Работа для заочного этапа предметной педагогической олимпиады по литературе

Морозова Наталья Алексеевна

Заочный этап предметной педагогической олимпиады по литературе

1.

Рецензия на цикл стихотворений

Светланы Севриковой «Иллюстрации к роману»

Наверное, стихи по великим произведениям не редкость. Можно вспомнить немало примеров этому хотя бы в поэзии Серебряного века (Н. Гумилев, О. Мандельштам). Природа таких произведений двояка. Они как монета: на одной стороне знакомые читателю герои и ситуации, а на другой - индивидуальность нового автора. Чтобы их писать, нужна известная смелость, как режиссеру, который ставит «Ромео и Джульетту»: нужно не опошлить, не переврать классику и в то же время показать свой взгляд, передать свою любовь и уважение к иллюстрируемому творчеству.

Цикл стихотворений Светланы Севриковой посвящен роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Структурно в цикле выделено пять блоков, которые органически связаны между собой. В четырех стихотворениях, рисующих Маргариту выстраивается образ непохожей на других женщины. Мы как бы видим ее чужими глазами, видим, как она изменилась, стала сильной, особой, другой. Открывает этот блок и весь цикл стихотворение «Моя соседка очень любит брокера» - своеобразный монолог лирической героини о том, как жить не надо, ироничное описание глупенькой соседки. Все клише, навязываемые нам современным обществом, предписывающие женщинам, как нужно строить отношения с мужчиной: записки маркером, пончики на завтрак, молодильные маски, длинные разговоры по мобильнику: «Она читает глупые пособия:/ пупок намажьте шоколадной пастою,/ явитесь в офис голою, но в соболе…». И вдруг звучит противопоставление: « - А Я? - А Я люблю, как прежде, Мастера…». Последняя строка изменяет шутливую, насмешливую тональность всего стихотворения, придает ему серьезность, добавляет глубины. Мы понимаем: вот оно! Сейчас начнется самое интересное. И оно действительно начинается - перед нами Маргарита, преображенная волшебным кремом: «Десять лет назад была моложе,/ Но не так красива как сейчас». Имя того, кто сделал превращение возможным, не звучит в тексте явно, оно звенит в концовке, как послевкусие: «Зазвенело. Ангел озверелый/ Ошалело пляшет над Москвой». Смысловым центром блока является стихотворение «Полет Маргариты», апофеоз мести и торжество справедливости. Сколько в нем ненависти к Латунскому, и как это тонко передано: уменьшительные суффиксы придают уничижительный оттенок: «Сиди себе в Грибоеде, и мучайся от икотки»; «Пометят сухой осинкой могилку твою, зубастый»; «Протухнешь ты для потомков как в яме помойной рыба…». И как много любви к мальчику-зайчику, не спящему в ночь погрома: «Не надо меня бояться, люблю я тебя, курносый!». Как молитва и боевой клич звучат слова, «Невидима и свободна», повторенные множество раз. Обращение к Маргарите как к королеве, обладающей властью и могуществом, звучит в стихотворении «Наташа после бала». Это страстная просьба Наташи, ее мольба: «Сами знаете, что я лаю/ Оттого, что выть не выучусь…/ Маргарита Николаевна!/ Из беды, из бабьей - выручи!».

Та же Маргарита, но отраженная в любящих глазах Мастера, показана и во втором тематическом блоке цикла, носящем название «Мастер». Первая встреча и «желтые пупырышки» в руках Маргариты изменили мир Мастера: «Звезды, как холодные мурашки, Щекотали небо вдоль спины». Во всех стихотворениях Мастер будто анализирует свою возлюбленную, осознает сам и помогает понять нам роль этой женщины в его судьбе: «Любила и верила, ведала и понимала,/ Что это роман про людей, про богов и про нас». В строках «она в этой повести - стала небесною силой,/ Готовящей кару естественным силам земным» емко передана роль Маргариты во всем романе. Глубокая роль о судьбе Маргариты звучит в стихотворении «Писательская жена»: «Я не достоин, но ей не докажешь, хоть режь ее…»; «Я не достоин короны и вышитой шапочки./ ей не докажешь. И я примеряю венец»; «Ей не докажешь ни алгеброй, ни геометрией,/ Что не тому она штопать решилась носки». Эти строчки рисуют образ грустного и все понимающего Мастера, но само это понимание делает Мастера достойным Маргариты. Меня привлекло сравнение романа с ребенком. Я думаю, Михаил Булгаков подразумевал это, а Светлана Севрикова так тонко выразила: «И вот, наконец, я решительно вышел из рая,/ Неся на руках некрещеное наше дитя…/ Редактор как Ирод… Младенца чудесного крови/ Возжаждал…»; «Над трупом младенца рыдала моя Маргарита,/ Он умер, когда испытал настоящую жизнь»; «Ребенка кладу как ягненка в огонь… И молчу». Ребенок, невинная жертва, жертвенность, горящая рукопись - ассоциации и образы накладываются друг на друга, и в результате в нас самих рождается новое, более глубокое понимание образа главного героя и всего романа в целом.

