Традиции русской публицистики в фельетонах Татьяны Толстой

Традиции русской публицистики в фельетонах Татьяны Толстой

Изучение в 11 классе творчества Татьяны Никитичны Толстой в контексте современной русской литературы - тема достаточно благодатная. Фактически, за учителем остаётся как выбор произведения, так и выбор жанровой парадигмы. Можно изучать «Кысь» как антиутопию - в сопоставлении с «Мы» и «Котлованом». Можно - автобиографические рассказы как свидетельство эпохи. Тут и «Жизнь Арсеньева» в помощь, и «Доктор Живаго». Но было бы несправедливым оставить в стороне публицистику Татьяны Толстой. Тем более, что это настоящая русская публицистика самой высокой марки. Я говорю о вошедших в книгу «День» фельетонах конца девяностых - начала нулевых.

Однако, прежде чем вести речь о фельетонах Толстой, необходимо кое-что уточнить.

Само слово фельетон с французского переводится просто как «листок». Но русская школа журналистики, унаследовав этот французский термин, изначально придавала ему жанровое значение. На русском языке фельетон как жанр впервые был определён тогда же, когда и впервые упомянут, - в «Вестнике Европы» за 1820 год: «Фельетон - это ещё, очевидно, не укрепившееся в нашем быту понятие означает отдельную часть газеты, где помещаются замечания на новые книги, на играемые в театрах пьесы, на самую игру актёров» (курсив мой). Пример - фельетоны Барона Брамбеуса в «Библиотеке для чтения», популярные настолько, что о них знала даже дочка одного провинциального городничего.

Одной из форм фельетона стали и физиологические очерки 40х годов. Стоит ли напоминать, кто тогда блистал в этом жанре? Появился и стихотворный фельетон, доведённый до совершенства Н.А. Некрасовым.

К концу XIX столетия русский фельетон уже достаточно чётко разделился на сатирический и юмористический. Более того, составители словарей уже чётко выделяли два значения слова «фельетон». Так «Малый энциклопедический словарь» Брокгауза и Ефрона издания 1909 года даёт следующие определения.

1. «…отдел газеты (заметьте, не жанр!) в форме научно-популярных статей по вопросам политическим, общественным, литературной и художественной критики и пр.»

Становится понятным, почему «королём фельетона» в предреволюционный период называли Власа Дорошевича с его огромными историческими очерками (если пользоваться современным определением). «Дуэль», например, написанная в тот же период и по той же проблематике, что и «Поединок» Куприна.

Однако словарь 1909 года даёт ещё одно определение.

2. «Маленький фельетон» - краткая статья по тем же вопросам в юмористическом стиле». И это сразу заставляет вспомнить такие произведения, как «Одесский язык» того же Власа Дорошевича, «Резная работа» Аркадия Аверченко.

Вот в этом «маленьком фельетоне» мы и можем сразу выделить два подвида.

Во-первых, юмористический фельетон. Он часто перерастает в произведение разговорного жанра. Это монолог или комический диалог, часто имеющий подзаголовок «Сцена». Основы этого жанра положены актёром и писателем, первым русским артистом разговорного жанра Иваном Фёдоровичем Горбуновым. Некоторые фразы из его «сцен» до сих пор на слуху. Из «Воздухоплавателя», например, где купцы наняли портного лететь на воздушном шаре, и народ обсуждает: «Вестимо, от хорошего житья не полетишь». Или «Травиата» в пересказе московского купчика: «Попела ещё с полчасика, да Богу душу и отдала». Или знаменитое сетование пьяного извозчика, вываливающего седока: «Кажинный раз на эфтом самом месте!..»

Традиция такого эстрадного юмористического фельетона и была продолжена корифеями жанра. Влас Дорошевич даже снабдил свой фельетон «Одесский язык» ироническим «солидным» подзаголовком: «Лекция на степень доктора филологических наук». Дошутился! Если запросить в Гугле «Влас Дорошевич Одесский язык», то одной из первых появляется ссылка на «Викицитатник». Там эта страница так и озаглавлена: «Одесский язык» - лекция В.М. Дорошевича на соискание степени доктора филологических наук, опубликована в 1895 г.» то есть благодарные наследники приняли за чистую монету даже финальный абзац этого фельетона:

«Я мог бы ещё дальше продолжать свои исследования об этом чудном языке, но боюсь, что messieurs и mesdames уже соскучили за тем, что я долго говорю за одесский язык, обязательно начнут с меня смеяться и, видя, что от моей лекции некуда деваться ни тудою, ни сюдою, удерут в форточку, а я буду иметь остаться сам, без никого!»

