Статья по литературе: Плетение словес в Житии Сергия Радонежского, написанном Епифанием Премудрым

Кимаева А.С.

«Плетение словес» в «Житии Сергия Радонежского», написанном Епифанием Премудрым

Экономическое и политическое укрепление Московского государства, объединение земель вокруг Москвы, рост национального самосознания, укрепление и подъем самодержавной власти и монархии, оформление титула великого князя - весь этот позитивный настрой светской власти совпал с устремлениями высшего духовенства сделать Русь великой православной страной, преемницей по отношению к Византии, новым центром христианской религии - Новым Иерусалимом и Третьим Римом [1, 122 с.]. «Дъва Рима падоша, третий Римъ стоитъ, четвертому не бывать».

В это время Византия, Сербия и Болгария теряют свою независимость и многие выдающиеся деятели, такие как афонский монах Пахомий Лагофет, митрополит Киприан, иконописец Феофан Грек переезжают в Москву. С собой они привозят южнославянские рукописи, книги «тырновского» извода, ставшие образцом для русской церковной литературы. «Начиная с конца XIV в. в Москве осуществляется редактирование церковных книг с целью привести их в первоначальный, наиболее соответствующий греческим оригиналам вид» [2, 235 с.]. Политические, идеологические и культурные процессы, которые происходили в русском обществе в конце XIV - начале XV в. привели к довольно значимым изменениям в письменном литературном языке, которые в науке большинство исследователей, вслед за А. И. Соболевским, называют «вторым южнославянским влиянием».

Второе южнославянское влияние отвечало интересам светской и церковной власти. Для светской власти был интересен торжественный, пышный, риторический язык, который должен был отличаться от языка повседневности. Новым языком следовало описывать жизнь русских князей, их подвиги, деяния великого князя или царя. Русь усваивает новый витийственный стиль «плетение словес», или «извитие словес». Он возник в агиографии, как продолжение традиций античных риторик и развивался на славянской почве и в произведениях сербских агиографов. «По содержанию книги, переписывавшиеся в новых монастырях, были аскетического направления, связанного с духовным и идейным движением, сформировавшимся в Византии в XIII - XIV веках и известным под названием исихазма» [3, 114 с.] Исихатское учение стало философской основой стиля «плетение словес». Оно основывалось на внимательном отношении к слову. «Исихазм (от греч. hesychia - покой, отрешенность) представляет собой этико-аскетическое учение о пути к единению человека с богом, о восхождении человеческого духа к божеству, «божественности глагола», необходимости пристального внимания к звучанию и семантике слова, служащего для называния сущности предмета, но часто не способного выразить «душу предмета», передать главное» [4, 81 с.] В новом жанре разрушается житийный канон. Его вытесняет речевой этикет, требовавший соблюдения общепринятой формы изложения.

Стиль «плетение словес» характерен для произведений житийной, эпистолярной и переводной литературы. Вначале новый слог имел распространение в церковной литературе: «Четьи-Минеи», «О житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского» (1389 г.) и т.п. Затем он распространился и на материалы общерусской летописи, публицистических произведений, исторических повестей, оригинальных и переводных. «Что же касается содержания, который обслуживал стиль «плетение словес», то здесь всякие сомнения отпадают, потому что он выражал русский менталитет»,- считают Войлова К. А. и Леденёва В. В. [1, 124 с.].

Великим мастером нового стиля выражения и автором термина «плетение словес» был Епифаний Премудрый - автор «Жития Стефана Пермского» и «Жития Сергия Радонежского». Епифаний так охарактеризовал свою манеру выражения: «Аще бо и многажды въсхотел бых изъоставити беседу, но обаче любы его влечеть мя на похваление и на плетение словес».

В древнерусской литературе XIV-XV веков проявляется большой интерес к душевным переживаниям человека, к внутреннему миру его чувств. Литературные памятники, написанные Епифанием Премудрым, играли большую роль в развитие литературного языка, поэтому они столь часто подвергаются пристальному исследованию с лингвистической точки зрения.

«Житие Сергия Радонежского» является наиболее известным памятником русской агиографии. Его полное название - «Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия-чудотворца и похвальное ему слово, написанные учеником его Епифанием Премудрым в XV веке. Сообщил архимандрит Леонид». Это произведение исследуют и текстологи, и литературоведы, и историки. На данный момент к данному тексту повышенный интерес, так как в прошлом году праздновалось семисотлетие со дня рождения великого русского святого преподобного Сергия Радонежского.

В «ЖСР» доминирующую позицию занимает повествовательное начало. Анализируя язык «ЖСР», мы нашли в нем много ярких особенностей стиля «плетение словес».

В.В. Колесов отмечал индивидуальный стилистический прием в Житии Сергия Радонежского - «увеличение объема синтагм» до «триады». [5, c. 188-215] То есть в «ЖСР» ярко выражены тройные повторы. Они встречаются в описании всей жизни святого. Открыто выражен троичный мотив в троекратном крике ребенка во чреве матери. Этим автор показывает, что Сергий с детства был избран Богом.

