волги, и поидоша на другую страну Волги, в той странѣ то же, хотѣша сътворити.

И снова не унимается дьявол, желает кровопролития, что и случилось за грехи наши. Пришел князь Юрий войной на Тверь, собрав всю землю Суздальскую, а с кровопийцем Кавгадыем множество татар, и бусурман, и мордвы, - и начали жечь города и села. И была скорбь и печаль великая, ибо хватали они мужчин и мучили, нанося им различные раны, и смерти предавали, а их жен осквернили, поганые. И сожгли всю волость Тверскую до Волги, и пошли на другой берег Волги, и хотели в той стороне то же сотворить.

Блаженный же великий князь Михайло призвавъ епископа своего, и князи, и бояре и рече имъ: «Братие, видите, княжения отступился есмь брату моему молодшему, и выход далъ есмь, и се над тѣмъ, колика зла сътвориша в отчинѣ моей, аз же терпях имъ, чаяхъ, убо престанет злоба сия. Наипаче вижю, уже головы моея ловят. А нынѣ не творюся, в чем ему виноватъ буду или в чем виноватъ, скажите ми». Они же, яко единѣми усты, съ слезаами рекоша: «Господине, правъ еси во всемъ пред сыновцемъ своим. Тако въ смирение сотворил еси, се взяша всю волость твою, а на другой странѣ в отчинѣ твоей то же хотятъ сотворити. А нынѣ, господине, поиди противу имъ, а мы за тебя хотимъ животом своимъ». Блаженный же великий князь Михайло такоже съ многимъ смирениемъ рече: «Братие, слышите, что глаголетъ святое Евангелие: иже аще кто положит душу свою за други своя, велик наречется въ царствии небеснемъ. Нам же не за единъ другъ, ни за два положити душа своя: селико народа в полону, и инии избиени суть, жены же и дщери ихъ осквернени суть от поганыхъ; а нынѣ мы, иже за толика народа положим душа своя, да вменится намъ слово Господне въ спасение».

Блаженный же великий князь Михайло, призвав епископа своего, князей и бояр, сказал им: «Братия, видите, уступил я княжение брату моему младшему, и дань дал; и после того сколько зла сотворили в отчине моей, я же терпел это от них, чаял, что прекратится злодеяние это. Теперь же вижу, уже головы моей они хотят. И ныне я не скрываюсь, в чем пред ним виноват был или в чем сейчас виноват, скажите мне». Они же, словно едиными устами, со слезами сказали: «Господин <наш>, прав ты во всем пред племянником своим. Ты так в смирении все сделал, а он взял всю волость твою, и на другом берегу в вотчине твоей то же хотят сотворить. Ныне же, господин, пойди против них, а мы за тебя хотим жизнью своей постоять». Блаженный же великий князь Михайло так же со многим смирением отвечал: «Братия, слышите, что гласит святое Евангелие: "если кто положит душу свою за ближних своих, великим наречется в царствии небесном". Нам же не за одного человека, не за двоих положить души свои: столько народа в полоне, а кто убит насмерть, жены же их и дочери осквернены погаными; и ныне нам, за столько народа положившим души свои, вменится слово Господне во спасение».

И утвердившеся крестомъ честнымъ, и поидоша противу ратным. И яко быша близъ себе, бысть видѣти ратных бесчисленое множество; яко съступишася полци, и бысть сѣча велика; не могуть брани носити противнии и вдаша плещи свои; милостью бо святаго Спаса и пречистыя его Матери и помощию великаго архаггела Михаила побѣди великий князь Михайло; бысть видѣти бесчисленое множество ратных, падающих под конми язвени, аки снопы в жатву на нивѣ.

И утвердившись честным крестом пошли они против войска. И как приблизились, стало видно ратников бесчисленное множество; как сошлись полки, сделалась сеча великая; уже не могут битвы выдержать противники и показали плечи свои; милостью святого Спаса и пречистой его Матери и с помощью великого архангела Михаила победил великий князь Михайло; и было видно бесчисленное множество воинов, падающих ранеными под <ноги> коней, как снопы в жатву на ниве.

Князь же Юрий, видѣвъ вои свои росполошены, аки птица въ стадѣ, отъехав к Торжку с малою дружиною, оттолѣ вборзе к Новугороду. А окаяннаго Кавгадыя со други повелѣ великий князь избити, в немже бысть послѣдняя горкая погибель.

Князь Юрий, видя воинов своих, распуганных, как птицы в стае, отъехал к Торжку с малой дружиной, а оттуда быстро к Новгороду. А окаянного Кавгадыя, от которого случилась последняя горькая погибель, с <его> ближними повелел великий князь побить <и обезоружить>.

Сия же побѣда сътворися месяца декабря в 22 день, на память святыя мученици Анастасии, в день четвертокъ, в годину вечернюю. Самому же великому князю Михаилу бѣ видѣти доспѣх его весь язвлен, на тѣле же его не бысть никоеяже раны. Рече же блаженный пророкъ Давыдъ: «Падетъ от страны твоея тысяща и тма одесную, к тебѣ же не приступитъ, не приидетъ к тебѣ зло, и рана не приступитъ к телеси твоему, яко аггеломъ своимъ заповѣсть от тебе сохранити тя во всѣх путехъ твоих, на руках возмут тя».[23] Якоже и бысть тогда сохраненъ великим архаггеломъ Михаиломъ. И избави из плѣна множество душь, бывшая въ скверныхъ поганьских рукахъ, возвратися въ свое отчество с великою радостию. Приведе окааннаго Ковгадыя в дом свой, и много почтивъ его и одаривъ, отпусти его во своя. Он же лестию ротяшеся много не вадити къ цареви, глаголя: «Занеже воевалъ есмь волость твою без царева повелѣния».

Победа эта случилась месяца декабря в 22 день, на память святой мученицы Анастасии, в четверг, в часы вечерние. У самого же великого князя Михаила было видно, что все доспехи его изрублены, а на теле его не было никакой раны. Ведь сказал блаженный пророк Давид: «Падет подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, к тебе же не подступит; не придет к тебе зло, и язва не подберется к телу твоему, ибо ангелам своим заповедает о тебе - сохранять тебя на всех путях твоих, на руках понесут тебя». Так вот и был он тогда сохранен великим архангелом Михаилом. И избавил от плена множество душ, бывших в скверных руках поганых, и возвратился в свое отечество с великою радостию. Привел окаянного Кавгадыя в свой дом, и много почтив его и одарив, отпустил восвояси. Тот же льстиво и долго клялся не жаловаться царю, говоря: «Ибо воевал я волость твою без царева повеления».

Князь же Юрий совокупи множество новогородецъ и пьскович и поиде ко Тфери. И срѣте его благовѣрный великий князь Михайло противу Синѣевъского. Паки не хотя видѣти другаго кровопролития за толь мало дни, удалишася и целоваша крестъ. И рече блаженный князь Михайло: «Поидеве, брате, оба во Орду, жалуемся вмѣсте къ царю, абы ны чим помочи крестьяномъ сим». Князь же Юрий съемся с Ковгадыемъ, поидоста наперед во Орду, поимше с собою вси князи суздальские и бояре из городовъ и от Новагорода. По повелѣнию же окаянный Ковгадый, написавъ многа лжа, свидѣтелствова на блаженнаго Михаила.

А князь Юрий собрал множество новгородцев и псковичей и пошел к Твери. И встретил его благоверный великий князь Михаиле против Синеевского. И не хотя видеть нового кровопролития за столь малое время, разошлись они и целовали крест. И сказал блаженный князь Михаиле: «Пойдем, брат, оба в Орду, пожалуемся вместе царю, только чтоб чем-нибудь помочь этим христианам». Князь же Юрий вместе с Кавгадыем пошли наперед в Орду, взяв с собой всех суздальских князей и бояр из городов и из Новгорода. И по повелению <князя Юрия> окаянный Кавгадый, написав много лжи, свидетельствовал на блаженного Михаила.

Князь же Михайло посла сына своего Костяньтина[24] въ Орду, а самъ поиде во Орду же после сына своего Костяньтина, благословяся у епископа своего Варсунофия,[25] и от игуменов, и от поповъ, и отца своего духовнаго, игумена Иванна; послѣднее исповѣдание на рецѣ на Нерли[26] на многи часы, очищая душу свою, глаголаше: «Азъ, отче, много мыслях, како бы намъ пособити крестьяномъ сим, но моихъ ради грѣховъ множайшая тягота сотворяется разности; а нынѣ же благослови мя, аще ми ся случитъ, пролию кровь свою за них, да некли бы ми Господь отдалъ грѣховъ, аще сии крестьяне сколко почиютъ».

Князь же Михаиле послал сына своего Константина в Орду, и сам пошел в Орду после сына своего Константина, благословясь у епископа своего Варсонофия, и у игуменов, и у попов, и у отца своего духовного игумена Ивана; говорил последнюю исповедь на реке Нерли много часов, очищая душу свою: «Я, отче, много размышлял, как бы нам помочь христианам, но из-за грехов моих еще больше тягот случается; и ныне благослови меня, если мне приведется, пролью за них свою кровь, быть может, отпустит мне Господь грехи, если эти христиане хоть сколько-нибудь передохнут».

Еже до егоже мѣста проводити его благородная его княгини Анна и сынъ его Василий,[27] возвратишася от него со многим рыданиемъ, испущающе от очию слезы, яко рѣку, не могуще разлучитися от възлюбленнаго своего князя.

До этого места проводили его благородная его княгиня Анна и сын его Василий, и возвратились от него с великим рыданием, источая слезы из очей, будто реки, не в силах разлучиться с возлюбленным своим князем.

Он же поиде к Володимерю. Приехалъ посолъ от царя, глаголя: «Зовет тя царь. Буди вборзе за месяць, аще ли не будеши, уже воименовал рать на твой город. Обадил тя есть Ковгадый къ царю, глаголя: "Не бывати ему во Ордѣ"».

Он же пошел к Владимиру. Приехал посол от царя и сказал: «Зовет тебя царь. Поезжай скоро, если за месяц не приедешь, то он уж и войско назначил на твой город. Оговорил тебя Кавгадый перед царем и сказал: "Не бывать ему в Орде"».

Думаша же бояре его, ркуще: «Сынъ твой въ Ордѣ, а еще другаго пошли сына своего». Тако же глаголета ему: «Господине отче драгий, не езди сам во Орду, которого хощещи, да того пошлеши, занеже обаженъ еси къ цареви, дондеже минет гнѣвъ его».

Думали его бояре и сказали: «Сын твой в Орде, и еще другого пошли сына своего». Также и <два его сына> сказали ему: «Господин <наш>! Отец дорогой! Не езди сам в Орду, кого хочешь из нас, того и пошли, ведь ты оговорен перед царем, подожди, пока минет гнев его».

Крѣпкий же умом, исполнився смирения, глаголаше: «Видите, чада, яко царь не требуетъ вас, детей моихъ, ни иного кого, но моей головы хощетъ. Аще азъ гдѣ уклонюся, а отчина моя вся в полону избиени будут, а после того умрети же ми есть, то лучши ми есть нынѣ положити душу свою за многия душа». Помянулъ бо бяше блаженнаго отчество боголюбца, великаго Христова мученика Дмитрея, рекше про отчину свою и про Селунь град: «Господи, аще погубиши ихъ, то и азъ погибну с ними, аще ли спасеши ихъ, то и азъ с ними спасенъ буду».[28] Сий убо такоже сътвори: умысли положити душу свою за отчество, избави множество от смерти своею кровию и от многоразличных бѣд. И паки много поучивъ сына своя кротости, уму, смирению же и разуму, мужеству, всякой доблести, веляше же послѣдовати благымъ своимъ нравомъ. На мнозе же целовашеся съ многими слезами, не можаху ся разлучити от аггелообразнаго взора красныя свѣтлости его и святаго лица его, не могуще насытитися медоточнаго учения его. Егда разлучастася слезни и уныли, отпусти ихъ во отчество свое, давъ имъ даръ, написавъ имъ грамоту, раздели имъ отчину свою, ти тако отпусти ихъ.

Сильный же умом, исполнившись смирения, сказал <им>: «Видите, чада, что царь не требует ни вас, детей моих, ни кого иного, а моей головы хочет. Если я куда-нибудь уклонюсь, а отчина моя вся в полоне перебита будет, - ведь мне же умирать после этого; так лучше мне ныне положить душу свою за многие души». Помянул он имя блаженного боголюбца, великого Христова мученика Димитрия, сказавшего про отчину свою и про Селунь град: «Господи, если погубишь их, то и я погибну с ними, если же спасешь их, то и я с ними спасен буду». И он так же поступил: решил душу свою положить за отечество, избавил множество людей своею кровью от смерти и от многоразличных бед. И снова долго учил сынов своих кротости, уму, смирению и разуму, мужеству, всякой доблести и велел следовать благим своим обычаям. И долго они целовались со многими слезами, не в силах оторваться от лицезрения ангелообразного вида его прекрасной светлости, не в состоянии насытиться его медоточного учения. Когда разлучились, в унынии и в слезах, отпустил он их в свое отечество, дав им дар - написав грамоту, разделил им отчину свою, и с тем отпустил их.

Дошедшу же ему во Орду месяца сентября въ 6 день, на память чюдеси великаго архаггела Михаила, на усть рѣки Дону, идѣже течет в море Сурожьское, ту же срѣте его князь Костяньтинъ, сынъ его. Царь же дасть ему пристава, не дадуще его никомуже обидити. Се бо умякнуша исперва словеса ихъ паче елѣя, та бо ны быша и стрѣлы,[29] егда одари вси князи и царицю, последи же и самого царя. Бывшу же ему въ Ордѣ полтора месяца, и рече царь княземъ своимъ: «Что ми есте молвили на князя Михаила? Сотворита има суд съ княземъ Юриемъ, да котораго сотворите вправду, того хочю жаловати, а виноватого казни предати». А не вѣси окаанне, аже ся своею казнию исплелъ еси ему вѣнецъ пресвѣтелъ!

Когда же пришел он в Орду, месяца сентября в 6 день, на память чуда великого архангела Михаила, на устье реки Дона, там, где впадает она в море Сурожское, встретил его князь Константин, сын его. Царь же дал ему пристава, не давая никому его в обиду. И сперва «разнежились словеса их больше елея, а потом стали они нам как стрелы», когда одарил всех князей и царицу, наконец же и самого царя. И когда пробыл он в Орде полтора месяца, сказал царь князьям своим: «Что мне наговаривали на князя Михаила? Устроим им суд с князем Юрием: кого признаете правым, того хочу пожаловать, а виноватого казни предать». <А не ведаешь, окаянный, что своею казнью сплел ты ему венец пресветлый!>

Въ един же от дни собрашася вси князи ординьстии за дворъ его, сѣдше въ единой вежи, покладааху многы грамоты съ многимъ замышлениемъ на блаженнаго князя Михаила, глаголющи: «Многы дани поимал еси на городѣх наших, а царю не дал еси». Истинный же Христовъ страдалецъ князь Михайло глаголя, любя истинну, со всякою правдою, обличаше ихъ лживое свѣдѣтелство. О таковых судьяхъ реченно бысть: «Поставлю властеля, ругателя ихъ и судию, немилующа ихъ».[30] Се бо бяше нечестивый Ковгадый самъ судия и, судя же, тоже лжив послухъ бываше, покрывая лжею своею истинная словеса вѣрнаго Михаила. И изрече многозамышенныя вины на блаженнаго непорочнаго Христова воина, а свою страну оправдая.

