Статья Гоголь и фольклор

Гоголя всегда интересовало народное творчество. Еще в Нежинской гимназии он завел «Книгу всякой всячины» - тетрадь, которая заполнялась с 1826 по 1832 год. Сюда Гоголь заносит «Лексикон малороссийский», список наиболее распространенных украинских имен, украинскую «Виршу, говоренную гетьману Потемкину запорожцами за светлый праздник воскресения», выписки из поэмы И.П.Котляровского «Eneiga», заготовленные писателем впрок, для эпиграфов, описания украинских народных преданий, обычаев, обрядов, игр и увеселений, названия традиционных народных костюмов и блюд украинской народной кухни, список украинских пословиц, поговорок, других народных речений и т.д. Весь этот материал, как и этнографические сведения, Гоголь почерпнул из писем и рассказов родных, нежинских товарищей, матери.

«Теперь вы, почтеннейшая маменька, - писал Гоголь в апреле 1829 из С.-Петербурга, - ,,,теперь вас прошу, в свою очередь, сделать для меня величайшее из одолжений. Вы имеете тонкий, наблюдательный ум, вы много знаете обычаи и нравы малороссиян наших, и потому, язнаю, вы не откажетесь сообщать мне их в нашей переписке. Это мне очень. Очень нужно. В следующем письме я ожидаю от вас описания полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до самих сапогов, с поименованием, как это все называлось у самых закоренелых, самых древних, самых наименее переменившихся малороссиян; равного образа платья, носимого нашими крестьянскими девками, до последней ленты, также нынешнимы замужними и мужиками.

Вторая статья: название точное и верное платья, носимого до времен гетманских… Об этом можно расспросить старожилов.

Еще обстоятельное описание свадьбы, не упуская наималейших подробностей… Еще несколько слов о колядках, о Иване Купале, о русалках. Если есть, кроме того, какие-либо духи или домовые, то о них подробнее, с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов и проч., и проч., и проч.. Все это будет для меня чрезвычайно занимательно»¹

Весь этот материал Гоголь - в качестве дополнения к своим личным наблюдениям - использовал в работе над украинскими повестями.

Во время работы над «Мертвыми душами» Гоголь также обращается к народным источникам. Так. В письме к Н.М.Языкову от 20 января 1847 года в числе прочих книг он просит прислать «Народные праздники» Снегирева, в pendant к ним «Русские пословицы» того же автора.

Что же искал Гоголь в народных источниках, чем привлекали они его?

Прежде всего, наверное, мир народного слова. Еще В.Розанов заметил, что «сила Гоголя и власть его над читателями проистекает от изумительного чувства им русского слова. Никто не знал так русского слова, не чуял его духа и формы. Можно сказать, лицо русского человека он видел под формою русского слова, - как бы в вуали из слов, речи»²

В «Мертвых душах», в главе о Плюшкине, Гоголь говорит «о живом бойком уме, что не лезет за словом в кармане, не высиживает его, как наседка цыплят, а вылепливает сразу, как пашпорт на вечную носку».

Гоголь не раз отмечал особую выразительность народной речи. «Произнесенное метко, все равно, что писанное, не вырубливается топором. А уж куды бывает метко все то, что вышло из глубины Руси…нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово». (V, 104)

Именно в русском фольклоре видел Гоголь источник самобытности нашей словесности: «Несмотря на внешние признаки подражания в нашей поэзии есть очень много своего. Самородный ключ ее уже бил в груди народа тогда, как самое имя еще не было ни на чьих устах» (VI, 332) В фольклоре писатель находил «необыкновенную полноту народного ума, умевшего сделать все своим орудием: иронию, насмешку, наглядность, меткость живописного соображенья, чтобы составить животрепещущее слово, которое пронимает насквозь природу русского человека, задирая за все ее живое…Все это пророчило для нашей поэзии какое-то другим народам неведомое, своеобразное и самобытное развитие»(VI, 332-333)

«Дивишься драгоценности нашего языка, - пишет он в другом месте, - что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценней самой вещи». Имея в виду изумительное богатство русского языка, разнообразие его форм, его красочность и многозначность, Гоголь замечает, что такой язык «сам по себе поэт» (VI, 371)

