«Спешите делать добрые дела. .. » (о докторе Ф. П. Гаазе)

Спешите делать добрые дела

Полицейскую больницу в Москве основал знаменитый доктор Федор Петрович Гааз. Многие поколения москвичей воспитывались на легендах о Федоре Петровиче. О Гаазе писали Герцен, Тургенев, Куприн, Кони, Домбровский, Окуджава... В 1912 году в Лейпциге вышла наиболее полная биография Гааза «Реформатор русского тюремного дела», написанная Карлом Хетцелем.

«Между преступлением, болезнью и несчастьем имеется такая тесная взаимосвязь, что иногда трудно, а иногда невозможно отделить одно от другого. Необходимо справедливое, не жестокое обращение с виновным, глубокое сочувствие к несчастным и тщательная забота о больном», - писал Гааз в 1830 году князю Дмитрию Владимировичу Голицыну. Князь Голицын - московский генерал-губернатор, председатель созданного по приказу Николая I московского тюремного комитета.

Фридрих Йозеф Хааз родился в семье священика (по другим источникам - аптекаря) на западе Германии, близ Кельна, двадцать восьмого августа 1780 года. Хааз, возможно, происходит от «хаазэ»- заяц. Так что на русский язык его фамилию можно было бы перевести просто - «Зайцев». Но в России он стал Федором Петровичем Гаазом. Фридрих Йозеф отличался выдающимися способностями и разносторонними интересами. Получил отличное образование. Сначала математическое- у него несколько интересных работ по математике. Потом окончил богословский факультет. Но его деятельная, кипучая натура искала более широкого поля деятельности, и Фридрих оканчивает еще и медицинский факультет. Становится великолепным врачом. Особенно хорошо он лечил глазные болезни. И правша и левша одновременно - он одинаково ловко работал сразу двумя руками; быстро, почти без боли снимал катаракты. Прославился в борьбе с инфекционными глазными заболеваниями.

В 1802 году русский вельможа Репнин, которого Гааз вылечил от трахомы, уговорил его приехать в Россию. Бесконечные заснеженные равнины таинственной страны давно манили к себе молодого человека. На энергичного, умелого медика обратила внимание Ее Императорское Величество вдовствующая императрица (вдова Павла I) Мария Федоровна, много сделавшая для развития русской бесплатной медицины. После того, как Гааз успешно поборол тяжелую инфекционную глазную болезнь в одном из госпиталей Москвы, Мария Федоровна назначает его главным врачом Павловской больницы (ныне это четвертая градская клиническая больница). Федор Петрович принимает и у себя дома, и в больницах, и в приютах для бедных целые толпы больных. Всюду лечит бесплатно. Гааз назначается на все более высокие посты, хотя зависть и клевета сопутствовали ему. У Гааза был талант наживать себе врагов, особенно среди начальствующих особ. Федору Петровичу мешал его прямой, бескомпромиссный характер, горячий темперамент. Гаазу так и не удалось побороть два зла в московских больницах: воровство казенного имущества и пьянство врачей на рабочем месте. Следует заметить, что антиалкогольная агитация в то время считалась в России «опаснейшей крамолой».

А еще Федор Петрович был основателем кавказских курортов, где впоследствие ему поставили памятник. Во время двух экспедиций в 1809 и 1810 годах он изучил свойства кавказских минеральных вод и описал их. Работы Гааза считаются классическими.

В 1812 году он поступил в армию военным хирургом. С русскими войсками дошел до Парижа. Но, по-видимому крепко не поладив с армейским начальством, принимает решение остаться в Германии. На родине не ужился, понял, что он уже стал русским, затосковал. После возвращения в Россию Гааза осыпают почестями. Он личный врач императорской семьи, к нему едут пациенты со всей России. И несмотря на то, что он много времени уделяет бесплатной медицине, благотворительности, помимо своего желания Гааз разбогател. У него два дома в Москве, суконная фабрика в пригороде. Федор Петрович выезжает в коляске, запряженной четверкой лошадей. Славится как любитель щегольски одеваться и как салонный говорун. Он много читает, состоит в оживленной переписке со знаменитым немецким философом Шеллингом.