В один из дней собрались все князья ордынские за двором его, сели в одной веже и выложили множество грамот с многими измышлениями на блаженного князя Михаила и сказали: «Много дани ты взял с городов наших, а царю не отдал». Истинный же Христов страдалец князь Михаиле отвечал, любя истину, со всей правдой и обличал их лживое свидетельство. О таковых судиях было сказано: «Поставлю властителя, ругателя и судию немилостивого». Так и нечестивый Кавгадый сам был судьей и, судя, сам же был и лжесвидетелем, покрывая своею ложью правдивую речь верного Михаила. И наговорил он множество измышлений и вин на блаженного непорочного Христова воина, оправдывая свою сторону.

Паки, минувши единой недели по судѣ томъ, в день суботный, от нечестивых изыде повелѣние безаконно: поставиша и на другомъ судѣ связанна блаженнаго Михаила, износяще ему неправедное осужение, глаголя: «Царевы дани не далъ еси, противу послабилъся еси, а княгиню Юрьеву повелѣлъ еси уморити».[31] Благовѣрный же князь Михайло съ многым свидѣтельством глаголаше: «Колико съкровищь своих издаялъ есмь цареви и княземъ, все бо исписано имяще», - а посла како избави на брани и съ многою честию отпусти, а про княгиню Бога послуха призываше, глаголаше, яко «ни на мысли ми того сътворити». Они же безаконнии, по глаголющему пророком: «уши имуть и не слышат правды, уста имуть и не глаголютъ, очи имуть и не видят»,[32] ослепи бо ихъ злоба ихъ, - не вмениша себѣ ни мала словеса блаженнаго, но рѣша в собѣ: «Поносы и узами стяжим его и смертию нелѣпотною осудимъ его, яко неключимъ есть намъ, не послѣдует нравомъ нашим».

Когда прошла неделя после того суда, в день субботний, снова вышло от нечестивых беззаконное повеление: поставили и пред другим судом блаженного Михаила, связанным, и вынесли ему неправедное осуждение, сказав <ему>: «Ты царевой дани не дал, против <нас> выступить осмелился и княгиню Юрьеву повелел уморить». Благоверный же князь Михаиле со многими доказательствами говорил: «Сколько своих сокровищ передавал я царю и князьям, ведь все это переписано», - и как посла он избавил <от гибели> на поле битвы и с большой честью отпустил, а про княгиню Бога в свидетели призывал, говоря, что «и на мысли того у меня не было». Эти же беззаконники, по сказанному пророком: «уши имеют и не слышат правды, уста имеют и не говорят, глаза имеют и не видят», ибо ослепила их собственная злоба, - и не прислушались они к словам блаженного, но решили промеж себя: «Поношением и узами опутаем его и безобразной смертью осудим его, ибо не годится он нам, не последует он нашим нравам».

Яко же бо восхотѣша злобы, тако и сътвориша. В настоящую бо нощь приставиша от седми князей седмь сторожей,[33] инѣхъ немало и покладааху пред блаженнаго многыя узы желѣзныя, хотяще отягчити нозѣ его. Вземше от портъ его, поделишася и в ту нощь мало облегчиша ему от узъ желѣзных, но связанъ тако пребысть всю нощь. Тое же нощи отгнаша от него всю дружину его, силно биюще, и отца его духовнаго Александра игумена,[34] и оста единъ в руках ихъ, глаголаше бо в собѣ: «Удалисте от мене дружину мою и знаемых моих от страстей».

Как пожелали зла, так и сотворили. В ту же ночь приставили от семи князей семь сторожей, и иных немало, и положили перед блаженным множество уз железных, собираясь заковать ноги его. Взяли, <что хотели>, из одежды его, поделили <между собой> и в ту ночь почти не облегчили его от уз железных, так связанным и пробыл он всю ночь. В ту же ночь прогнали от него всю его дружину, избивая сильно, и отца его духовного игумена Александра; и остался один он в руках их, и говорил про себя: «Удалили от меня дружину мою и ближних моих от страстей <моих>».

Наутрия же в неделю повелѣниемъ безаконных возложиша колоду велику от тяжка древа на выю святаго, прообразующе ему поносную муку прияти, юже приимъ, благодаряше Господа Бога с радостию и со слезами, глаголя: «Слава тебѣ, Владыко человѣколюбче, яко сподобил мя еси прияти начаток мучения моего, сподоби мя прияти и кончати подвигъ свой, да не прельстят мене словеса лукавых, да не устрашат мя прещения нечестивых».

Наутро же в воскресенье по повелению беззаконных возложили великую колоду из тяжелого дерева на шею святого, показывая, что предстоит ему принять позорное мучение, и приняв его, благодарил он Господа Бога с радостью и со слезами, говоря: «Слава тебе, Владыка человеколюбче, что сподобил меня принять начало мучения моего, сподоби меня принять и окончить подвиг свой, да не прельстят меня слова лукавых, да не устрашат меня угрозы нечестивых».

И повелѣша безаконнии вести святаго послѣ царя, бяше бо пошелъ царь на ловлю. Премудрый же благовѣрный великий князь Михайло, якоже обыче измлада, николиже не измѣняше правила своего, в нощи убо пояше псалмы Давыдовы. А како поиде из Володимеря, от тоя недѣли до недѣли постящеся, причащающися тѣла и крови Господня; отнележе ятъ бысть, наипаче беспрестани по вся нощи не дающи сна очима своима, да не уснетъ, не воздремлетъ храняяй его аггелъ, но пакы славяше Бога, съ многыми слезами и съ глубокимъ въздыханиемъ исповѣдаяся к нему, глаголаше: «Господи, услыши молитву мою, и вопль мой к тебѣ да придетъ, не отврати лица твоего от мене, Владыко. В он же день, аще тужю, приклони ко мнѣ ухо твое, в он же часъ призову тя, Господи, скоро услыши мя. Се бо минуша, яко дымъ, дние мои».[35] Прочее: «Спаси мя, Боже, яко внидоша воды до душа моея, приидохъ бо сѣмо, яко въ глубину морьскую, аки буря, потопи мя. Се бо умножишася на мя паче влас главы моея ненавидящеи мя без ума. И преже сего мой хлѣбъ ядяше и мою любовъ видѣвша, а нынѣ укрѣпишася на мя врази мои, быша досажающи ми бес правды».[36]

И повелели беззаконные вести святого вслед за царем, ибо отправился царь на охоту. Премудрый же благоверный великий князь Михаиле, как привык смолоду, никогда не изменял правила своего, - в ночи пел псалмы Давидовы. И как отправился из Владимира, с того дня от воскресенья до воскресенья постился, причащаясь телу и крови Господней; а с тех пор, как был схвачен, еще больше, беспрестанно, все ночи не давал сна своим очам, чтоб не уснул, не задремал хранящий его ангел, но вновь и вновь славил Бога, со многими слезами и с глубоким воздыханием исповедаясь ему, говорил: «Господи, услышь молитву мою, и вопль мой да придет к тебе, не отврати лица твоего от меня, Владыка. В день скорби моей приклони ко мне ухо твое; в час, когда воззову к тебе, Господи, скоро услышь меня, ибо исчезли, как дым, дни мои...» И далее: «Спаси меня, Боже, ибо дошли воды до души моей, ибо я пришел сюда, как в глубину морскую, как будто буря потопила меня. Ненавидящих меня без ума стало больше, чем волос на главе моей. Прежде хлеб мой ели и любовь мою видели, а ныне укрепились на меня враги мои, преследующие меня неправедно».

Егда безаконнии они стражие в нощи забиваху в той же колодѣ святѣи руцѣ его, но ни, тако озлобляемъ, не престая поя Псалтырь, а единъ отрокъ его седяше, прекладывая листы. Он же прилѣжно глаголаше: «Господи, не отврати лица твоего от отрока твоего, яко скръблю, скоро услыши мя, вонми души моей, избави ю́ от враг моих. Ты бо единъ вѣси помышление мое, студ мой и срамоту мою, се бо пред тобою суть вси стужающии ми бес правды. Иже бы кто со мною поскорбѣлъ, и утешающаго не обрѣтох, развѣе тебе, Господи, въздаютъ бо ми злая въз добрая, пролей на ня гнѣвъ твой и ярость гнѣва твоего да иметъ я́.[37] Почто ся хвалиши о злобѣ своей, безаконный же Ковгадый, злая мысля на мя по вся дни? Язык твой, яко бритву изоощрену, сътворилъ еси, лесть възлюбилъ еси, злобу паче добра, забылъ еси многих моих даровъ, глаголалъ еси, на мя неправду къ цареви. Сего ради раздрушит тя Богъ, въсторгнет тя и преселит тя от селения твоего и корень твой от земля живыхъ.[38] Но трьплю, Господи, имени твоего ради, яко благо ми будетъ пред преподобными твоими, давно бо жадах, да ми пострадати за Христа. Се бо видѣ себе озлобляема сице, радуюся о спасении твоемъ, - и въ имя Господа Бога нашего възвеличимся. Но въскую, Боже, прискорбна еси, душе моя, въскую смущаеши мя; уповай на Бога моего, яко исповѣмся ему; спасение лицу моему Богъ мой».[39]

Когда беззаконные те стражи в ночи забивали в ту колоду святые руки его, то он, мучимый таким образом, не переставая пел Псалтирь, а один отрок его сидел, переворачивая листы. Он же усердно говорил: «Господи, не отврати лица твоего от раба твоего, ибо скорблю, скоро услышь меня, вонми душе моей, избави ее от врагов моих. Ибо ты один ведаешь помышление мое, стыд мой и посрамление мое, ибо перед тобою все преследующие меня неправедно. Если бы кто поскорбел со мной, но утешающего не нашел, кроме тебя, Господи; воздают мне злом за добро, излей на них гнев твой, и ярость гнева твоего да обымет их. Почто хвалишься злобой своей, беззаконный Кавгадый, зло замышляя на меня всякий день? Ты соделал свой язык словно бритву изощренную, полюбил ложь и зло больше добра, забыл многочисленные дары мои, наговорил на меня неправду царю. За то сокрушит тебя Бог, исторгнет тебя и переселит тебя из селений твоих <предков> и корень твой из земли живых. Но терплю, Господи, имени твоего ради, ибо будет мне благо перед преподобными твоими, ибо давно я жаждал пострадать за Христа. Вот видя себя так мучимого, радуюсь я спасению твоему, - ради имени Господа Бога нашего возвеличимся. Но почему - о Боже - скорбишь ты, душа моя, зачем смущаешь меня; уповай на Бога моего, ибо исповедаюсь ему; спасение мне Бог мой».

Тако же на всякъ час славя Бога съ слезами, въ день же бяше всегда видѣти свѣтлым веселым взоромъ, словесы сладкими тѣшаше дружину свою. И бяше видѣти, яко никоего озлобления приемлюще, глаголаше: «Се ли едино было, дружина моя, егда преже сего, яко в зерцало, зряще на мя, тѣшастася. Нынѣ же видящеи на мнѣ се древо, печалуетеся и скорбите. Помяните, како прияхомъ благая в животѣ нашем, сихъ ли не можемъ претрьпити? А что бо ми есть сия мука противу моимъ дѣломъ! Но болша сих достойна ми прияти, да некли быхъ прощение улучилъ». И приложи слово, слово праведнаго Иева: яко годѣ Господеви, тако и будетъ, буди имя Господне благословено от нынѣ и до вѣка.[40] Да не печалуйте, пребывъше мало, узрите прочее выя моея».

Так все время славил он Бога со слезами, днем же всегда можно было видеть, как он светлым, веселым взором и сладкими словами утешал дружину свою. И видели, как, ничуть не оскорбляясь, говорил он: «Не все ли едино, дружина моя, когда прежде вы, как в зеркало, на меня глядя, утешались. Ныне же, видя на мне эту колоду, печалитесь и скорбите. Вспомните, как принимали мы благое в жизни нашей, сего ли не сможем претерпеть? Что для меня эта мука в сравнении с делами моими! Больше того достоит мне принять, дабы, быть может, <когда-нибудь> прощение получить». И добавил слова, слова праведного Иова: как угодно Господу, так и будет; да будет имя Господне благословенно отныне и до века. «Не печальтесь, скоро увидите и все иное, что сбудется на вые моей».

Минувшим же 24 днем святому в неизреченном терпѣнии, нечестивый же Ковгадый, имѣя ядъ аспиденъ под устнами своими, пакы досажая души долготерпѣливаго князя Михаила, повелѣ его привести и в торгъ в таковой укоризне, созва вся заимодавца и повелѣ святаго поставити на колѣну пред собою; величашеся безаконный властьми над праведнымъ и многа словеса изрече досадна праведному. Посем рече: «Вѣдая буди, Михайле, такъ царевъ обычай: аже будетъ ему на кого нелюбо, хотя от своего племяни, то таково древо въскладаютъ на него. Егда же царевъ гнѣвъ минет, то паки в первую честь введетъ его. Утро бо въ предидущий день тягота сии отъидет от тебе, потомъ в болшей чести будеши». Възрѣв же, рече сторожемъ: «Почто не облегчите древа сего?» Они же рекоша: «Заутра или на другой день тако сътворимъ по глаголу твоему». И рече окаянный: «Поддержите ему древа того, да не отягчаетъ ему плещу». Тако единъ от предстоящих за нимъ, подъимъ, держаще, древо то.

После того как провел святой 24 дня в несказанном терпении, нечестивый Кавгадый, с ядом аспидным под своими устами, досаждая вновь душе долготерпеливого князя Михаила, повелел привести его на торжище в таком унижении, созвал всех заимодавцев и повелел поставить святого пред собою на колени: величался беззаконный властью над преподобным и много обидных слов говорил преподобному. Потом сказал: «Знай, Михаил, таков царев обычай: если будет кто ему нелюб, хоть и своего племени, то такую колоду возлагают на него. Когда же минет царский гнев, то снова в прежнюю честь царь введет его. Завтра утром тягота эта отойдет от тебя, потом в большой чести будешь». И, посмотрев, сказал сторожам: «Почему не облегчите колоду эту?» Они же ответили: «Завтра или на следующий день так и сделаем по приказу твоему». И сказал окаянный: «Поддержите ему колоду эту, пусть не отягчает ему плечи». И так один из стоящих за ним, подняв, стал держать ту колоду.