Мы видим, что Сергий посвящается на служение трижды. Во-первых - явление Сергию чудного старца, который вдохнул в него «умение грамоте». Во-вторых - пострижение, и, в-третьих - игуменство. Все эти пути преподобный проходит на протяжении всей своей жизни. Последовательность путей не нарушается, так как это путь становления личности святого.

Также троичен этап явления небесных сил святому, которые предрекли его судьбу и смерть: в начале это ангел, потом - Богородица, и в конце - огонь в молитве Сергия.

Не зря Епифаний Премудрый вводит в свое произведение трех братьев. Старший, Стефан, был мирского склада, с трезвым рассудком. Младший - кроткий мирянин, несущий тяготы земные, Петр. А средний, Варфоломей-Сергий, кроток как младший, и монах, как старший. Для сказки всегда выбирается младший брат, для исторической, восхваляющей доблести повести - старший. Героем жития же становится средний брат. Таким образом, мы видим, что героем становится «средний человек», который не уклоняется от нормы. Без сомнения можно говорить, что тройные повторы в тексте нужно связывать с выражением догмата о Святой Троице.

Три чуда, которые имеют первостепенный смысл к монашеской жизни Сергия, - младенец отказывается вкушать молоко матери, если она до этого ела мясо; отказ младенца от вкушения молока в постные дни, по средам и пятницам; отказ от молока кормилиц. Число три характеризует смысловую и сюжетно-композиционную структуру жития. Епифаний Премудрый стремится прославить своего героя как учителя Троицы.

Еще одной особенностью стиля «плетения словес» является цитация церковной литературы. В анализируемом памятнике цитация присутствует в большом количестве. «Никто же да не похвалится въ человецЪх; никто же чистъ пред богом, аще и единъ день живота его будет; никто же есть без грЪха, токмо единъ богъ без грехъ » - цитирует Сергий Святое Писание. Тем самым он объясняет своей матери, что нет людей без грехов, что все рождаются грешными.

Епифаний Премудрый прибегает к цитации церковной литературы в том случае, когда герою нужно что-то разъяснить, подвергнуть сравнению. «Дом же и яже суть въ дому потребныа вещи н въ что же въмЪнивъ си, поминаше же въ сердци Писание, глаголющее, яко «многа въздыханиа и уныниа мира сего плъно есть»». Сергий понимает, что не сможет жить обыкновенной мирской жизнью, что ему уготован другой путь. Путь к Богу. «Не бойся, малое мое стадо! О нем же изволилъ есть отець мой дати вамъ царство небесное», - процитировал Сергий Евангелие. После этих слов монахи, которые пришли в монастырь к Сергию Радонежскому, воспряли духом.

В тексте «ЖСР» можно найти много лирических отступлений автора. Это тоже было свойственно стилю «извитие словес». «И что подобаетъ инаа проча глаголати и длъготою слова послушателем слухи лЪнивы творити? Сытость бо и длЪгота слова ратникъ есть слуху, яко же и преумноженная пища телесем» - восклицает Епифаний Премудрый.

Автору свойственно уходить от темы повествования. Он начинает рассказывать о других святых, сравнивая их с Сергием. А потом сам задается вопросом, для чего он это поместил в текст. «Увы, увы, тогда граду Ростову, паче же и князем ихь, яко отъяся от них власть, и княжение, и имЪние, и честь, и слава, и вся прочая потягну к МосквЪ», - говорит автор. В этом лирическом отступлении видно, как Епифаний Премудрый сожалеет о городе Ростове.

В «ЖСР» много сложных предложений и осложненных конструкций. Это тоже подтверждает то, что памятник написан в стиле «плетения словес». «Се бо братиа твоя Стефанъ и Петръ оженистася и пекутся, како угодити женама; ты же не оженивыйся печешися, како угодити богови - паче же благую чясть избрал есть, и яже не отимется от тебе». Это сложное предложение с бессоюзной и подчинительной связью.

«И пришед въ град вселился в монастырь счятого Богоявлениа, и обрЪте себЪ келию, и живяше в ней, зЪло подвизаяся на добродЪтель: бяше бо и тот любяше жити трудолюбно, живый в келии своей житие жестоко, постом и молитвою, и от всего въздръжаяся, и пива не пиаше, и ризы не щапливы ношааше». Это тоже сложное предложение. Автор вводит их в свое произведение для большей красоты речи, торжественности. Сложные предложения несут в себе большую эмоциональную нагрузку, нежели простые.

В «ЖСР» существуют повторы, которые организуют сложное синтаксическое пространство с рядами однородных и второстепенных членов предложения. «Да не забвено будет житие святого тихое и кроткое и не злобивое, да не забвено будет житие его честное и непорочное и безмятежное, да не забвено будет житие его добродетелное и чюдное и преизящное, да не забвены будут многыя его добродетели и великаа исправлениа, да не забвены будуть благыа обычаа и добронравныя образы, да не будут бес памяти сладкаа его словеса и любезныа глаголы, да не останет бес памяти таковое удивление, иже на немъ удиви богь...».