Гоголь видел дело писателя в изучении народной речи и введении наиболее удачных слов и выражений в литературный язык. «Ни один из предшествующих ему прозаиков не использовал столь разнообразно лексику и фразеологию русского народного языка, - замечает современный исследователь, - …многие счастливо найденные им в народном языке или образованные в духе русской народной речи слова и обороты, меткие выражения стали обычными в нашем литературном языке, приобрели широкую популярность…Он дал пример и того, как можно обогащать словарный состав литературного языка за счет наиболее выразительных слов разговорной речи, а также и некоторых областных слов и выражений»³

Фольклор привлекал внимание Гоголя и как источник, помогающий понять историю. В статье «О малороссийских песнях» он говорит о том, что народные песни - это «народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа». А потому они могут дать многое историку, который «захочет узнать верный быт, стихии характера, все изгибы и оттенки чувств, волнений изображаемого народа…захочет выпытать дух минувшего века, общий характер всего целого и порознь каждого частного, тогда он будет удовлетворен вполне: история народа разоблачится перед ним в ясном величии».

Уже став известным писателем, Гоголь предполагает написать научный труд по истории Украины и во второй половине 1833 года и в 1834 году усиленно собирает и пристально изучает материалы на эту тему. В 1834 году гоголь печатает объявление, где просит всех, «имеющих какие бы то ни было материалы: записки, летописи, повести бандуристов, деловые акты, особливо относящиеся к первобытной Малороссии», дать ему возможность ознакомится с ними «и использовать в своей будущей «Истории Малороссии»⁴ Именно к этому времени относится письмо Гоголя И.И.Срезневскому: «Вы уже сделали мне важную услугу изданием «Запорожской старины». Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов, ослепительно хороши…каждый звук песни мне говорит живее о протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи…»(VII, 101-103)

«Вы не можете представить, - писал Гоголь несколько ранее М.А.Максимову, - как мне помогают в истории песни. Даже не исторические, даже похабные; они все дают по новой черте в мою историю, все разоблачают яснее и яснее, увы, прошедшую жизнь и, увы, прошедших людей» (VII, 92-93)

Задуманный труд не был осуществлен. Но не только как помощь в создании истории Украины нужны были Гоголю произведения народного творчества. Он считал, что они помогут разгадать тайну национального характера. «Еще доселе загадка - этот необъяснимый разгул, который слышится в наших песнях. Несется куда-то мимо жизни и самой песни, как бы сгораемый желанием лучшей отчизны, по которой тоскует со дня создания своего человек» (VI. 371)

Интересно сравнение Гоголем русских и украинских народных песен: «Русская заунывная музыка выражает, как справедливо заметил М.Максимович, забвение жизни; она стремится уйти от нее и заглушить повседневные нужды и заботы; но в малороссийских песнях она слилась с жизнью; звуки ее так живы, что, кажется, не звучат, а говорят, - говорят словами, выговаривают речи, и каждое слово этой яркой речи проходит в душу» (VI, 108)

В той же статье «О малороссийских песнях», вошедшей в «Арабески» (1835) Гоголь говорит о том, что в фольклоре живет прошлое: «Песни малороссийские…не отрываются ни на миг от жизни и всегда верны тогдашней минуте и тогдашнему состоянию чувств. Везде проникает их, везде в них дышит эта широкая воля казацкой жизни. На всем печать чистого первоначального младенчества, стало быть и высокой поэзии. Изложение песней их, как женских, так и казацких, почти всегда драматическое - признак развития народного духа и деятельной, беспокойной жизни, долго обнимавшей народ».

Фольклор, считал Гоголь, сохранил и своеобразие русского способа мыслить. В письме к А.М. Вельегорской от 1848 года он замечает: «Между крестьянами особенно слышится оригинальность нашего ума».