Многу же часу минувшу о въпросѣхъ, а праведному отвѣты дающа; посемъ повелѣ вести вонъ блаженнаго. Ведше его, и рече слугамъ своим: «Дадите ми столецъ, да прииму покой ногама своима, бѣста бо отягчали от многаго труда». В то же время съехалися бесчисленое множество от всѣхъ языкъ, сшедшеся, стояще, зряху на святого. Рече же единъ от тѣхъ стоящих ему: «Господине княже, видиши ли, селико множество народа стоятъ, видящи тя в таковой укоризне. А преже тя слышахом царствующаго въ своей земли. Абы еси, господине, въ свою землю шелъ». Блаженный же рече съ слезами, яко «позору быхомъ аггеломъ и человѣкомъ, и вси видящеи мя покиваша главами своими».[41] И паки: «Уповаша на Господа, да избавитъ и, яко хощетъ ему, яко той есть исторгий мя ис чрева, упование мое от сесцю матере моея».[42] Въставъ, поиде к вежи своей и глаголя прочее псалма того; и оттолѣ бяше видѣти очи его полны слезъ, чюяше бо ся въ сердци, яко уже скончатися доброму течению.

И много времени прошло в вопросах, а праведный держал ответы; потом повелел <Кавгадый> увести прочь блаженного. Когда повели его, сказал он слугам своим: «Дайте мне стулец, чтобы дать мне покой ногам своим, отягчали они от многих трудов». В то же время съехалось бесчисленное множество <людей> от всех народов, сшедшись, стояли они и смотрели на святого. И один из тех стоявших сказал ему: «Господине княже, видишь ли, какое множество народа стоит, видя тебя в таком унижении. А прежде слышали, что царствовал ты в своей земле. Шел бы ты, господине, в свою землю». Блаженный же сказал со слезами: ибо «мы выставлены были на позорище ангелам и людям», - и: «все, видящие меня, покивали главами своими». И еще: «Уповали на Господа, да избавит его, как угодно ему, ибо он тот, кто исторгнул меня из чрева <матери моей>, упование мое с младенческих лет моих». И, встав, пошел он к веже своей, говоря далее тот псалом; и с тех пор видели очи его полными слез, ибо он чувствовал сердцем, что приходит конец доброму течению.

Бывшу же блаженному князю Михаилу в неизреченном томъ терпѣнии, в таковой тяготѣ 26 дней, за рекою Терком, на рецѣ на Сѣвенци, под городом Тютяковымъ, минувши горы высокыя Ясския Черкаскыя, близъ вратъ желѣзных.[43] В среду рано повелѣ отпѣти заутреню, и канонъ, и часы. Сам же с плачемъ послушавъ правила причащения и рече попови, да бых молвилъ псаломъ сий. Он же вда ему книги. Приимъ книгы, нача глаголати тихо, съ умилениемъ и многим воздыханиемъ и со многими слезами, испущая от очию, яко рѣку, слезы, глаголаше се: «Съхрани мя, Господи, яко на тя уповах»,[44] псалом 2: «Господь пасетъ мя, ничтоже мя лишит»,[45] псалом 3: «Вѣровах, тѣм же и възглаголахъ».[46] По семъ нача каятися ко отцу своему духовному съ многим смирениемъ, оцищая душу свою, бяше бо с ним игуменъ да два попа. По сем же присѣдящу у него сыну его Костяньтину, он же приказываше къ княгине и сыномъ своим, приказываше про отчину свою, и про бояре, и про тѣх, иже с нимъ были, и до менших, иже с ним были, но веля ихъ презрѣти. И по сем уже часу приближающуся, и рече: «Дадите ми Псалтырь, велми бо ми есть прискорбна душа моя». Чюяше бо сий въ сердцы - при дверех пришелъ есть святый зватай по блаженную его душу. Разгнувъ, обрѣте псалом: «Внуши, Боже, молитву мою, вонми моление мое, въ скорбѣхъ печалию моею смутихся от гласа вражия и от стужения грѣшнича, яко въ гневѣ враждоваху мнѣ».[47]

И терпел блаженный князь Михаил несказанную ту муку 26 дней, за рекою Терком, на реке на Севенци, под городом Тютяковым, как минуешь горы высокие Ясские Черкасские, близ врат железных. В среду рано повелел он отпеть заутреню, и канон, и часы. Сам же, с плачем, послушав правила к причащению, сказал попу, чтоб прочел он псалмы сии. И тот дал ему книгу. Взяв книгу, начал он читать тихо, с умилением и воздыханием и со слезами, и текли из очей его слезы, как река, и говорил вот что: «Храни меня, Господи, ибо на тебя уповаю», псалом 2: «Господь - пастырь мой, ни в чем не буду я нуждаться», псалом 3: «Веровал я, и потому проглаголал». После этого стал он каяться отцу своему духовному с большим смирением, очищая душу свою, были ведь с ним игумен и два попа. Потом, когда явился пред ним сын его Константин, стал он давать наказ ко княгине и сыновьям, наказ про отчину свою, и про бояр, и про тех, кто с ним был, вплоть до самых низших, с ним бывших, веля о них позаботиться. А потом уж и час его приблизился, и сказал он: «Дайте мне Псалтырь, ибо сильно скорбит душа моя». Ибо чувствовал он сердцем - при дверях уже святой зватай по блаженную его душу. Разгнув книгу, обрел он псалом: «Услышь, Боже, молитву мою, внемли молению моему, в скорби и печали смутился я от гласа вражия и от притеснения грешников, ибо в гневе враждуют против меня».

В той час окаянный Ковгадый вхожаще къ царю, исхожаше съ отвѣты на убиение блаженнаго Михаила. Се же чтяше: «Сердце мое смутися въ мнѣ, и страхъ смерти нападе на мя».[48] И рече попом: «Отци, молвите псалом сий, скажите ми». Не хотяше болшему смущати ему: «Се, господине, знакоми то, молвит в послѣди главизне: възверзи на Господа печаль твою, и той тя препитаетъ, не дасть бо в вѣки смятения, праведнику».[49] Он же пакы глаголаше: «Кто дасть ми крилѣ, яко голуби, полещу и почию. Се удалихся бѣгая и въдворихся в пустыни, чаяхъ Бога, спасающаго мя».[50]

В тот час окаянный Кавгадый вошел к царю - и вышел с повелением на убиение блаженного Михаила. Тот же читал: «Сердце мое смутилось во мне, и страх смерти напал на меня». И сказал попам: «Отци <мои>, прочтите псалом сей, скажите <его> мне». Они же не хотели еще больше смущать его: «Тут, господине, известно все это, сказано в последнем стихе: возверзи на Господа печаль твою, и он поддержит тебя, не даст никогда поколебаться праведнику». Он же снова прочел: «Кто дал бы мне крылья, как у голубя? Я улетел бы и успокоился, я удалился бы далеко и водворился в пустыне, уповая на Бога, спасающего меня».

Егда вожааху блаженнаго Михаила со царемъ в ловѣх, глаголааху ему слуги его: «Се, господине, проводницы и кони готови, уклонися на горы, живот получиши». Он же рече: «Не дай же ми Богъ сего сътворити, николиже бо сего сътворих во дни моя. Аще бо азъ, гдѣ уклонюся, а дружину свою оставя в такой бедѣ, кою похвалу приобрящу, но воля Господня да будетъ».

Когда водили блаженного Михаила с царем на охоту, говорили ему слуги его: «Вот, господине, проводники и кони готовы, убеги в горы - спасешь жизнь». Он же сказал: «Не дай мне Бог этого сделать, никогда в жизни своей такого не делал. Если куда-нибудь убегу, а дружину свою оставлю в такой беде, какую же я похвалу получу <за это>. Да будет воля Господня».

И рече: «Аще бы ми врагъ Ковгадый поносилъ, претрьпѣлъ убо бых ему. Но сей ненавидяй мене велерѣчюетъ о мнѣ и се ему нѣсть изменения от Бога; аз же, Господи, уповаю на тя».[51] И тако сконча псалом, и съгнувша Псалтырь, и дасть отроку.

И сказал: «Если бы меня враг Кавгадый поносил - это я перенес бы, но ненавистник мой величается надо мною, и нет в нем перемены, я же, Господи, уповаю на тебя». И так окончил псалом и, закрыв Псалтырь, отдал отроку.

И се в той час единъ отрокъ его въскочи в вежю обледѣвшим лицем и измолкъшим гласомъ: «Господине княже, се уже едутъ от Орды Ковгадый и князь Юрей съ множествомъ народа прямо къ твоей вежи». Он же наборзе воставъ, и въздохнувъ, рече: «Вѣмъ, на что едут, на убиение мое». И отсла сына своего Костяньтина къ царице. И бѣ страшно в той час, братие, видѣти от всѣхъ странъ множество женущих видѣти блаженнаго князя Михаила. Ковгадый же и князь Юрей послаша убийцы, а сами в торгу ссѣдоша с коней, близъ бо бяше в торгу, яко каменемъ доврещи.

И вот в этот момент один из отроков его вбежал в вежу с побледневшим лицом и пресекшимся голосом: «Господине княже, вот уже едут из Орды Кавгадый и князь Юрий с множеством народа прямо к твоей веже!» Он же быстро встал и, вздохнув, сказал: «Знаю я, для чего едут, - чтобы убить меня». И отослал сына своего Константина к царице. Страшно было в тот час, братия, видеть множество стремящихся поглядеть на блаженного князя Михаила. Кавгадый же и князь Юрий послали убийц, а сами слезли с коней на торжище, ибо недалеко был торг этот, можно было камнем добросить.

Убийцы же, яко дивии звѣрие, немилостивии кровопийцы, разгнавше всю дружину блаженнаго, въскочивше в вежю, обрѣтоша его стояща. И тако похвативше его за древо, еже на выи его, удариша силно и възломиша на стѣну, и проломися стѣна. Он же паки въскочивъ, итако мнози имше его, повергоша на землю, бияхутъ его нещадно ногами. И се единъ от безаконных, именем Романецъ, и извлече ножь, удари в ребра святаго, в десную страну и, обращая ножь сѣмо и овамо, отрѣза честное и непорочное сердце его. И тако предасть святую свою блаженную душю в руцѣ Господеви великий христолюбивый князь Михайло Ярославичь месяца ноября в 22 день, в среду, въ 7 дни и спричтеся с лики святых и съ сродникома своима, з Борисом и Глѣбом,[52] и с тезоименитым своимъ с Михайлом с Черниговьским.[53] И приятъ венецъ неувядаемый от рукы Господня, егоже въжделѣ.

Убийцы же, будто дикие звери, немилостивые кровопийцы, разогнав всю дружину, вскочили в вежу и увидали его стоящим. И так, схватив его за колоду, что была на шее его, ударили сильно и швырнули на стену - и проломилась стена. Он же снова вскочил, и тогда множество людей набросилось на него, повалили на землю и стали бить его беспощадно ногами. И один из беззаконников, по имени Романец, вытащил нож и ударил святого в грудь, справа, и, вращая нож туда и сюда, вырезал честное и непорочное сердце его. И так предал святую свою блаженную душу в руки Господу великий христолюбивый князь Михаиле Ярославич месяца ноября в 22 день, в среду, в 7 часов дня, и приобщился к лику святых вместе со сродниками своими с Борисом и Глебом и тезоименником своим Михаилом Черниговским. И принял из руки Господней венец неувядаемый, к которому так стремился.

А двор блаженнаго разграбиша русь же и татарове, а имѣние русское повезоша к себѣ в станы, а вежю всю расторгоша подробну, а честное тѣло его повергоша наго, никимже небрегому. Един же пригна в торгъ и рече: «Се уже повелѣнное вами сотворихомъ». Ковгадый же и князь Юрей всѣдше на кони, приехаша въскорѣ к тѣлу святаго и видѣша тѣло святаго наго, браняше и съ яростию князю Юрию: «Не отець ли сей тебе бяшет князь великий? Да чему тако лежит тѣло наго повержено?» Князь же Юрий повелѣ своимъ покрыти единою котыгою,[54] еже ношаше при дѣдѣ его, а другыя кыптом[55] своим.

Двор блаженного разграбили русичи же и татары, богатство русское повезли к себе в станы, вежу всю разломали на мелкие части, а честное тело его бросили нагое и никем не хранимое. И один <из них> прибежал на торжище и сказал: «Уже приказанное вами сделали». Кавгадый же и князь Юрий, сев на коней, быстро приехали к телу святого и увидели тело святого нагим; и яростно выбранил <Кавгадый> князя Юрия: «Не отцом ли тебе был сей князь великий? Почему же тело его нагим брошено?» И князь Юрий повелел своим людям прикрыть тело котыгою, что носил еще при деде своем, и кыптом своим.

И положиша и́ на велицѣй вѣцѣ, и возложиша и́ на телѣгу, и увиша ужи крѣпко, и превезоша за реку, рекомую Адежь, еже речется «горесть». Горесть бо намъ въистинну, братие, в той час бысть, видѣвшим такову смерть поносную господина своего князя Михаила Ярославича. А дружина наша немнози гонзнуша рукъ ихъ: иже дръзнуша, убежаша въ Орду къ царице, а другых изимаша, влечахут наги, терзающи нещадно, акы нѣкия злодѣя, и приведши въ станы своя, утвердиша въ оковах. Сами же князи и бояре въ единой вежи пияху вино, повѣстующе, кто какову вину изрече на святаго.

И положили его на большую доску, подняли на телегу, перевязали крепко веревками и перевезли через реку, называемую Адежь, что означает «горесть». Ибо воистину горесть была в тот час нам, братия, когда увидели мы такую унизительную смерть господина своего князя Михаила Ярославича. А из дружины нашей немногие избежали рук их: те, кто дерзнули,- убежали в Орду к царице, а других поймали, потащили нагими, избивая нещадно, как каких-нибудь злодеев, и приведя в свои станы, заковали в оковы. Сами же князья и бояре в одной веже упивались вином и рассказывали, кто какую вину наговорил на святого.

Но, възлюблении князи русстии, не прельщайтеся суетъными мира сего и вѣка скороминующаго, иже хуждьше паучины минуетъ. Ничтоже бо принесосте на свѣт сей, ни отнести можете - злата и сребра или бисера многоцѣннаго, нежели градовъ и власти, о нихже каково убийство сътворися! Но мы на первое възвращшеся, сътворившеся чюдо да скажемъ.

О, возлюбленные князья русские, не прельщайтесь суетою мира сего и века скоропреходящего, что быстрее паутины минует. Ничего не принесли вы на свет сей, ничего же и унести не сможете - ни золота и серебра, ни бисера драгоценного, ни тем более городов и власти, ради которых такое убийство содеялось! Но мы к предыдущему вернемся, чтобы рассказать о происшедшем чуде.