Фельетоны Аркадия Аверченко вообще составляли основу программы его эстрадных выступлений. Печальное, в общем-то, событие могло послужить поводом для написания фельетона - злободневного и, к сожалению, не имеющего ни малейшей возможности устареть. Так, газетная заметка: «Недавно один петербургский профессор забыл после операции в прямой кишке больного В. трубку (дренаж) в пол-аршина длиной», - становится эпиграфом к фельетону «Резная работа». Это фейерверк чёрного юмора - диалог профессора и его ассистента, время от времени прерываемый робкими замечаниями больных:

- …Первый раз оперируетесь, больная?

- Нет, господин профессор, я раньше у Дубинина оперировалась.

- Aгa!.. Ложитесь. Накладывайте ей маску. Считайте! Ну? Держите тут, растягивайте. Что за странность! Прощупайте-ка, коллега... Странное затвердение. А ну-ка... Ну вот! Так я и думал... Пенсне! Оригинал этот Дубинин. Отошлите ему, скажите - нашлось.

- А жаль, что не ланцет. Мы бы им вместо пропавшего воспользовались... Зашивайте!

- А где марля? Я катушки что-то не вижу. Куда она закатилась?

- Куда, куда! Старая история. И что это у вас за мания - оставлять у больных внутри всякую дрянь.

- Хорошая дрянь! Марля, батенька, денег стоит.

Юмор? Вряд ли… Обличительная сатира.

Действительно, в эти годы развивается и русский сатирический фельетон. Образцом его может служить замечательная серия фельетонов-памфлетов Максима Горького «В Америке» («Город Жёлтого Дьявола», «Один из королей республики»).

Именно этой «дорожкой узкою, но верною» и пошёл русский советский фельетон в послеоктябрьские годы. Развивался он достаточно односторонне. В Сети можно найти объективное и очень интересное исследование С.А. Комарова «Фельетон: проблема жанрового определения».

С конца 20-х годов фельетон рассматривался в советской публицистике уже почти без исключений как жанр злободневно-сатирический. По выражению бывшего «сатириконца» Д'Актиля (он же Анатолий Френкель), «отправной точкой…фельетона должен непременно быть сегодняшний случай, последний по времени факт». В 1927 году развернулась целая дискуссия по поводу того, каким должен быть фельетон. Михаил Кольцов использовал понятие «фельетонной искры»: по его мнению, «фельетон не приемлет подрисовывания отдельных фактов, снабжения их присочинёнными деталями, бытового грима действующих лиц». Фельетоны самого Кольцова так и строились: «на монтаже фактов, на распределении их, на чередовании, на узорах из них». Оппонентом Кольцова выступил будущий главред «Крокодила» Григорий Рыклин, утверждавший, что не мыслит фельетона «без красок». Но и он предлагал «иногда в ущерб художественности пойти на жертву и давать публицистическую концовку». Итог был подведён в статье профессора Л.П. Гроссмана от 1927 года «Фельетон - влиятельный литературный жанр»:

«Подлинный фельетон есть своеобразное литературное произведение, имеющее свою поэтику, свои законы построения, свои законы оформления, свой отчётливый общий стиль, тематический репертуар, эмоциональную насыщенность и определённую установку на возбуждение иронических, гневных и трогательных эмоций в читателе».

Он же выделил основные жанрово-стилистические особенности фельетона:

«- игра с заглавием;

- склонность к иллюстрации анекдотом;

- своеобразие речевого стиля;

- выразительность сказа».

В «Литературной энциклопедии» 1939 года даётся определение фельетона, до сих пор не претерпевшее особых изменений: «Фельетон - малая художественно-публицистическая форма, характерная для периодической печати (газеты, журнала) и отличающаяся злободневностью тематики, сатирической заострённостью или юмором».

Фельетоны Татьяны Толстой можно рассматривать на занятиях по стилистике, при изучении публицистических жанров, - можно рассматривать как чистые, эталонные примеры русского фельетона. Книга «День» заставляет вспомнить и фантасмагории Барона Брамбеуса, и «сцены» Горбунова, и занимательные исследования Власа Дорошевича, и мрачновато-грубоватый юмор Аверченко, и памфлеты Горького, и острую адресность фельетонов Ильфа и Петрова.

Если анализировать фельетоны Татьяны Толстой в соответствии с параметрами, заданными в статье Гроссмана, то первая особенность, которая сразу бросается в глаза, - иронические аллюзии или даже прямые реминисценции из классики (причём не обязательно литературной), содержащиеся в заглавии фельетона или отдельных его частей. Например: «Какой простор…» - сразу одноимённая картина Репина перед глазами? - ан, нет, фельетон посвящён изданию в России американского мужского журнала и называется «Какой простор: взгляд через ширинку». Вот такое противостояние культурных начал - в подтексте.