Совершенно логично, что от образов главных героев мы переходим к ершалаимским главам в третьем блоке цикла - «Рукопись». Здесь представлен тонкий анализ романа - Светлана сформулировала вопросы, которые возникаю и у нас при чтении Ьулгакова, вопросы, которые не осмелился или не захотел задать сам Михаил Афанасьевич: «Истину сказал - как сделал вдох./ Секретарь… Свидетель или зритель? Арестант… Мошенник или бог?». Уже смотря на названия стихотворений, мы понимаем, что блок посвящен раскаянию: «Смятение Пилата», «Казнь», «Иуда, уходящий в ночь». В стихотворениях даны точные, емкие характеристики поступков героев: «Лишь тебе скажу, что страшно мне, стыд/ терзает сердце темное…/ Что-то сделал я ужасное… А что именно - не понял ведь!..». Мне показалось странным, что стихотворения «Не тот Пилат» и «Иуда» отнесены в раздел «Другое». Может быть, автор хотела избежать повтора, не знаю. Но для меня эти стихотворения слиты воедино, ведь их объединяет образ Иешуа. Нет отдельных стихотворений, посвященных тому, чье существование обсуждали Бездомный и Берлиоз. Его имя звучит лишь в устах его невольных палачей - Иуды и Пилата. Звучит как бесконечное чувство вины, как оправдание, которое не может отправдать. Многочисленные повторы в стихотворении «Не тот Пилат» отменяют действие частицы не: «Утешаясь, что предал - не я, и не я - отрекался…»; «И стыдясь, что, спасти не сумев, за тебя - не умру»; «Нет! Не я, а толпа променяет тебя на Варраву!»; «Я порву протокол, и скажу, что тебя - не отдам./ Я тебя не отдам. Мы с тобой не сдадимся без боя». Но сила Бога в прощении, и, наверно, поэтому и у нас нет к ним ненависти, а только жалость, где-то переходящая грань и становящаяся любовью.

Есть в цикле и два стихотворения, посвященные председателю МАССОЛИТа («Пророчество для Берлиоза» и «Плач по Берлиозу»). «Не жди чудес, рожденный Берлиозом - / Не может стать героем этой книжки!» - говорит автор, и мы понимаем, как стоит относиться к этому персонажу. И нам тоже «жалко редактора до крокодиловых слез», когда мы читаем о «порционных судачках», «бекасах, вальдшнепах, гаршнепах». Лживое общество потребления, его ненастоящая, притворная скорбь становятся темой стихотворения «Плач по Берлиозу». О структуре нашего общества, в целом, и о Москве и ее жителях, в частности, говорится и в стихотворении «Финал». Мы читаем о людях, «которым хочется создать свою великую державу», мы читаем о себе. В «Финале» появляется и «маэстро Воланд», «Властитель тьмы, великий Воланд,/ Благословляет Третий Рим и перепуганных людей». Он закрывает блок, «плеснув маслица в огонь за Мастеров и Маргарит».

Весь цикл «Иллюстрации к роману» венчает стихотворение «К***». В нем Светлана Севрикова «разговаривает» с Булгаковым. Здесь я намеренно не употребляю слово «обращается», потому что это именно разговор на равных, разговор «на ты», диалог двух людей, объединенных силой творчества. Молодая поэтесса смело причисляет себя к рангу великих писателей, рисует нить своей судьбы: «Я им докажу, что мы - сильнее». Пророчит и нам, читателям: «Завтра им про нам приснится сон…». Я думаю, что, хотя Светлана Севрикова и делает смелые заявления, ее притязания не лишены оснований. Представленный цикл стихотворений будет интересен всем, кто любит творчество Михаила Булгакова и интересует современной российской поэзией.

2.

Сопоставительный анализ стихотворения

Светланы Севриковой «Полет Маргариты»

с соответствующим эпизодом романа М.А. Булгакова

«Мастер и Маргарита» (глава 21 «Полет»)

В чем отличие прозы от поэзии всем давно известно. И сопоставлять эти два вида словесного искусства - занятие довольно рискованное. Поэзия лишена многословия, она точна, ускорена и лаконична. Например, в прозе читаем: «… а по тротуарам, как казалось сверху Маргарите, плыли реки кепок. От этих рек отделялись ручейки и вливались в огненные пасти ночных магазинов». И то же метафорично выражено стихотворной строкой: «Москва, ты Москвой-рекою течешь подо мною, сверкая…».