В настоящую бо нощь посла князь Юрей от слугъ своихъ стеречи телеси святаго. И яко начаша стеречи телеси святаго, яко страх великъ и ужасъ приятъ, не могуще трьпѣти, отбѣгоша въ станы. И рано пришедше, не обрѣтоша телеси святаго на вѣже, но телѣга стояще и вѣку на ней ужи привязано, а тѣло святаго особь на единомъ мѣсте лежаше раною к земли и кровь многую исшедшу изъ язвы; десная рука под лицемъ его, а лѣвая у язвы его, а порты одинако одѣнъ. Преславно бо Господь прослави вѣрнаго раба своего Михаила и тако удиви: об нощь бо лежа тѣло святаго на земли, а не прикоснуся ему ничтоже от звѣрей, от множества сущу бесчислену; съхранит бо Господь вся кости ихъ, ни едина же от нихъ не съкрушится, смерть же грѣшником люта.[56] Еже и бысть треклятому и безаконному Кавгадыю: не пребывъ ни до полулѣта, злѣ испроверже окаянный животъ свой, приятъ вѣчныя муки.

В ту ночь послал князь Юрий слуг своих стеречь тело святого. И как начали они стеречь тело святого, так великий страх и ужас напал на них, и не в силах терпеть его, убежали они в станы. И вернувшись рано <утром>, не нашли они тела святого на доске, лишь телега стояла, и доска на ней веревками привязана, а тело святого поодаль лежало раною к земле, и крови много вытекло из раны; правая рука - под лицом его, а левая - у раны, и одежда на нем. Преславно Господь прославил верного раба своего Михаила и так удивил: всю ночь лежало тело святого на земле, а ни один зверь, из бесчисленного множества тут живущих, не коснулся его, - ибо хранит Господь все кости их, и ни одна из них не сокрушится, смерть же грешникам - страшна. Так и случилось с треклятым и беззаконным Кавгадыем: не прожив и полугода, скверно кончил он окаянную жизнь свою, принял вечные муки.

Мнози же вѣрнии и от невѣрных тое нощи видѣша чюдо преславно: два облака свѣтла всю нощь осѣняета над телесем преблаженнаго, раступающася и паки ступающася вмѣсто, осѣняющи, яко солнце. Наутрия глаголаху: «Святъ есть князь сий, убиенъ бысть безвинно. Облакома сима являетъ присѣщение аггельское над нимъ», - еже исповѣдаша нам съ слезами и съ многими клятвами, яко истинна есть бывшее.

Многие же верные и из неверных некоторые видели в ту ночь чудо преславное: два светлых облака всю ночь осеняли тело преблаженного, расходясь и опять сходясь, сияли как солнце. Наутро говорили: «Свят сей князь, убит безвинно. Облака эти являют заступничество ангельское над ним», - что в слезах и со многими клятвами и исповедали нам, что истинно так было.

И оттолѣ посла тѣло въ Мжачары и съ всѣми бояры. И тамо, слышаша, гости, знаеми ему, хотѣша прикрыти тѣло святаго с честию плащаницами многоцѣнными и съ свѣщами преславно въ церкви поставити. Приставлении же немилостивии бояре не даша ни видѣти блаженнаго, но съ многою укоризною поставиша въ единой хлѣвине за сторожи. Но ту прослави его Господь Богъ. Мнози от различных языкъ, живующих в мѣсте том, по вся нощи видяху столпъ огнен, сияющь от земля и до небеси, инии же яко дугу небесную, прикладающи над хлѣвину, идѣже лежитъ тѣло блаженнаго.

И оттуда послали тело в Мжачары со всеми боярами. И говорили, что там знавшие князя купцы хотели с честью прикрыть тело святого драгоценными плащаницами и со свечами с великой славой в церкви поставить. Приставленные же жестокие бояре не дали даже увидеть блаженного, но поставили со всяким унижением в какой-то хлев, приставив сторожей. Но и тут прославил его Господь Бог. Многие из различных народов, живущих в том месте, все ночи видели огненный столп, сияющий от земли до небес, а другие - радугу, склоняющуюся к хлеву, где лежит тело блаженного.

И оттолѣ его повезоша к Бездежю, и яко приближающимся имъ къ граду и мнози видѣвше из града около саней святаго множество народу съ свѣщами, инии же на конѣхъ с фонари на воздусѣхъ ездяще. И тако привесше въ град, не поставиша его во церкви, но въ дворѣхъ стрежахутъ его. Един же от стрегущих възлежа верху саней, сущихъ с телесемъ святаго; и тако невидимо нѣкоторая сила сверже его далече с саней святаго. Он же с великою боязнию едва въста, живу ему сущу, пришедше, повѣда сущему ту иереови вся бывшая ему, от негоже мы слышахомъ и написахомъ.

И оттуда повезли тело к Бездежу, и когда подъезжали к городу, многие из города видели около саней святого множество народа со свечами, иные же на конях с фонарями по воздуху ездили. И так, привезя в город, не поставили его в церкви, а во дворе стерегли его. Один же из стерегущих разлегся на санях с телом святого; и какая-то неведомая сила сбросила его далеко с саней святого. Он же, едва встав, с великой боязнью, ибо жив остался, пришел и рассказал все, что случилось с ним, бывшему тут иерею, от которого мы слышали и написали.

И оттолѣ повезоша его в Русь. Везуще его по градомъ по русскимъ и довезоша его до Москвы, положиша и́ въ церкви всемилостиваго Спаса в монастыри.[57] И княгинѣ же его и сыном его не вѣдущимъ ничтоже сътворшагося, далече бо бяше земля, не бѣ мощно вести никомуже.

И оттуда повезли его на Русь. Везли его по городам русским и довезли до Москвы, положили его в церкви всемилостивого Спаса в монастыре. А княгиня и сыновья его не знали ни о чем случившемся, ибо далеко была земля <их>, и ни у кого не было возможности везти.

На другое же лѣто приехавъ в Русь князь Юрий, приведе с собою князя Костяньтина и дружину отца его. И се увѣдавши княгини его Анна, и епископъ Варсунофей, и сынове его, послаша увѣдати на Москву. Послании же приехаша, повѣдая, яко христолюбивый великий князь Михайло убиенъ бысть. И плакашеся многи дни неутѣшно.

На другой год приехал на Русь князь Юрий, привел с собой князя Константина и дружину отца его. И вот, услышав об этом, княгиня Анна, и епископ Варсонофий, и сыновья его послали в Москву, чтоб узнать все. Посланные же, вернувшись, поведали, что христолюбивый великий князь Михаил убит. И плакали они много дней неутешно.

Бывшу князю Юрию в Володимере, посла к нему князь Дмитрей брата своего Александра[58] и бояръ своих, и едва ся смиришася. И взя князь Юрий множество сребра, а мощи блаженнаго Михаила повелѣ отпустити въ Тферь. Послаша на Москву бояръ своихъ со игумены и со прозвитеры, привезоша мощи святаго въ Тферь со многою честию, и срѣте и́ Дмитрей, и Александръ, и Василий, и княгини его Анна на Волге в насадѣ.[59] А епископъ Варсунофей съ кресты и съ игумены, и с попы, и дияконы, и бесчисленое множество народа срѣтоша его у святаго Михаила на березѣ. И от многаго вопля не бѣ слышати поющихъ, не можаху раки донести тѣсноты ради до церкви, поставиша пред враты церковными. И тако на многи часы плакавшеся, едва внесоша въ церковь, пѣвше надгробныя пѣсни, положиша въ церкви святаго Спаса[60] въ гробѣ, яже самъ създалъ, на десной странѣ, посторонь епископа Семиона,[61] месяца сентября въ 6 день на чюдо архаггела Михаила.

Когда был князь Юрий во Владимире, послал к нему князь Дмитрий брата своего Александра и бояр своих, - и едва помирились. И взял князь Юрий множество серебра, а мощи блаженного Михаила повелел отпустить в Тверь. Послали в Москву бояр своих с игуменами и пресвитерами, привезли мощи святого в Тверь с большою честью, и встретили его и Дмитрий, и Александр, и Василий, и княгиня его Анна на Волге в насаде. А епископ Варсонофий с крестами, и с игуменами, и с попами, и дьяконами, и бесчисленное множество народа встретили его у <монастыря> святого Михаила на берегу. И от сильного вопля не было слышно поющих, и не могли из-за тесноты раки донести до церкви, поставили перед вратами церковными. И так долгие часы плакали и едва внесли в церковь, поя надгробные песнопения, и положили в церкви святого Спаса в гробнице, которую сам сделал, на правой стороне, пообок от епископа Симеона, месяца сентября в 6 день на чудо архангела Михаила.

Се чюднее сотвори Богъ своею чюдною и неизреченною милостию: ис толь далее страны везено тѣло святаго на телѣзе и в санех, потом же все лѣто стояло на Москвѣ, обрѣтеся все тѣло цѣло и неистлѣвше. Да како можемъ по достоянию въсхвалити, блаженный княже...[62]

Еще чудеснее сотворил Бог своею чудною и несказанною милостью: из столь дальней страны везли тело святого на телеге и в санях, потом целый год стояло оно в Москве, и осталось все тело цело и нетленно. Да как можем достойно восхвалить, блаженный княже...

"Хождение за три моря" Афанасия Никитина

В год 6983 (1475) <...>. В том же году получил записи Афанасия,

купца тверского, был он в Индии четыре года, а пишет, что отправился в путь с Василием Папиным. Я же расспрашивал, когда Василий Папин послан был с кречетами послом от великого князя, и сказали мне - за год до казанского похода вернулся он из Орды, а погиб под Казанью, стрелой простреленный, когда князь Юрий на Казань ходил. В записях же не нашел, в каком году Афанасий пошел или в каком году вернулся из Индии и умер, а говорят, что умер, до Смоленска не дойдя. А записи он своей рукой писал, и те тетради с его записями привезли купцы в Москву Василию Мамыреву, дьяку великого князя.

___________

За молитву святых отцов наших, господи Иисусе Христе, сыне божий,

помилуй меня, раба своего грешного Афанасия Никитина сына.

Записал я здесь про свое грешное хождение за три моря: первое море -

Дербентское, дарья Хвалисская, второе море - Индийское, дарья

Гундустанская, третье море - Черное, дарья Стамбульская.

Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя

своего великого князя Михаила Борисовича Тверского, от владыки Геннадия Тверского и от Бориса Захарьича.

Поплыл я вниз Волгою. И пришел в монастырь калязинский к святой Троице живоначальной и святым мученикам Борису и Глебу. И у игумена Макария и святой братии получил благословение. Из Калязина плыл до Углича, и из Углича отпустили меня без препятствий. И, отплыв из Углича, приехал в Кострому и пришел к князю Александру с другой грамотой великого князя. И отпустили меня без препятствий. И в Плес приехал без препятствий.

И приехал я в Нижний Новгород к Михаилу Киселеву, наместнику, и к

пошленнику Ивану Сараеву, и отпустили они меня без препятствий. А Василий Папин, однако, город уже проехал, и я в Нижнем Новгороде две недели ждал Хасан-бека, посла ширваншаха татарского. А ехал он с кречетами от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто. Поплыл я с ними вниз по Волге. Казань прошли без препятствий, не видали никого, и Орду, и Услан, и Сарай, и Берекезан проплыли и вошли в Бузан. И тут встретили нас три татарина неверных да ложную весть нам передали: "Султан Касим подстерегает купцов на Бузане, а с ним три тысячи татар". Посол ширваншаха Хасан-бек дал им по кафтану-однорядке и по штуке полотна, чтобы провели нас мимо Астрахани. А они, неверные татары, по однорядке-то взяли, да в Астрахань царю весть подали. А я с товарищами свое судно покинул, перешел на посольское судно.

Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары

нам кричали: "Качма - не бегите!" А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.

Дошли мы до моря на большом судне, да стало оно на мели в устье Волги, и тут они нас настигли и велели судно тянуть вверх по реке до еза. И судно наше большое тут пограбили и четыре человека русских в плен взяли, а нас отпустили голыми головами за море, а назад, вверх по реке, не пропустили, чтобы вести не подали.

И пошли мы, заплакав, на двух судах в Дербент: в одном судне посол

Хасан-бек, да тезики, да нас, русских, десять человек; а в другом судне -

шесть москвичей, да шесть тверичей, да коровы, да корм наш. И поднялась на море буря, и судно меньшее разбило о берег. И тут стоит городок Тарки, и вышли люди на берег, да пришли кайтаки и всех взяли в плен.

И пришли мы в Дербент, и Василий благополучно туда пришел, а мы

ограблены. И я бил челом Василию Папину и послу ширваншаха Хасан-беку, с которым мы пришли -чтоб похлопотал о людях, которых кайтаки под Тарками захватили. И Хасан-бек ездил на гору к Булат-беку просить. И Булат-бек послал скорохода к ширваншаху передать: "Господин! Судно русское разбилось под Тарками, и кайтаки, придя, людей в плен взяли, а товар их разграбили".

И ширваншах посла тотчас послал к шурину своему, князю кайтаков

Халил-беку: "Судно мое разбилось под Тарками, и твои люди, придя, людей с него захватили, а товар их разграбили; и ты, меня ради, людей ко мне пришли и товар их собери, потому что те люди посланы ко мне. А что тебе от меня нужно будет, и ты ко мне присылай, и я тебе, брату своему, ни в чем перечить не стану. А те люди ко мне шли, и ты, меня ради, отпусти их ко мне без препятствий". И Халил-бек всех людей отпустил в Дербент тотчас без препятствий, а из Дербента отослали их к ширваншаху в ставку его - койтул.

Поехали мы к ширваншаху в ставку его и били ему челом, чтоб нас

пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого-что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. А иные остались в Шемахе, иные же пошли в Баку работать.

А я пошел в Дербент, а из Дербента в Баку, где огонь горит неугасимый;

а из Баку пошел за море - в Чапакур.

И прожил я в Чапакуре шесть месяцев, да в Сари жил месяц, в

Мазандаранской земле. А оттуда пошел к Амолю и жил тут месяц. А оттуда пошел к Демавенду, а из Демавенда - к Рею. Тут убили шаха Хусейна, из детей Али, внуков Мухаммеда, и пало на убийц проклятие Мухаммеда - семьдесят городов разрушилось.

Из Рея пошел я к Кашану и жил тут месяц, а из Кашана - к Наину, а из

Наина к Иезду и тут жил месяц. А из Йезда пошел к Сирджану, а из Сирджана - к Тарому, домашний скот здесь кормят финиками, по четыре алтына продают батман фиников. А из Тарома пошел к Лару, а из Лара - к Бендеру - то пристань Ормузская. И тут море Индийское, по-персидски дарья Гундустанская; до Ормуза-града отсюда четыре мили идти.

А Ормуз - на острове, и море наступает на него всякий день по два

раза. Тут провел я первую Пасху, а пришел в Ормуз за четыре недели до Пасхи. И потому я города не все назвал, что много еще городов больших. Велик солнечный жар в Ормузе, человека сожжет. В Ормузе был я месяц, а из Ормуза после Пасхи в день Радуницы пошел я в таве с конями за море Индийское.

И шли мы морем до Маската десять дней, а от Маската до Дега четыре дня, а от Дега до Гуджарата, а от Гуджарата до Камбея. Тут родится краска да лак. От Камбея поплыли к Чаулу, а из Чаула вышли в седьмую неделю после Пасхи, а морем шли шесть недель в таве до Чаула.