Что ни название, то игра с читателем в «Угадай, откуда?» Короткий (вот то, что 100 лет назад называли «маленький») фельетон от ноября 1998 года - «Лёд и пламень». И подзаголовок - «К юбилею народного избранника». Первая мысль - цитата из «Евгения Онегина». Только вот речь в фельетоне идёт об идолопоклоннической приверженности американцев одному из символов их цивилизации - изображению Микки Мауса. И тогда всплывает другая ассоциация: «Лёд и пламень» - так в русском переводе называлась повесть Рея Брэдбери, опубликованная в Америке в 1946-ом, а у нас - в 1970-ом, в альманахе «Искатель». И действительно, Татьяна Никитична ведь принадлежит как раз к тому поколению юных читателей, которые ни одного номера «Искателя» не пропускали… А речь у Брэдбери идёт о том, как легко превращаются потомки космонавтов, представителей высокоразвитой цивилизации, в жалких пещерных дикарей, которые живут…ну, не одним днём, а теми восьмью днями, которые отмеряет на жизнь каждого поколения жёсткая радиация иной планеты.

Вообще, американская серия фельетонов Толстой своей сатирической остротой заставляет вспомнить памфлеты Горького. Хотя в заглавиях - ассоциации иные: «Николаевская Америка» - контаминация «николаевской России» и «Одноэтажной Америки» Ильфа и Петрова. Вообще разнообразные сочетания несочетаемого, то, что лондонские денди называли макароническим стилем, - характернейшая особенность авторской манеры Татьяны Толстой.

Это может быть и макаронический стиль в современном понимании термина, то есть включение в текст иностранных слов, написанных латиницей («Куря, можно заработать себе рак легких, как это произошло с Marlboro Man - брутальным красавцем с рекламы самых популярных сигарет, все приглашавшим и приглашавшим последовать за ним, туда, в Marlboro country, горно-лошадное, круто-мачистское виртуальное пространство,- и вот, доприглашавшимся. Мальбрук в поход собрался, Dieu sait quand reviendra. А он уж не reviendra никогда».)

Это может быть стилистическая разнородность в пределах одной фразы, так же создающая комический эффект («Господи Боже, Царю Небесный! Благодарю тебя, что в неизреченной милости Твоей не даешь забыться и погрязнуть в гордыне. Что в минуту слабости и низости нашей бабахаешь человека в лоб ложкой для картоф., чтобы напомнить ему: прах еси и в прах возвратишься.»)

Это может быть оксюморон. В трагической истории о Микки Маусе, например, такой: «Троцкисты могут исказить рыло любимого».

Абсурдность ситуации, сложившейся в реальности, Толстая подчёркивает, противопоставляя этой реальности свою, гротескную: «50-летие Мыши праздновалось в Белом Доме (вообразим Чебурашку в Георгиевском зале, Суслова с Крокодилом Геной под блицами фотовспышек)». Эту же абсурдность могут подчёркивать литературные и исторические аллюзии: «И новоявленные отступники будут наказаны, подобно иудушке Нэнси, полностью заслужившей свой превентивный народный ледоруб».

В фельетонах Толстой гармонично сочетаются сложные синтаксические структуры, классическое построение риторических фигур - с живыми, разговорными интонациями Горбунова и Аверченко: «…показная доброжелательность спадает с вечно моложавых лиц окружающих, химически отбеленные зубы их заостряются, глаза мечут молнии, и они могут даже - о ужас! - вспотеть». Непринуждённость, лёгкость авторской речи подчёркивают многочисленные окказионализмы, часто дополняющие известные цитаты («Я планов наших люблю гламурьё»).

В заключение могу сказать следующее. Фельетоны Татьяны Толстой - превосходный материал как для простого лингвостилистического, так и для компаративного анализа публицистических текстов, достойно выдерживающий сравнение с классикой русской публицистики.

Источники:

Толстая Т.Н. День. - М., Подкова, 2002 г.

Аверченко А.Т. Бритва в киселе. - М., Правда, 1990 г.

Горбунов И.Ф. Полное собрание сочинений в 2-х т-х. Под ред. А.Ф. Кони, - СПб, Из-ние А.Ф. Маркса, 1904 г.

Малый энциклопедический словарь. Из-ние II-ое, вновь переработанное и значительно дополненное. - СПб, Из-ние Брокгауз-Ефрон, 1909 г.

С.А. Комаров. Фельетон: проблемы жанрового определения. // Эл. ресурс

feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-6892.htm

ru.wikiquote.org/wiki/Одесский_язык_(Дорошевич)

7