Вообще, если говорить о сравнении эпизода романа «Мастер и Маргарита» и стихотворения «Полет Маргариты», то можно найти там как общее, так и различное. Так, общим, безусловно, будут сюжет и композиция двух произведений, ведь одно является иллюстрацией к другому. Светлана Севрикова бережно отнеслась к булгаковскому тексту («… она принялась нырять между проводами. Под Маргаритой плыли крыши троллейбусов, автобусов и легковых машин»), сохраняя слова и целые сочетания: «Шмыгая меж проводами троллейбусными - летаю». Или у Булгакова: «Все окна были открыты, и всюду слышалась в окнах радиомузыка»; у Севриковой: «Как мало в арбатских окнах романтики и уюта!». Но в то же время она существенно изменила оригинал, обобщив образы, углубив содержание. Вот что видит булгаковская Маргарита, подлетев к одному из окон: «Увидела кухню. Два примуса ревели на плите, возле них стояли две женщины с ложками в руках и переругивались». И вот как трансформируется слово «переругивались» в интерпретации Севриковой: «Грызня в коммунальных кухнях, вскипающий желчью примус». Здесь опущено самоочевидное и подчеркнуты детали: примус, наполненный желчью двух соседок, несомненно, шире простого глагола. Здесь мы видим уже стремление к метафизике: «Летящие к черту судьбы… Разбитая в драках утварь…». Контраст судьбы-утварь каждого заставит задуматься.

Если в тексте Булгакова много внимания уделено тому, как именно Маргарита громила квартиру Латунского («Из кухни в коридор уже бежал поток. Шлепая босыми ногами в воде, Маргарита ведрами носила из кухни воду в кабинет критика и выливала ее в ящики письменного стола»), то в стихотворении Севриковой показано, что она при этом думала: «Латунский, пришла расплата за трусость и за пилатство,/ Караю тебя потопом. Купи себе, гад, ходули!.../ Сиди себе в Грибоеде, и мучайся от икотки,/ Караю тебя забвеньем. Забудут тебя, Латунский!/ Забудут тебя, писака! Навалят гранита глыбу./ Пометят сухой осинкой могилку твою, зубастый./ Протухнешь ты для потомков, как в яме помойной рыба…». Обращения гад, писака, зубастый, уничижительные суффиксы в словах могилка, икотка, сравнение с помойной рыбой передают всю силу ненависти лирической героини.

Подобным образом построен и следующий за этим эпизод с маленьким мальчиком. В романе показано, что делала Маргарита, а в стихотворении - что она чувствовала, передан ее внутренний и внешний монолог. Если в романе она только погладила малыша по голове, то в стихотворении читаем: «Но ты ведь пока хороший. И светлый, как лунный зайчик./ Не надо меня бояться, люблю я тебя, курносый!». Та же картина расширения смыслов, если позволите, наблюдается и в финале стихотворения. У Булгакова Маргарита, покидающая Москву, видит лишь, как «все оно неожиданно поехало в сторону, и цепочки огней смазались и слились». Последняя же строфа стихотворения («Прощай, сумасшедший город, сводящий с ума героев,/ Георгий сразивший змея - со змейкою подколодной/ Не справишься! Будешь битым. Спалю, как Афина Трою!») не только отсылает нас к истории Москвы, но и к Древней Греции, ее мифам и легендам. Здесь еще раз звучит уверенность Маргариты, ее непоколебимость, воля, вера в себя: «Не справишься! Будешь битым». Скрепляет все стихотворение, прошивает его заклинание-молитва-победный-клич «Невидима и свободна», звучащее рефреном.

Иосиф Бродский сравнивал различия между поэзией и прозой с различием между воздушными силами и пехотой. Я думаю, это сравнение как нельзя лучше подходит и в контексте данного сопоставительного анализа. Стихотворение Светланы Севриковой экономит наше время, максимально быстро доставляя в мозг нужную информацию. В то же время недооценивать роман Михаила Булгакова было бы ошибкой. Из всего вышесказанного напрашивается вывод, что стихотворение глубже анализируемого эпизода романа, метафоричнее его, быстрее наталкивает читателя на мысль, направляет его. Но не стоит забывать, что без романа Булгакова не возникло бы это стихотворение. И нам, читателям, остается только радоваться, что мы имеем возможность сравнить их между собой, ни в коем случае не выбирая победителя.

4