И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а

груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети

родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. Куда я ни иду, за мной людей много - дивятся белому человеку. У тамошнего князя - фата на голове, а другая на бедрах, а у бояр тамошних - фата через плечо, а другая на бедрах, а княгини ходят - фата через плечо перекинута, другая фата на бедрах. А у слуг княжеских и боярских одна фата на бедрах обернута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А женщины ходят - голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.

Из Чаула пошли посуху, шли до Пали восемь дней, до Индийских гор. А от Пали шли десять дней до Умри, то город индийский. А от Умри семь дней пути до Джуннара.

Правит тут индийский хан - Асад-хан джуннарский, а служит он

мелик-ат-туджару. Войска ему дано от мелик-ат-туджара, говорят, семьдесят тысяч. А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с кафарами двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асад-хан на людях. А слонов у него много, и коней у него много добрых, и воинов, хорасанцев, у него много. А коней привозят из Хорасанской земли, иных из Арабской земли, иных из Туркменской земли, иных из Чаготайской земли, а привозят их все морем в тавах - индийских кораблях.

И я, грешный, привез жеребца в Индийскую землю, и дошел с ним до

Джуннара, с божьей помощью, здоровым, и стал он мне во сто рублей. Зима у них началась с Троицына дня. Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь - целых четыре месяца - всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. Вино у них делают из больших орехов, кози гундустанские называются, а брагу - из татны. Коней тут кормят горохом, да варят кхичри с сахаром да с маслом, да кормят ими коней, а с утра дают шешни. В Индийской земле кони не водятся, в их земле родятся быки да буйволы - на них ездят и товар и иное возят, все делают.

Джуннар-град стоит на скале каменной, не укреплен ничем, богом

огражден. И пути на ту гору день, ходят по одному человеку: дорога узка,

двоим пройти нельзя.

В Индийской земле купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. (Если имеешь с ней тесную связь, давай два жителя, если не имеешь тесной связи, даешь один житель. Много тут жен по правилу временного брака, и тогда тесная связь даром); а любят белых людей.

Зимой у них простые люди ходят - фата на бедрах, другая на плечах, а

третья на голове; а князья да бояре надевают тогда на себя порты, да

сорочку, да кафтан, да фата на плечах, другой фатой себя опояшет, а третьей

фатой голову обернет. (О боже, боже великий, господь истинный, бог

великодушный, бог милосердный!)

И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не

бесерменин, а русин. И он сказал: "И жеребца верну, и тысячу золотых

впридачу дам, только перейди в веру нашу - в Мухаммеддини. А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму". И срок назначил - четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост. Да господь бог сжалился на свой честной праздник, не оставил меня, грешного, милостью своей, не дал погибнуть в Джуннаре среди неверных. Накануне Спасова дня приехал казначей Мухаммед, хорасанец, и я бил ему челом, чтобы он за меня хлопотал. И он ездил в город к Асад-хану и просил обо мне, чтобы меня в их веру не обращали, да и жеребца моего взял у хана обратно. Таково господне чудо на Спасов день. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю -- оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю.

Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для

нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево. Те, кто возят волов за море, те пошлин не платят. А нам провезти товар без пошлины не дадут. А пошлин много, и на море разбойников много. Разбойничают кафары, не христиане они и не бесермены: молятся каменным болванам и ни Христа, ни Мухаммеда не знают.

А из Джуннара вышли на Успенье и пошли к Бидару, главному их городу. Шли до Бидара месяц, а от Бидара до Кулонгири - пять дней и от Кулонгири до Гулбарги пять дней. Между этими большими городами много других городов, всякий день проходили по три города, а иной день по четыре города: сколько ковов - столько и городов. От Чаула до Джуннара двадцать ковов, а от Джуннара до Бидара сорок ковов, от Бидара же до Кулонгири девять ковов, и от Бидара до Гулбарги девять ковов.

В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да

рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из

съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все

черные, все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да

яд, господ ядом морят.

В Индийской земле княжат все хорасанцы, и бояре все хорасанцы. А

гундустанцы все пешие и ходят перед хорасанцами, которые на конях; а

остальные все пешие, ходят быстро, все наги да босы, в руке щит, в другой -

меч, а иные с большими прямыми луками да со стрелами. Бой ведут все больше на слонах. Впереди идут пешие воины, за ними - хорасанцы в доспехах на конях, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи, по кентарю весом, да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами.

Есть тут одно место - Аланд, где шейх Алаеддин (святой, лежит и

ярмарка). Раз в год на ту ярмарку съезжается торговать вся страна Индийская, торгуют тут десять дней; от Бидара двенадцать ковов. Приводят сюда коней - до двадцати тысяч коней - продавать да всякий товар привозят. В Гундустанской земле эта ярмарка лучшая, всякий товар продают и покупают в дни памяти шейха Алаеддина, а по-нашему на Покров святой богородицы. А еще есть в том Аланде птица гукук, летает ночью, кричит: "кук-кук"; а на чьем доме сядет, там человек умрет, а захочет кто ее убить, она на того огонь изо рта пускает. Мамоны ходят ночью да хватают кур, а живут они на холмах или среди скал. А обезьяны, те живут в лесу. Есть у них князь обезьяний, ходит с ратью своей. Если кто обезьян обидит, они жалуются своему князю, и он посылает на обидчика свою рать и они, к городу придя, дома разрушают и людей убивают. А рать обезьянья, сказывают, очень велика, и язык у них свой. Детенышей родится у них много, и если который из них родится ни в мать, ни в отца, таких бросают на дорогах. Иные гундустанцы подбирают их да учат всяким ремеслам; а если продают, то ночью, чтобы они дорогу назад не могли найти, а иных учат (людей забавлять).

Весна у них началась с Покрова святой богородицы. А празднуют память шейха Алаеддина и начало весны через две недели после Покрова; восемь дней длится праздник. А весна у них длится три месяца, и лето три месяца, и зима три месяца, и осень три месяца.

Бидар - стольный город Гундустана бесерменского. Город большой, и

людей в нем очень много. Султан молод, двадцати лет - бояре правят, а

княжат хорасанцы и воюют все хорасанцы.

Живет здесь боярин-хорасанец, мелик-ат-туджар, так у него двести тысяч

своей рати, а у Мелик-хана сто тысяч, а у Фарат-хана двадцать тысяч, и у

многих ханов по десять тысяч войска. А с султаном выходит триста тысяч

войска его.

Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а бояре власть большую имеют и очень богаты. Носят бояр на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да дударей десять.

А когда султан выезжает на прогулку с матерью да с женою, то за ним

всадников десять тысяч следует да пеших пятьдесят тысяч, а слонов выводят двести и все в золоченых доспехах, и перед ним - трубачей сто человек, да плясунов сто человек, да ведут триста коней верховых в золотой сбруе, да сто обезьян, да сто наложниц, гаурыки называются.

Во дворец султана ведет семь ворот, а в воротах сидят по сто стражей да

по сто писцов-кафаров. Одни записывают, кто во дворец идет, другие - кто

выходит. А чужестранцев во дворец не пускают. А дворец султана очень красив, по стенам резьба да золото, последний камень - и тот в резьбе да золотом расписан очень красиво. Да во дворце у султана сосуды разные.

По ночам город Бидар охраняет тысяча стражей под начальством куттавала, на конях и в доспехах, да в руках у каждого по факелу.

Продал я своего жеребца в Бидаре. Издержал на него шестьдесят восемь

футунов, кормил его год. В Бидаре по улицам змеи ползают, длиной по две сажени. Вернулся я в Бидар из Кулонгири на Филиппов пост, а жеребца своего продал на Рождество.

И жил я здесь, в Бидаре, до Великого поста и со многими индусами

познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а (веры

Иисусовой) христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя - ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни о иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать. Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем в Адама, а буты, говорят, и есть Адам и весь род его. А всех вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в бута. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.

Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана - то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка. Шел я с индусами до бутханы месяц. И у той бутханы ярмарка, пять дней длится. Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы - как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый - в образе человека, второй - человек, но с хоботом слоновым, третий человек, а лик обезьяний, четвертый - наполовину человек наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен.

На праздник бута съезжается к той бутхане вся страна Индийская. Да у

бутханы бреются старые и молодые, женщины и девочки. А сбривают на себе все волосы, бреют и бороды, и головы. И идут к бутхане. С каждой головы берут по две шешкени для бута, а с коней - по четыре футы. А съезжается к бутхане всего людей (двадцать тысяч лакхов, а бывает время и сто тысяч лакхов).

В бутхане же бут вырезан из камня черного, огромный, да хвост его через

него перекинут, а руку правую поднял высоко и простер, как Юстиниан, царь цареградский, а в левой руке у бута копье. На нем не надето ничего, только бедра повязкой обернуты, а лик обезьяний. А иные буты совсем нагие, ничего на них не надето (срам не прикрыт), и жены бутовы нагими вырезаны, со срамом и с детьми. А перед бутом - бык огромный, из черного камня вырезан и весь позолочен. И целуют его в копыто, и сыплют на него цветы. И на бута сыплют цветы.

Индусы же не едят никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днем два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой. А едят они рис, да кхичри с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают. А в пути, чтобы кашу варить, каждый носит котелок. А от бесермен отворачиваются: не посмотрел бы кто из них в котелок или на кушанье. А если посмотрит бесерменин, - ту еду не едят. Потому едят, накрывшись платком, чтобы никто не видел.

А молятся они на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю, весь вытянется на земле - то их поклоны. А есть садятся - руки обмывают, да ноги, да и рот полощут. Бутханы же их без дверей, обращены на восток, и буты стоят лицом на восток. А кто у них умрет, тех сжигают да пепел сыплют в реку. А когда дитя родится, принимает муж, и имя сыну дает отец, а мать - дочери. Добронравия у них нет, и стыда не знают. А когда придет кто или уходит, кланяется по-монашески, обеими руками земли касается, и все молча.

В Парват, к своему буту, ездят на Великий пост. Тут их Иерусалим; что

для бесермен Мекка, для русских - Иерусалим, то для индусов Парват. И

съезжаются все нагие, только повязка на бедрах, и женщины все нагие, только фата на бедрах, а другие все в фатах, да на шее жемчугу много, да яхонтов, да на руках браслеты и перстни золотые. (Ей-богу!) А внутрь, к бутхане, едут на быках, рога у каждого быка окованы медью, да на шее триста колокольцев и копыта медью подкованы. И быков они называют ачче.

Индусы быка называют отцом, а корову - матерью. На помете их пекут

хлеб и кушанья варят, а той золой знаки на лице, на лбу и по всему телу

делают. В воскресенье и в понедельник едят они один раз на дню. В Индии же (гулящих женщин много, и потому они дешевые: если имеешь с ней тесную связь, дай два жителя; хочешь свои деньги на ветер пустить - дай шесть жителей. Так в сих местах заведено. А рабыни-наложницы дешевы: 4 фуны - хороша, 6 фун - хороша и черна, черная-пречерная амьчюкь маленькая, хороша).

Из Парвата приехал я в Бидар за пятнадцать дней до бесерменского улу

байрама. А когда Пасха, праздник воскресения Христова, не знаю; по приметам гадаю - наступает Пасха раньше бесерменского байрама на девять или десять дней. А со мной нет ничего, ни одной книги; книги взял с собой на Руси, да когда меня пограбили, пропали книги, и не соблюсти мне обрядов веры христианской. Праздников христианских - ни Пасхи, ни Рождества Христова - не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных (молю я бога, пусть он сохранит меня: "Господи боже, боже истинный, ты бог, бог великий, бог милосердный, бог милостивый, всемилостивейший и всемилосерднейший ты, господи боже). Бог един, то царь славы, творец неба и земли".

А иду я на Русь (с думой: погибла вера моя, постился я бесерменским

постом). Месяц март прошел, начал я пост с бесерменами в воскресенье,

постился месяц, ни мяса не ел, ничего скоромного, никакой еды бесерменской не принимал, а ел хлеб да воду два раза на дню (с женщиной не ложился я). И молился я Христу вседержителю, кто сотворил небо и землю, а иного бога именем не призывал. (Господи боже, бог милостивый, бог милосердный, бог господь, бог великий), бог царь славы (бог зиждитель, бог всемилостивейший, - это все ты, о господи).

От Ормуза морем идти до Калхата десять дней, а от Калхата до Дега шесть

дней и от Дега до Маската шесть дней, а от Маската до Гуджарата десять дней, от Гуджарата до Камбея четыре дня, а от Камбея до Чаула двенадцать дней, и от Чаула до Дабхола шесть дней. Дабхол же в Индостане пристань последняя бесерменская. А от Дабхола до Кожикоде двадцать пять дней пути, а от Кожикоде до Цейлона пятнадцать дней, а от Цейлона до Шабата месяц идти, а от Шабата до Пегу двадцать дней, а от Пегу до Южного Китая месяц идти - морем весь тот путь. А от Южного Китая до Северного идти сухим путем шесть месяцев, а морем четыре дня идти. (Да устроит мне господь крышу над головой.)

Ормуз - пристань большая, со всего света люди тут бывают, всякий товар

тут есть; что в целом свете родится, то в Ормузе все есть. Пошлина же

большая: ей всякого товара десятую часть берут.

Камбей - пристань всего Индийского моря. Делают тут на продажу алачи

да пестряди, да киндяки, да делают тут краску синюю, да родится тут лак, да

сердолик, да соль. Дабхол - тоже пристань весьма большая, привозят сюда

коней из Египта, из Аравии, из Хорасана, из Туркестана, из Бен-дер-Ормуза;

отсюда ходят сухим путем до Бидара и до Гул-барги месяц.

И Кожикоде - пристань всего Индийского моря. Пройти мимо нее не дай

бог никакому судну: кто ее пропустит, тот дальше по морю благополучно не пройдет. А родится там перец, да имбирь, да цветы муската, да орех

мускатный, да каланфур --корица, да гвоздика, коренья пряные, да адряк, да

всякого коренья родится там много. И все тут дешево. (А рабы и рабыни

многочисленны, хорошие и черные.)

А Цейлон - пристань немалая на Индийском море, и там на горе высокой

лежит праотец Адам. А около горы добывают драгоценные камни: рубины, да фатисы, да агаты, да бинчаи, да хрусталь, да сумбаду. Слоны там родятся, и цену им по росту дают, а гвоздику на вес продают. А Шабатская пристань на Индийском море весьма большая. Хорасанцам платят там жалованье по тенке на день, и большому и малому. А женится хорасанец, ему князь шабатский дает тысячу тенек на жертву да жалованья каждый месяц по пятьдесят тенек дает. В Шабате родится шелк, да сандал, да жемчуг, - и все дешево.