Еще одним средством стиля «плетения словес» является использование многочисленных сравнений. В «ЖСР» мы нашли их в большом количестве.

«Отрок же сътвори поклонение старцу и акы земля плодовитая и доброплоднаа, сЪмена приемши въ сердци си, стояше, радуяся душею и сердцемь, яко сподобися такова свята старца обрЪсти», - пишет агиограф. Благодаря сравнению, мы видим, как радуется душа Сергия тому, что чудный старец даровал ему учение грамоте.

«И единою просто рещи и вся узы мирьскаго житиа растрЪзав, - акы иЪкы орелъ, легкыма крилома опрятався, акы къ воздуху на высоту възлетЪвъ, - тако и сЪй преподобный оставль миръ и яже суть мирЪ, отбЪже всЪх прочих житейскых вещей, оставль род свой и вся ближникы и ужикы, дом же и отечество, по древнему патриарху Аврааму». Использованное здесь сравнение зримо рисует, как себя ощущал герой во время пострига, как ему не важна была мирская, суетная жизнь.

В «Житие Сергия Радонежского» присутствуют различные синонимические ряды. Эта характеристика является показателем стиля «плетения словес». «К сим же и всЪм и бЪсовьскыя рати, видимыя и невидимыя брани, борбы, сплетениа, дЪмоньскаа страхованиа, диавольскаа мечтаниа, пустынная страшилища, неначаемых бЪд ожидание, звЪриная натечениа и тЪх сверЪпаа устремлениа».Так Епифаний Премудрый повествует нам о тех напастях, которые ожидали преподобного Сергия в монашеской стезе.

«Жестоко же постное житие живяше; бяху же добродЪтели его сице: алкание, жадание, бдЪние, сухоядение, на земли легание, чистота телесная и душевнаа, устнама млъчание, плотскаго хотЪниа, извЪстное умръвщвение, труди телеснии, смирние нелицемЪрное, молитва непрестающиа, разсуждение доброразсудное, любовь совръшенаа, худость ризъная, память смертнаа, кротость с тихостию, страх божий непрестанный », - рассказывает агиограф о добродетелях Сергия. Благодаря синонимам мы можем посмотреть с разных сторон на святого, можем понять, что для него являлось жизненными установками.

Еще одной особенностью стиля «плетения словес» является употребление сложных слов, уже существовавших в языке или создание неологизмов, напоминающих греческие сложные слова. В «ЖСР» мы выявили группу двух-трехкорневых слов, которые здесь являются стилистическим средством выражения пафоса, торжественности, великолепия русского мира (богобоязненным монахам; жизнь добродетельную вел; основать монастырь общежительный; хорошо устроил благоразумный отец; настолько страннолюбие увеличивалось; во имя святой и живоначальной троицы и др.).

Ярко представлены в тексте «ЖСР» метафоры. Это тоже говорит, что памятник относится к стилю «плетения словес». Приведем пример одной из них. Свое обучение грамоте Сергий получил не от земных учителей, а непосредственно от Бога. Чудный старец, встретившийся Сергию, дал ему съесть «мал кус» пшеничного хлеба. С этим хлебным кусочком вошло в отрока знание: «… и бысть сладость в усте его, акы мед сладяй, и рече: не се ли есть реченное: коль сладка грътани моему словеса твоя».

Автор жития уделяет большое внимание внутренней стороне героя - его душе. Это тоже является неотъемлемой особенностью стиля «плетение словес».

Благодаря «плетению словес» язык становится таким же оригинальным и изысканным, как книжные орнаменты. В нем интересным образом сочетаются созвучные слова и синонимы, сравнения и эпитеты.

Итак, время конца XIV - начала XV в. явилось важной страницей в истории русского литературного языка. Развитие книжных традиций в языке, архаизация книжно-славянского типа литературного языка, строгое разделение единиц литературно-письменного языка великорусской народности приводит к тому, что книжно-славянский язык отдаляется от живой русской речи.

Литература:

1. Войлова, К. А. Старослоавянский язык: Пособие для вузов. М.: Дрофа. - 2003. - 369 с.

2. Горшков А. И. Старославянский язык / А.И.Горшков. - М, 1974. - 324 с.

3. Камчатнов, А. М.История русского литературного языка: XI - первая половина XIX века: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. пед. учеб. заведений / Александр Михайлович Камчатнов. - М.: Издательский центр «Академия», 2005. - 688с., илл.

4. Ковалевская, Е. Г. История русского литературного языка: Учеб. для студентов пед. университетов и институтов по спец. «Рус. яз. и лит.» - 2-е изд., перераб. - М.: Просвещение, 1992. - 303 с.: илл.

5. Колесов, В. В. Древнерусский литературный язык. - Л.: Издательство Ленингр. ун-та, 1989. - 296 с.