О том же размышляет он в письме к С.Т. Аксакову: «Пословица не бывает даром…» (VII, 241) «Наши пословицы значительнее пословиц всех других народов… Еще ни в ком не отразилась вполне та многосторонняя поэтическая полнота ума нашего, которая заключена в наших многоочитых пословицах, умевших сделать такие великие выводы из бедного, ничтожного своего времени, где в таких тесных пределах и в такой мутной луже изворачивался русский человек, и которые говорят только о том, какие огромные выводы может сделать нынешний русский человек из нынешнего широкого времени» (VI, 355, 371)

В период работы над вторым томом «Мертвых душ» Гоголь вчитывается в произведения народного творчества особенно внимательно. «Соображаю, думаю и обдумываю второй том «Мертвых душ», - читаем в письме его П.А. Плетневу от 20 ноября 1848 года. - Читаю преимущественно то, где слышится присутствие русского духа. Прежде чем примусь за перо, хочу назвучаться русскими звуками и речью».

В эти годы Гоголь с особой убежденностью говорит о том, что слово писателя может быть могучим орудием пересоздания человека и общества. Писатель, считает гоголь, должен вспомнить опыт поэзии «времени младенчества народов», чтобы вступить в борьбу за душу человека: «Другие дела наступают для поэзии. Как во время младенчества народов служила она тому, чтобы вызвать на битву народы, возбуждая в них браннолюбивый дух, как придется ей теперь вызывать на другую, высшую битву - на битву уже не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу» (статья «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность»). Замысел «Мертвых душ» в контексте этого высказывания воспринимается как «битва» за душу человека.

Письмо Жуковскому от 10 января 1848 года освещает еще одну грань гоголевского замысла: «Искусство должно выставлять нам на вид все доблестные народные наши качества и свойства, не выключая даже тех, которые, не имея простора развиться, не всеми замечены и оценены так верно, что каждый почувствовал их в себе самом и загорелся бы желанием развить и возлелеять в себе самом то, что заброшено и позабыто». Борясь за человека, как видим, Гоголь стремился поднять со дна его души все лучшее, что заложила в нем природа и о чем сам он порою может и не догадываться; писатель обращается к тому, что на современном языке именуется «генетической памятью». Хранителем этой генетической памяти был фольклор.

В статье «В чем же, наконец, существо русской поэзии и в чем ее особенность» Гоголь называет три источника, к которым восходит все лучшее, что есть в современном искусстве слова. Первый из них - это народная песня, второй - пословица, третьим же Гоголь называет «слово» русских церковных пастырей, замечательное по стремлению «направить человека не к увлечениям сердечным, но к высшей, умной трезвости духовной». Вот, по мнению писателя, те «самородные ключи, которые били уже тогда, когда самое слово «поэзия» еще не было ни на чьих устах».

О том, что эти «самородные ключи» пробились и в творчестве Гоголя, свидетельствует отзыв проницательного читателя «Мертвых душ». В этой поэме, считает Белинский, Гоголь «стал русским национальным поэтом во всем пространстве этого слова. При каждом слове его поэмы читатель может говорить: Здесь русский дух, здесь Русью пахнет! Этот русский дух ощущается и в юморе, и в иронии…, и в характерах действующих лиц от Чичикова до Селифана и «подлеца Чубарого» включительно».⁵

То, что «русский дух» ощущается в поэме, это не только результат того, что Гоголь изучал фольклор, а и то, что он сам являлся высоким носителем этого русского духа. Усвоение Гоголем фольклора было органичным. Не случайно самые высокие реакции, самые высокие переживания, переживания творчества, в первую очередь, принимали у Гоголя фольклорные формы. В своих воспоминаниях П.В. Анненков писал, что после того как он похвалил Гоголя за «Мертвые души», тот «принялся петь разгульную малороссийскую песню, наконец пустился в пляс…Так отозвалось удовлетворенное художническое чувство»⁶

1Гоголь Н.В. Собрание сочинений в семи томах.М., 1978-1979. Т.VII, с.57-58 В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте, с указанием тома, страницы.

2 Розанов В. Среди художников. М.. 1994. С.301

3 Сорокин Ю.С. Словарный состав «Мертвых душ» Гоголя//Н.В.Гоголь: Статьи и материалы. Л., 1954. С.38

4 Фридлендер Г.М. Гоголь и современность// Гоголь: история и современность. М., 1985. С.166-167

5 Белинский В.Г. Собрание сочинений в трех томах. М., 1948. Т.2, с. 290

6 Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960. С.87-88