А Пегу тоже пристань немалая. Живут там индийские дервиши, а родятся там драгоценные камни: маник, да яхонт, да кирпук, и продают те камни дервиши. Китайская же пристань весьма велика. Делают там фарфор и продают его на вес, дешево. А жены их со своими мужьями спят днем, а ночью ходят к приезжим чужестранцам да спят с ними, и дают они чужестранцам деньги на содержание, да приносят с собой кушанья сладкие, да вино сладкое, да кормят и поят купцов, чтобы их любили, а любят купцов, людей белых, потому что люди их страны очень черны. А зачнет жена от купца дитя, то купцу деньги на содержание муж дает. А родится дитя белое, тогда купцу платят триста тенек, а черное дитя родится, тогда купцу ничего не платят, а что пил да ел, то (даром по их обычаю).

Шабат же от Бидара в трех месяцах пути; а от Дабхола до Шабата - два

месяца морем идти, а до Южного Китая от Бидара четыре месяца морем идти, делают там фарфор, да все дешево. А до Цейлона идти морем два месяца, а до Кожикоде месяц идти.

В Шабате же родится шелк, да инчи - жемчуг скатный, да сандал; слонам

цену по росту дают. На Цейлоне родятся аммоны, да рубины, да фатисы, да хрусталь, да агаты. В Кожикоде родится перец, да мускатный орех, да гвоздика, да плод фуфал, да цветы муската. В Гуджарате родится краска да лак, а в Камбее - сердолик.

В Райчуре же родятся алмазы (старой копи и новой копи). Алмаз продают по пять рублей почка, а очень хорошего - по десять рублей. Почка алмаза новой копи (по пять кени, черного - по четыре - шесть кени, а белого алмаза - одна тенка). Алмазы родятся в горе каменной, и платят за локоть той горы каменной: новой копи - по две тысячи фунтов золотых, а старой копи - по десять тысяч фунтов. А землей той владеет Мелик-хан, султану служит. А от Бидара тридцать ковов.

А что жиды говорят, что жители Шабата их веры, то неправда: они не

жиды, не бесермены, не христиане, иная у них вера, индийская, ни с иудеями,

ни с бесерменами не пьют, не едят и мяса никакого не едят. Все в Шабате

дешево. Родится там шелк да сахар, и все очень дешево. По лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам на людей нападают, так что из-за мамонов да обезьян у них ночью по дорогам ездить не смеют.

От Шабата посуху десять месяцев идти, а морем - четыре месяца

<нрзб.> У оленей домашних режут пупки - в них мускус родится, а дикие

олени пупки роняют по полю и по лесу, но запах они теряют, да и мускус тот не свежий бывает.

Месяца мая в первый день отметил я Пасху в Индостане, в Бидаре

бесерменском, а бесермены праздновали байрам в середине месяца; а поститься я начал месяца апреля в первый день. О благоверные христиане русские! Кто по многим землям плавает, тот во многие беды попадает и веру христианскую теряет. Я же, рабище божий Афанасий, исстрадался по вере христианской. Уже прошло четыре Великих поста и четыре Пасхи прошли, а я, грешный, не знаю, когда Пасха или пост, ни Рождества Христова не соблюдаю, ни других праздников, ни среды, ни пятницы не соблюдаю: книг у меня нет. Когда меня пограбили, книги у меня взяли. И я от многих бед пошел в Индию, потому что на Русь мне идти было не с чем, не осталось у меня никакого товара. Первую Пасху праздновал я в Каине, а другую Пасху в Чапакуре в Мазандаранской земле, третью Пасху - в Ормузе, четвертую Пасху в Индии, среди бесермен, в Бидаре, и тут много печалился по вере христианской.

Бссерменин же Мелик сильно понуждал меня принять веру бесерменскую. Я же ему сказал: "Господин! Ты молитву (совершаешь и я также молитву совершаю. Ты молитву пять раз совершаешь, я - три раза. Я - чужестранец, а ты - здешний)". Он же мне говорит: "Истинно видно, что ты не бесерменин, но и христианских обычаев не соблюдаешь". И я сильно задумался, и сказал себе: "Горе мне, окаянному, с пути истинного сбился и не знаю уже, по какому пути пойду. Господи, боже вседержитель, творец неба и земли! Не отврати лица от рабища твоего, ибо в скорби пребываю. Господи! Призри меня и помилуй меня, ибо я создание твое; не дай, господи, свернуть мне с пути истинного, наставь меня, господи, на путь правый, ибо в нужде не был я добродетелен перед тобой, господи боже мой, все дни свои во зле прожил. Господь мой (бог покровитель, ты, боже, господи милостивый, господь милосердный, милостивый и милосердный. Хвала богу). Уже прошло четыре Пасхи, как я в бесерменской земле, а христианства я не оставил. Далее бог ведает, что будет. Господи боже мой, на тебя уповал, спаси меня, господи боже мой".

В Бидаре Великом, в бесерменской Индии, в Великую ночь на Великий день смотрел я, как Плеяды и Орион в зорю вошли, а Большая Медведица головою стояла на восток.

На байрам бесерменский совершил султан торжественный выезд: с ним двадцать везиров великих выехало да триста слонов, наряженных в булатные доспехи, с башенками, да и башенки окованы. В башенках по шесть человек в доспехах с пушками и пищалями, а на больших слонах по двенадцать человек. И на каждом слоне по два знамени больших, а к бивням привязаны большие мечи весом по кентарю, а на шее - огромные железные гири. А между ушей сидит человек в доспехах с большим железным крюком - им слона направляет. Да тысяча коней верховых в золотой сбруе, да сто верблюдов с барабанами, да трубачей триста, да плясунов триста, да триста наложниц. На султане кафтан весь яхонтами унизан, да шапка-шишак с огромным алмазом, да саадак золотой с

яхонтами, да три сабли на нем все в золоте, да седло золотое, да сбруя

золотая, все в золоте. Перед ним кафир бежит вприпрыжку, теремцом поводит, а за ним пеших много. Позади идет злой слон, весь в камку наряжен, людей отгоняет, большая железная цепь у него в хоботе, отгоняет ею коней и людей, чтоб к султану не подступали близко.

А брат султана сидит на золотых носилках, над ним балдахин бархатный, а маковка - золотая с яхонтами, и несут его двадцать человек.

А махдум сидит на золотых же носилках, а балдахин над ним шелковый с золотой маковкой, и везут его четыре коня в золотой сбруе. Да около него людей великое множество, да перед ним певцы идут и плясунов много; и все с обнаженными мечами да саблями, со щитами, дротиками да копьями, с прямыми луками большими. И кони все в доспехах, с саадаками. А остальные люди нагие все, только повязка на бедрах, срам прикрыт.

В Бидаре луна полная стоит три дня. В Бидаре сладкого овоща нет. В

Индостане большой жары нет. Очень жарко в Ормузе и на Бахрейне, где жемчуг родится, да в Джидде, да в Баку, да в Египте, да в Аравии, да в Ларе. А в Хорасанской земле жарко, да не так. Очень жарко в Чаготае. В Ширазе, да в Йезде, да в Кашане жарко, но там ветер бывает. А в Гиляне очень душно и парит сильно, да в Шамахе парит сильно; в Багдаде жарко, да в Хумсе и в Дамаске жарко, а в Халебе не так жарко.

В Сивасской округе и в Грузинской земле всего в изобилии. И Турецкая

земля всем обильна. И Молдавская земля обильна, и дешево там все съестное. Да и Подольская земля всем обильна. А Русь (бог да сохранит! Боже, сохрани ее! Господи, храни ее! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя эмиры Русской земли несправедливы. Да устроится Русская земля и да будет в ней справедливость! Боже, боже, боже, боже!). Господи, боже мой! На тебя уповал, спаси меня, господи! Пути не знаю - куда идти мне из Индостана: на Ормуз пойти - из Ормуза на Хорасан пути нет, и на Чаготай пути нет, ни в Багдад пути нет, ни на Бахрейн пути нет, ни на Йезд пути нет, ни в Аравию пути нет. Повсюду усобица князей повыбивала. Мирзу Джехан-шаха убил Узун Хасан-бек, а султана Абу-Саида отравили, Узун Хасан-бек Шираз подчинил, да та земля его не признала, а Мухаммед Ядигар к нему не едет: опасается. А иного пути нет. На Мекку пойти - значит принять веру бесерменскую. Потому, веры ради, христиане и не ходят в Мекку: там в бесерменскую веру обращают. А в Индостане жить - значит издержаться совсем, потому что тут у них все дорого: один я человек, а на харч по два с половиной алтына в день идет, хотя ни вина я не пивал, ни сыты. Мелик-ат-туджар взял два города индийских, что разбойничали на Индийском море. Семь князей захватил да казну их взял: вьюк яхонтов, вьюк алмазов, да рубинов, да дорогих товаров сто вьюков, а иных товаров его рать без числа взяла. Под городом стоял он два года, и рати с ним было двести тысяч, да сто слонов, да триста верблюдов.

В Бидар мелик-ат-туджар вернулся со своею ратью на курбан байрам, а

по-нашему - на Петров день. И султан послал десять везиров встретить его за

десять ковов, а в кове - десять верст, и с каждым везиром послал по десять

тысяч своей рати да по десять слонов в доспехах,

У мелик-ат-туджара садится за трапезу каждый день по пятьсот человек. С

ним вместе за трапезу садятся три везира, и с каждым везиром по пятьдесят

человек, да еще сто его бояр ближних. На конюшне у мелик-ат-туджара две тысячи коней да тысячу коней оседланными день и ночь держат наготове, да сто слонов на конюшне. И каждую ночь дворец его охраняют сто человек в доспехах, да двадцать трубачей, да десять человек с барабанами, да десять бубнов больших - бьют в каждый по два человека.

Низам-ал-мульк, Мелик-хан да Фатхулла-хан взяли три города больших. А рати с ними было сто тысяч человек да пятьдесят слонов. И захватили они яхонтов без числа, да других драгоценных камней множество. И все те камни, да яхонты, да алмазы скупили от имени мелик-ат-туджара, и он запретил мастерам продавать их купцам, что пришли в Бидар на Успенье.

Султан выезжает на прогулку в четверг и во вторник, и с ним выезжают

три везира. Брат султана совершает выезд в понедельник с матерью да с

сестрой. И женок две тысячи выезжает на конях да на носилках золоченых, да перед ними ведут сто верховых коней в золотых доспехах. Да пеших множество, да два везира и десять везирыней, да пятьдесят слонов в суконных попонах. А на слонах сидит по четыре человека нагих, только повязка на бедрах. И пешие женки наги, носят они за ними воду - пить и умываться, но один у другого воды не пьет.

Мелик-ат-туджар со своей ратью выступил из города Бидара против индусов в день памяти шейха Алаеддина, а по-нашему - на Покров святой богородицы, и рати с ним вышло пятьдесят тысяч, да султан послал своей рати пятьдесят тысяч, да пошли с ними три везира и с ними еще тридцать тысяч воинов. И пошли с ними сто слонов в доспехах и с башенками, а на каждом слоне по четыре человека с пищалями. Мелик-ат-туджар пошел завоевывать Виджаянагар - великое княжество индийские.

А у князя виджаянагарского триста слонов да сто тысяч рати, а коней у

него - пятьдесят тысяч.

Султан выступил из города Бидара на восьмой месяц после Пасхи. С ним выехало двадцать шесть везиров - двадцать бесерменских везиров и шесть везиров индийских. Выступили с султаном двора его рати сто тысяч конных людей, двести тысяч пеших, триста слонов в доспехах и с башенками да сто лютых зверей на двойных цепях.

А с братом султана вышло двора его сто тысяч конных, да сто тысяч

пеших, да сто слонов в доспехах.

А с Мал-ханом вышло двора его двадцать тысяч конных, шестьдесят тысяч пеших, да двадцать слонов в доспехах. А с Бедер-ханом и его братом вышло тридцать тысяч конных, да пеших сто тысяч, да двадцать пять слонов, в доспехах и с башенками. А с Сул-ханом вышло двора его десять тысяч конных, да двадцать тысяч пеших, да десять слонов с башенками. А с Везир-ханом вышло пятнадцать тысяч конных людей, да тридцать тысяч пеших, да пятнадцать слонов в доспехах. А с Кутувал-ханом вышло двора его пятнадцать тысяч конных, да сорок тысяч пеших, да десять слонов. А с каждым везиром вышло по десять тысяч, а с некоторыми и по пятнадцать тысяч конных, а пеших - по двадцать тысяч.

С князем виджаянагарским вышло рати его сорок тысяч конных, а пеших сто тысяч да сорок слонов, в доспехи наряженных, и на них по четыре человека с пищалями.

А с султаном вышло двадцать шесть везиров, и с каждым везиром по десять тысяч конной рати, да пеших по двадцать тысяч, а с иным везиром по пятнадцать тысяч конных людей и по тридцать тысяч пеших. А великих индийских везиров четыре, а с ними вышло конной рати сорок тысяч да сто тысяч пеших. И разгневался султан на индусов, что мало людей с ними вышло, и прибавил еще пеших двадцать тысяч, да две тысячи конных, да двадцать слонов. Такова сила султана индийского, бесерменского. (Мухаммедова вера годится.) А раст дени худо донот - а правую веру бог ведает. А правая вера - единого бога знать и имя его во всяком месте чистом в чистоте призывать.

На пятую Пасху решился я на Русь идти. Вышел из Бидара за месяц до

бесерменского улу байрама (по вере Мухаммеда, посланника божья). А когда Пасха, воскресение Христово, - не знаю, постился с бесерменами в их пост, с ними и разговелся, а Пасху отметил в Гулбарге, от Бидара в десяти ковах.

Султан пришел в Гулбаргу с мелик-ат-туджаром и с ратью своей на

пятнадцатый день после улу байрама. Война им не удалась - один город взяли индийский, а людей много у них погибло и казны много поистратили.

А индийский великий князь могуществен и рати у него много. Крепость его на горе, и стольный город его Виджаянагар очень велик. Три рва у города, да река через него течет. По одну сторону города густые джунгли, а с другой стороны долина подходит - удивительное место, для всего пригодные. Та сторона не проходима - путь через город идет; ни с какой стороны город не взять: гора там огромная да чащоба злая, колючая. Стояла рать под городом месяц, и люди гибли от жажды, и очень много людей поумирало от голода да от жажды. Смотрели на воду, да не подойти к ней.

Ходжа мелик-ат-туджар взял другой город индийский, силой взял, день и

ночь бился с городом, двадцать дней рать ни пила, ни ела, под городом с

пушками стояла. И рати его погибло пять тысяч лучших воинов. А взял город - вырезали двадцать тысяч мужского полу и женского, а двадцать тысяч - и взрослых, и малых - в плен взяли. Продавали пленных по десять тенек за

голову, а иных и по пять, а детей - по две тенки. Казны же совсем не взяли.

И стольного города он не взял.

Из Гулбарги пошел я в Каллур. В Каллуре родится сердолик, и тут его

обрабатывают, и отсюда по всему свету развозят. В Каллуре триста алмазников живут (оружье украшают). Пробыл я тут пять месяцев и пошел оттуда в Коилконду. Там базар очень большой. А оттуда пошел в Гулбаргу, а из Гулбарги к Аланду. А от Аланда пошел в Амендрие, а из Амендрие - к Нарясу, а из Наряса - в Сури, а из Сури пошел к Дабхолу - пристани моря Индийского.

Большой город Дабхол - съезжаются сюда и с Индийского и с Эфиопского поморья. Тут я, окаянный Афанасий, рабище бога вышнего, творца неба и земли, призадумался о вере христианской, и о Христовом крещении, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских и устремился мыслию на Русь пойти. Взошел в таву и сговорился о плате корабельной - со своей головы до Ормуза-града два золотых дал. Отплыл я на корабле из Дабхола-града на бесерменский пост, за три месяца до Пасхи.

Плыл я в таве по морю целый месяц, не видя ничего. А на другой месяц

увидел горы Эфиопские, и все люди вскричали: "Олло перводигер, олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти", а по-русски это значит: "Боже, господи, боже, боже вышний, царь небесный, здесь нам судил ты погибнуть!"

В той земле Эфиопской были мы пять дней. Божией милостью зла не

случилось. Много роздали рису, да перцу, да хлеба эфиопам. И они судна не пограбили.

А оттуда шли двенадцать дней до Маската. В Маскате встретил я шестую Пасху. До Ормуза плыл девять дней, да в Ормузе был двадцать дней. А из Ормуза пошел в Лар, и в Ларе был три дня. От Лара до Шираза шел двенадцать дней, а в Ширазе был семь дней. Из Шираза пошел в Эберку, пятнадцать дней шел, и в Эберку был десять дней. Из Эберку до Йезда шел девять дней, и в Йезде был восемь дней. А из Йезда пошел в Исфахан, пять дней шел, и в Исфахане был шесть дней. А из Исфахана пошел в Кашан, да в Кашане был пять дней. А из Кашана пошел в Кум, а из Кума - в Савэ. А из Савэ пошел в Сольтание, а из Сольтание шел до Тебриза, а из Тебриза пошел в ставку Узун Хасан-бека. В ставке его был десять дней, потому что пути никуда не было. Узун Хасан-бек на турецкого султана послал двора своего сорок тысяч рати. Они Сивас взяли. А Токат взяли да пожгли, и Амасию взяли, да много сел пограбили, и пошли войной на караманского правителя. А из ставки Узун Хасан-бека пошел я в Эрзинджан, а из Эрзинджана пошел в Трабзон.

В Трабзон же пришел на Покров святой богородицы и приснодевы Марии и был в Трабзоне пять дней. Пришел на корабль и сговорился о плате - со своей головы золотой дать до Кафы, а на харч взял я золотой в долг - в Кафе отдать.

И в том Трабзоне субаши и паша много зла мне причинили. Добро мое все велели принести к себе в крепость, на гору, да обыскали все. И что было мелочи хорошей - все выграбили. А искали грамоты, потому что шел я из ставки Узун Хасан-бека.

Божией милостью дошел я до третьего моря - Черного, что по-персидски

дарья Стамбульская. С попутным ветром шли морем десять дней и дошли до Боны, и тут встретил нас сильный ветер северный и погнал корабль назад к Трабзону. Из-за ветра сильного, встречного стояли мы пятнадцать дней в Платане. Из Платаны выходили в море дважды, но ветер дул нам навстречу злой, не давал по морю идти. (Боже истинный, боже покровитель!) Кроме него - иного бога не знаю.

Море перешли, да занесло нас к Балаклаве, и оттуда пошли в Гурзуф, и

стояли мы там пять дней. Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. (Бог творец!)

Милостию божией прошел я три моря. (Остальное бог знает, бог

покровитель ведает.) Аминь! (Во имя господа милостивого, милосердного.

Господь велик, боже благой, господи благой. Иисус дух божий, мир тебе. Бог велик. Нет бога, кроме господа. Господь промыслитель. Хвала господу, благодарение богу всепобеждающему. Во имя бога милостивого, милосердного. Он бог, кроме которого нет бога, знающий все тайное и явное. Он милостивый, милосердный. Он не имеет себе подобных. Нет бога, кроме господа. Он царь, святость, мир, хранитель, оценивающий добро и зло, всемогущий, исцеляющий, возвеличивающий, творец, создатель, изобразитель, он разрешитель грехов, каратель, разрешающий все затруднения, питающий, победоносный, всеведущий, карающий, исправляющий, сохраняющий, возвышающий, прощающий, низвергающий,

всеслышащий, всевидящий, правый, справедливый, благий.)

Повесть об основании тверского Отроча монастыря

ЛЪта мироздания 6773-го, а от рожества Христова 1265 года составленъ бысть Отрочь монастырь тщанием и рачением великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго и великия княгини богомудрыя Ксении по совокуплении ихъ законнаго брака в четвертое лЪто по прошению и молению любимаго его отрока Григориа, а во иноческом чину Гуриа.

О ЗАЧАТИИ ОТРОЧА МОНАСТЫРЯ

В лЪто великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, бысть у сего великаго князя отрокъ, именемъ Григорий, иже пред нимъ всегда предстояше и бЪ ему любимъ зЪло и веренъ во всемъ; и тако великий князь посылаше его по селом своим, да собираетъ ему повелЪнная. Случися же тому отроку быти в селЪ, нарицаемомъ Едимоново, и ту обита у церковнаго понамаря, именем Афанасия, и узрЪ у него дщерь его, девицу, именем Ксению, велми красну, и начатъ мыслити в себЪ, да оженится ею. И бояся князя своего, да некогда прииметъ от него великий гнЪвъ, и велми печаленъ бысть о семъ, возлюби бо юзЪло, и не повЪда мысли своея никому от друговъ своихъ, но в себЪ размышляше, да како бы ему улучити желаемое. Случися же наединЪ со отцемъ ея Афанасиемъ, начатъ ему глаголати, да вдастъ за него дщерь свою и обЪщается ему во всемъ помогати. Отецъ же ея велми удивися о сем: «Да како у таковаго великаго князя имать предстояти всегда пред лицем его, и тако ли вЪщаетъ мне о семъ?» И не вЪдяше, что ему отвЪщати противу словесъ его. Шедъ убо Афанасий, вопроси о семъ жены своея и дщери, сказа имъ подробну; дщерь же его, исполненна духа святаго, возглагола отцу своему сице: «Отче мой! сотвори ему вся сия, елика онъ тебЪ обЪщася, положи на волю его, богу бо тако изволившу, и сие да будетъ».

Бяше бо девица сия благочестива и кротка, смиренна и весела, и разум имЪя великъ зЪло, и хождаше во всЪхъ заповЪдехъ господнихъ, и почиташе родители своя зЪло, и повинуяся има во всемъ, от младых ногтей Христа возлюбила и послЪдуя ему, слышаше бо от отца своего святое писание и внимаше прилЪжно всЪмъ сердцемъ своимъ.

Отрок же наипаче того уязвися любовию и прилЪжно о семъ вЪщает отцу ея, да не устрашается: «Азъ бо ти во всемъ имаюся и князя умолю во всемъ, ты же не бойся». И тако совЪщастася во всем, и быти в томъ селЪ браку, и вЪнчатися в церкви святаго великомученика Димитриа Селунскаго, и жити ту, даже великий князь повелитъ. И тако повелЪнная великаго князя исполни вся, яже повелЪна быша, и возвратися во градъ Тферь с радостию и дивляшеся в себЪ велми, яко нигдЪ таковыя обрЪте девицы, и не повЪда сего никому.

Отроковица же послЪ его рече отцу своему и матери: «Господие мои! не дивитеся о сем, что вам обЪщался сей отрокъ, онъ бо тако совЪща, но богъ свое строить: не сей бо мнЪ будетъ супругъ, но той, его же богъ мнЪ подастъ». Родители же ея о семъ велми дивистася, что рече к ним дщерь ихъ.

Предиреченный же отрокъ той, усмотря время благополучное, и припаде к ногама великаго князя, и молитъ его со многими слезами, и возвЪщаетъ ему свою мысль, да сочетается законному браку, яко ему годно бысть, красоту и возрастъ девицы оныя изъявляетъ. Князь же великий, сия от него слышав, рече ему: «Аще восхотЪлъ еси женитися, да поимЪши ce6Ъ жену от велможъ богатых, а не от простыхъ людей, и не богатых, и худЪиших, и безотечественныхъ, да не будеши в поношении и уничижении от своихъ родителей, и от боляръ и друговъ, и от всЪхъ ненавидим будеши, и от мене удален стыда ради моего». Однако на многи дни отрокъ моляше прилЪжно великаго князя, да повелитъ ему желание свое исполнити и тамо жити. И тако великий князь наединЪ его увЪщаваетъ и вопрошаетъ о семъ подробну, чего ради тако восхотЪ. Онъ же все исповЪда великому князю обЪщание свое, яко же тамо обЪщася.

Князь же великий Ярославъ Ярославичь по прошению его повелЪваетъ всему быть, яко же ему годно и потребно, и насадъ изготовити, и вся воли его потребная, и люди ему тамо готовы быть имЪютъ, елико годно будетъ на послужение отроку, когда приспЪетъ время обручению и вЪнчанию его, и отпущаетъ его в насадЪ по ВолгЪ рЪкЪ, бЪ бо то село близъ Волги стояй, а кони ему обЪщаваетъ прислати за ним вскорости по брегу.

Отрок же с радостию поклонися великому князю и поиде в насаде по ВолгЪ рЪкЪ со всЪми посланными с нимъ.

Наутрие же великий князь повелЪ готовити себЪ коня и всему своему сигклиту, яко же угодно великому князю, соколы и псы, да, Ъдучи, ловы дЪетъ; в ту бо нощъ великий князь сонъ видЪлъ, якобы быти в полЪ на ловЪхъ и пускати своя соколы на птицы; егда же пусти великий князь любимаго своего сокола на птичье стадо, той же соколъ, все стадо птицъ разогнавъ, поималъ голубицу, красотою зЪло сияющу, паче злата, и принесе ему в нЪдра; и возбнувъ князь от сна своего и много разъмышляше в себЪ, да что сие будетъ, и не повЪда сна того никому, токмо повелЪ с собою на ловъ вся птицы взяти; и тако великий князь поиде в ту же страну, идЪ же отрокъ, ловы дЪюще, тЪшася. БЪ же великий князь безбраченъ и младъ, яко двадесяти лЪтъ, еще ему не достигшу возраста своего.

Той же отрокъ, егда прииде в насадЪ по рЪкЪ, и приста у брега, ожидающе коней от князя, и посла вЪстники своя къ девицЪ, да вся готова будутъ, яко же есть обычай брачнымъ.

Девица же присланнымъ рече: «ВозвЪстите отроку, даже помЪдлЪетъ тамо, дондеже сама вЪсть пришлю к нему, какъ вся изготована будутъ, понеже бо нам от него о приходЪ его въсти не было». ВЪстницы же его, пришедше, повЪдаша ему о всемъ, еже имъ повелЪно бысть от девицы возвЪстити: провидЪ бо она великаго князя приход к себЪ, рече родителем своим: «Яко уже сватъ мой приЪхалъ, а жених мой не бывалъ еще, но уже будетъ, яко в полЪ тЪшится и замЪдлилъ тамо, но пождемъ его немногое время, даже приЪдетъ к нам»,- а о имени его никому от сродниковъ своих не повЪда, но токмо готовяше ему честныя дары, яже сама строяше; сродницы же ея велми о семъ дивляхуся, а того жениха ея не вЪдяху, но токмо она едина.

Князь же великий села того не знаяше, но восхотЪ тамо быти наутрие или на другий день и да видитъ своего отрока оженившагося; и тако обначева на ловЪ, бяше бо село то от града Твери четыредесять поприщъ. В нощи же той видЪ сонъ прежний и наипаче разъмышляше в себЪ, что будетъ сие видЪние, наутрие же по обычаю своему ловы дЪяше.

Отрок же той, не дождався вЪсти ни коней, помысли в себе: «Яко аще государь мой великий князь раздумает и пошлетъ по мене, и велитъ возвратитися вспять, азъ же своего желаннаго не получилъ». И тако вскорЪ поиде во дворъ той, идЪ же девица та, и по чину своему все изготовавше. И тако сЪдоста вкупЪ на мЪсто свое, яко же быти вскорЪ вЪнчанию ихъ, отрок же повелЪваше по скору вся строити и дары разносити.

Девица же рече отроку: «Не вели спЪшити ничемъ, да еще у меня будетъ гость незванной, а лучше всЪхъ и званных гостей».

Великий же князь в то время близъ бЪ села того, и увидЪ стадо лебедей на ВолгЪ рекЪ, и тако повелЪ пустити вся своя птицы, соколы и ястребы, пусти же и сокола своего любимаго и поимаше много лебедей. Той же соколъ великаго князя, заигрався, ударися лЪтЪти на село то; великий же князь погна за нимъ и приЪхалъ в село то борзо, забывъ вся; соколъ же сяде на церкви святаго великомученика Димитрия Селунскаго; князь же повелЪ своимъ вопросити про село, чие есть. Селяня же повЪдаху, яко село то великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, а церковь святаго великомученика Димитриа Селунскаго. В то же время множеству народа сошедшуся смотрЪти, яко уже к вЪнчанию хотятъ итти. Князь же, сия слышавъ от поселянъ, повелЪ своимъ сокола своего манити;

соколъ же той никако же думаше слЪтЪти к ним, но крилома своима поправливаяся и чистяшеся; сам же великий князь поиде на дворъ, идЪ же бЪ отрокъ его, в дорожномъ своемъ платье, не на то бо приЪхалъ, но богу тако изволившу. Людие же, видЪвше князя, не знаяху его, мняху бо его с конми и с потЪхами к жениху приЪхавша, и не встрЪтиша его никто же.

Девица же рече всЪмъ ту съдящимъ: «Востаните вси и изыдите во стрЪтение своего великаго князя, а моего жениха»,- они же дивляхуся.

Великий же князь вниде в храмину, идЪ же бяху отрокъ и девица сЪдяще, всЪмъ же воставшимъ и поклоншимся великому князю, им же не вЪдущим пришествия его и прощения просящим, князь же повелЪ имъ сЪсти, да видитъ жениха и невЪсту.

Девица же в то время рече отроку: «Изыди ты от мене и даждь мЪсто князю своему, онъ бо тебЪ болши и женихъ мой, а ты былъ сватъ мой».

Великий же князь узрЪ ту девицу зЪло прекрасну, и аки бы лучамъ от лица ея сияющимъ, и рече великий князь отроку своему Григорию: «Изыди ты отсюду и изыщи ты себЪ иную невЪсту, идЪ же хощеши, а сия невЪста бысть мнЪ угодна, а не тебЪ»,- возгорЪся бо сердцемъ и смятеся мыслию.

Отрок же из мЪста изыде повелЪниемъ его; великий же князь поимЪ девицу за руку и поидоста в церковь святаго великомученика Димитрия Селунскаго, и сотвориша обручение и цЪлование о ХристЪ, яко же подобаетъ, потом же и вЪнчастася в той же день; и тако бысть велия радость у великаго князя той день до вечера, бяше бо лЪтомъ, и селянъ повелЪ покоити день и нощъ. Идущу же великому князю послЪ вЪнчания от церкви ко двору, тогда оный соколъ его любимый видЪ, господина своего, идуща с супругою своею, сидя на церкви, начатъ трепетатися, якобы веселяся и позирая на князя. Князь же вопроси своих соколников: «СлЪтЪлъ ли к вам соколъ или нЪтъ?» Они же повЪдаша ему: «Не лЪтитъ с церкви». Князь же, возрЪвъ на него, кликнулъ его своим гласомъ, соколъ же скоро прилЪте к великому князю, и сяде ему на деснЪй его руцЪ, и позирая на обоихъ, на князя и на княгиню. Великий же князь отдаде его соколнику. Отрок же той великою кручиною одержим бысть, и ни яде, и ни пия. Великий же князь велми его любляше и жа-ловаше, наипаче же ему не веляше держатися тоя кручины, и сказа ему сны своя, яко же видЪхъ во снЪ, тако и збысться божиимъ изволениемъ.

Отрок же той в нощи положилъ мысль свою на бога и на пречистую богоматерь, да яко же восхотятъ къ которому пути, тако и наставят; и снем с себя княжее платье и порты, и купи себЪ иное платье, крестьянское, и одеяся в него, и утаися от всЪхъ своих, и изыде из села того, никому же о сем не вЪдущу, и поиде лЪсом, незнаемо куды.

Наутрие же великий князь того отрока воспомянув, что его у себя не видитъ, и повелЪ своим боляром, да пришлютъ его к нему; они же поискавше его много и не обрЪтоша нигдЪ, токмо платье его видЪша, и великому князю возвЪстиша о немъ. Князь же великий о немъ велми печаленъ бысть, и повелЪ искати его сюду и сюду, по рЪкЪ и в кладезяхъ, бояся того, чтоб самъ себя не предалъ губителной и безвременной смерти; и нигдЪ его не обрЪтоша, но токмо той селянинъ повЪда, что, де, купилъ у меня платье вЪтхое, и не велЪлъ о томъ никому повЪдати, и поиде в пустыню.

Великий же князь повелЪ его искати по лЪсамъ, и по дебрямъ, и по пустыням, да гдЪ его обрящутъ и приведутъ его; и многие леса, и дебри, и пустыни обыдоша, и нигдЪб его не обрЪтоша, бог бо его храняше. И пребысть ту великий князь даже до трехъ дней.

Великая же княгиня его Ксения вся возвЪсти бывшая великому князю Ярославу Ярославичю о себЪ и о отрокЪ, яже напреди писана суть.

Великий же князь велми печаленъ бысть об отрокЪ своемъ, глаголаше бо: «Яко азъ повиненъ есмь смерти его». Княгиня же его Ксения печалитися ему всячески не велитъ и глаголетъ великому князю: «Богу убо тако изволившу быть мнЪ с тобою в совокуплении; аще бы не божиимъ повелЪниемъ, как бы было мощно тебЪ, великому князю, к нашей нищетЪ приЪхати и пояти мя за себя. Ты же не печалися о семъ, но иди с миромъ во град свой и мене пойми с собою, ничего не бойся». Великий же князь велми печаленъ бысть, воздохнувъ, прослезися и воспомяну своя глаголы: «Яже глагола ко отроку своему Григорию, тое на мнЪ собысться, а его уже отнынЪ не увижу». И возложи свою печаль на бога и на пречистую его богоматерь. И отпусти свою великую княгиню в насаде и боляръ своихъ, иже были со отрокомъ, во град Тферь, и повелЪ великий князь боляром своим, да берегутъ великую княгиню его и покланяются ей и слушаютъ во всемъ. Сам же великий князь, по-прежнему, поЪхалъ берегомъ, дЪюще потЪхи своя и ловы; и прииде во градъ Тферь прежде княгини своея. Егда же прииде и великая княгиня его Ксения ко граду Тфери, великий князь повелЪ боляромъ своим и з болярынями, и своимъ дворовымъ, и всему граду, да выдутъ на встрЪтение великия княгини и з женами своими. Вси же, слышавше от великаго князя, с радостию изыдоша, весь град, мужи и жены, и младенцы, от мала даже и до велика, з дароношениемъ, и срЪтоша ея на брезЪ у церкви архаггела Михаила. Егда же прииде ко граду Тфери, великий князь посла всЪхъ боляръ с корЪтами, и тако с великою честию срЪтоша ю и поклонишася ей; и вси, зряще красоту ея, велми чудишася: «Яко нигдЪ же видЪхомъ очима нашима или слышахомъ слухом нашимъ таковую жену благообразну и свЪтящуся, аки солнце во многихъ звЪздахъ, яко же сию великую княгиню, сияющу во многих женахъ сего града паче луны и звЪздъ многихъ». И провождаше ю во град Тферь с радостию великою и з дарами многими на дворъ великаго князя. И бысть во градЪ радость и веселие велие, и бысть у великаго князя пирова-ние на многи дни всякому чину от мала даже и до велика.

Предиреченнаго же отрока не 6Ъ слухом слышати на много время. Божиимъ же промысломъ той отрокъ прииде на рЪку, зовомую Тферцу, от града Тфери пять на десять поприщъ, на мЪсто боровое, и ту вселися на лесу, и хижу себЪ постави, и часовню на том мЪстЪ, и назнаменова, гдЪ быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Рожества. И ту пребысть немногое время и наидоша его ту близъ живущие людие, хождаху бо по лЪсу потребы ради своея, и вопрошаху его, глаголюще: «Откуду ты сюду пришелъ еси, и какъ тебя зовутъ, и кто тебЪ велЪлъ тутъ вселитися в нашемъ мЪстЪ?» Отрок же имъ не отвЪща ничто же, но токмо имъ кланяшеся, и тако от него отъидоша восвояси. Он же ту мало пребысть и от того мЪста отъиде, и хотяше отъитти от града подалЪе, понеже увЪда от пришедшихъ к нему людей, яко близъ есть градъ. Божиимъ же изволениемъ прииде близъ града Тфери по той же рЪкЪ ТферцЪ на устье, и вышед на рЪку Волгу, и позна, яко град Тферь есть, ибо знаемъ ему бЪ, и возвратися в лесъ той, и избра себЪ мЪсто немного вдалЪе от Волги на ТферцЪ и начатъ молитися пресвятЪй богородицЪ, да явитъ ему про мЪсто сие. В нощи же той возляже опочинути и в сонъ тонокъ свЪденъ бысть, и видитъ на томъ мЪстЪ аки полЪ чистое и великое зЪло и свЪтъ великий, яко нЪкую лучу божественную сияющу. И воспрянувъ от сна, и мышляше в себЪ, да что сие будетъ знамение, и тако моляшеся Спасу и пресвятЪй владычицЪ, богородицЪ, да явитъ ему вЪщъ сию. В ту же нощъ паки явися ему пресвятая богородица и повелЪваетъ ему воздвигнути церковь во имя честнаго и славнаго ея Успения и указа ему мЪсто, и рече: «Хощетъ бо богъ прославити сие мЪсто и роспространити его, и будетъ обитель велия; ты же иди с миромъ во градъ ко князю своему, и той помощник тебЪ будетъ во всемъ и прошение твое исполнитъ. Ты же, егда вся совершиши и монастырь сей исправиши, немногое время будеши ту жити и изыдеши от жития сего к богу». И тако воспрянувъ от сна своего, и велми ужасеся о видЪнии томъ, и размышляше в себЪ яко: «Аще отъиду от сего мЪста, боюся явления сего и показания мЪсту. Яко господеви годно, тако и будетъ». И помысли в себЪ, глаголя: «Аще ли же пойду к великому князю и увЪщати меня станетъ, однако не хощу в домЪ его быти». Сие же ему мыслящу, абие приидоша в той часъ в оный лесъ нЪкия ради потребы мужие княжий звЪрей ради. Отрок же позна ихъ и прикрыся от нихъ, они же видЪвше крестъ и хижу и удивишася зЪло, и глаголаху другъ ко другу, яко есть человекъ тутъ живяй. И тако начаша искати, и обрЪтоша его, и познаша: «Яко той есть отрок князя нашего». И пришедше к нему, и поклонишася ему, и возрадовашася о немъ радостию великою, той бо отрокъ по пустыни хождаше три лЪта и вящше, и не видЪ его никто же, и 6Ъ питаемъ :

богомъ. И тако вземше его с собою и вЪдоша ко князю и сказаша ему вся яко: «Великий князь печаленъ бысть зЪло о тебЪ и донынЪ, аще же увидитъ тя жива и здрава, возрадуется о тебЪ радостию великою». Онъ же, сия слыша от нихъ, с веселиемъ идяше с ними. Егда же прииде во дворъ великаго князя и вси узрЪвши его, возрадовашася велми о немъ и прославиша бога, и возвЪстиша о немъ великому князю. Князь же повелЪ ввести его в верхния палаты, и видЪ отрока своего, и возрадовася велми, и похвали бога. Он же поклонися великому князю и рече: «Прости мя, господине мой великий княже, яко согрЪших пред тобою, опечалихъ бо тя зЪло». И рече к нему великий князь: «Како тя господь богь хранит до сего дне и времени?» И облобызавъ его. Он же поклонися до земли и рече: «Прости мя, господине мой великий княже, яко согрЪшихъ пред тобою». И исповЪда вся о себЪ по ряду, како изыде от него, и како богъ привЪде до сего мЪста. Князь же о сем велми удивися и прослави бога, и повелЪ своим предстоящим, да дадутъ ему всю его первую одежду, и да будетъ в первом своем чину. Он же со смирениемъ рече: «Господине мой великий княже, я не того ради приидохъ к тебЪ, но да ты от печали свободишися и прошения моего да не презъриши: молю тя и прошу, да повелиши то мЪсто разчистити»,- и вся повЪда великому князю, како ту прииде, и како явилася ему пресвятая богородица со святителемъ Петромъ митрополитомъ московским и мЪсто показа, идЪ же быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения; и вся ему сказа о себЪ по ряду. Князь же, воздохнувъ велми, и прослезися и отрока похвали, яко таковаго страшнаго видЪния сподобися, и обЪщася во всемъ помогати мЪсту тому до совершения; и бесЪдова с ним многое время, и повелЪ предстоящим пред ним поставити трапезу, да вкуситъ брашна; он же вкуси малую часть хлЪба и воды, а иной же пищи отнюдь не прикоснуся. Великий же князь повелЪ по воли его быти и тако отпусти его с миромъ, идЪ же онъ восхощетъ. Отрок же отъиде на мЪсто свое и по обычаю своему моляшеся богу и пресвятЪй владычицЪ богородицЪ, и на помощъ ея призываеть о создании обители тоя, и тако молитвами пресвятыя богородицы вскорЪ дЪло совЪршается. Князь же великий повелЪ вскорЪ собрати крестьянъ и иных людей, да росчистятъ мЪсто то, идЪ же оный отрокъ покажет, и посла их ко отроку; слышавше же то, граждане и сами мнози идяху на помощъ мЪсту тому. Тако вскорЪ очистивше мЪсто, еже отрокъ показа имъ, и возвЪстиша великому князю о семъ; князь же прослави бога и отрока своего о сем похвали. И тако сам великий князь прииде на то мъсто и видЪ его сияюща паче иныхъ мЪстъ. Отрок же паки припада-етъ к ногама его и молитъ, да повелитъ церковь создати древянную и монастырь возградити. Великий же князь вскорЪ повелЪ всЪмъ прежнимъ людемъ тутъ работати и мастеровъ добрыхъ собрати к церковному строению. И тако божиею помощию и великаго князя повелЪнием вскорЪ дЪло совершается, и освящение церкви сотвориша. Бысть же ту на освящении церкве Успения пресвятыя богородицы сам великий князь Ярославъ Ярославичь и с своею супругою великою княгинею Ксениею, и со всЪмъ своим княжиим сигклитом, и всЪмъ трапезу устроилъ, и по прошению отрока своего великий князь даде ему игумена Феодосия, и братию собра, и колокола устрой. И назвася мЪсто от великаго князя Ярослава Ярославича Отрочь монастырь, и вси прославиша бога и пречистую его богоматерь. На другий день по освящении церкве тоя той отрокъ Григорий пострижеся во иноческий чинъ и нареченъ бысть Гурий от игумена Феодосия. И той отрокъ по пострижении своемъ немногое время поживе и преставися ко господу, и погребенъ бысть во своем монастырЪ. По преставлении же блаженнаго онаго отрока немногим лЪтом мимошедшим великий князь Ярославъ Ярославичь и великая княгиня Ксения изволили в том монастырЪ создати церковь каменную во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения, с придЪломъ Петра митрополита московскаго чудотворца, и села подаде к тому ж монастырю, и мЪсто то насели, идЪ же бЪ отрокъ прежде пришедыи. Монастырь же той стоитъ и донынЪ божиею благодатию и молитвами пресвятыя богородицы и великаго святителя Петра митрополита московскаго и всея России чудотворца.

К тому жъ монастырю дана граммата великихъ князей тферскихъ за девятью печатми, а в ней писано сице:

Великий князь Василий Михайловичь

Великий князь Всеволодъ Александровичь

Великий князь Владимиръ Александровичь

Великий князь Андрей Александровичь

Великий князь Иеремий Васильевичь

Великий князь Симеонъ Констянтиновичь

Великий князь Иоаннъ Михайловичь

Великий князь Борисъ Александровичь

Великий князь Феодоръ Феодоровичь

Великий князь Иоаннъ Георгиевичь

Великий князь Андрей Димитриевичь

Великий князь Феодоръ Александровичь

Великий князь Михаила Васильевичь.

Къ церкви пресвятыя Богородицы дана сия граммата. В ней написано тако:

«Кто станетъ монастырь сей и монастыря того людей обидить, не буди на немъ милость божия в сии вЪкъ и в будущий».

Список использованной литературы

1. Древнерусская литература: Книга для чтения. 5-9 кл. - М.: Школа-пресс, 1993.

2. Древняя русская литература: Хрестоматия: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов/ Сост. Н.И.Прокофьев. - 2-е изд., доп. - М., «Просвещение», 1988.

3. История Тверского края/ Учебное пособие. Под ред. В.М.Воробьева. - Тверь, 1996.

4. Ольшевская Л.А., Травников С.Н. Литература Древней Руси и XVIII века: Учебное пособие. М.: Новая школа, 1996.

5. Памятники литературы древней Твери. - ОГУП «Тверское областное книжно-журнальное издательство». Тверь, 2002.

6. Тверская область. Энциклопедический справочник. Сост. Ильин М.А. - Тверь, 1994.

7. Хрестоматия по древней русской литературе. Сост. Н.К.Гудзий. Учеб. пособие для студентов пед. институтов. Науч. ред. проф. Н.И.Прокофьев. Изд. 8-е. М., «Просвещение», 1973.