Но в 1827 году, когда Федору Петровичу исполнилось 47 лет, он испытал тяжелый духовный кризис, результатом чего стала полная перемена всего образа жизни. В чем дело? Можно только гадать. Гааз - идеалист, в самом высоком, самом чистом смысле этого слова. К тому же натура страстная, горячая. Женщина? Многолетняя, идеальная, платоническая, самоотверженная любовь, так распространенная в немецком и русском сентиментализме. Жена армейского товарища- декабриста. Проводы друга в Сибирь. Разлука навсегда с богиней - предметом поклонения, следующей за мужем Русской Женщиной. Гааз так никогда и не женился...

Есть также свидетельство, что причиной кризиса стало посещение Гаазом московской пересыльной тюрьмы. Гааза потрясла картина открывшейся перед ним ужасающей обстановки русской тюрьмы - преддверия ада...

Кризис был такой силы, что слабых людей доводит до самоубийства. Сильный характер помог Федору Петровичу преодолеть беду:

- Если тебе очень плохо, найди, кому еще хуже и постарайся помочь.

А самыми обездоленными в России были заключенные, и отныне все свои силы, время, деньги Гааз тратит на «несчастных» - так он их называл. На одежду и еду, на тюремные лазареты и библиотеки, на мастерские и... на кандалы. Он сам их сконструировал, облегченные кандалы, которыми по его настоянию заменили «прут генерала Дибича». Прут Дибича - это железная палка, снабженная кольцами, в которые просовывались руки сразу восьми - десяти каторжан. И так связкой они должны были идти по этапу. Шагающие на пруте были ограничены в своих движениях и свободном отправлении своих естественных потребностей. Терпели в пути всевозможные мучения. На привалах лишены были нормального отдыха, им не было доступно единственное утешение несчастных - сон. Гааз громко протестовал против прута генерала Дибича, говоря что «это орудие пытки, которое учит людей ненавидеть друг друга, учит не уважать чужие страдания, забывать любой стыд, учит словом и делом предаваться подлости». Таким страданиям подвергались осужденные за самые легкие преступления и часто невиновные. Например, помещик, купивший крепостных крестьян и не желающий тратиться на их перевозку в свои отдаленные поместья, отправлял их «по этапу» вместе с осужденными на каторгу преступниками. И люди так шли весь этап, иногда волоча за собой изнемогшего, полуживого товарища по несчастью.

У тяжелых преступников была привилегия - право на «персональные» цепи - ручные и ножные кандалы. Со слезами на глазах просили «легкие» преступники, чтобы их приравняли к «тяжелым». Воистину прав Александр Сергеевич Пушкин: «Я не хотел бы никакого другого отечества... но пренебрежение человеческим достоинством, честью и даже жизнью... могут довести до отчаяния!» Да и цепи были слишком тяжелыми. Длиной до одного метра и весом до пяти с половиной фунтов. Федор Петрович сконструировал так называемые «цепи Гааза» длиной в три четверти метра и весом три фунта. Однажды, придя к Гаазу, его товарищ услышал непрекращающийся лязг цепей. Доктор, закованный в цепи, неутомимо шагал из угла в угол своей комнаты, считая шаги. Это он сам на себе проверял свое «изобретение», решив пройти в кандалах расстояние этапа. Сначала Гааз хотел пройти в цепях по улицам Москвы и дальше по Владимирке: от Воробьевых гор до Горенок. Но это московские власти ему запретили.

Еженедельно на Воробьевых горах собиралась очередная партия осужденных на каторгу. Служили молебен и двигались в скорбный путь. Близким разрешалось провожать их до деревни перед Балашихой. Поэтому она и получила название - Горенки. И каждую неделю «несчастных» пешком провожал Гааз. На прощание одаривал их конфетами и апельсинами.

- Ну что же вы этим голодным людям конфету суете! - говорили недоброжелатели. - Вы им лучше кусок хлеба дайте.

- Кусок хлеба им и другой подаст, а конфекту и апфельзину они уже никогда не увидят, - отвечал Федор Петрович.

Как-то на заседании московского тюремного комитета, который возглавлял выдающийся гуманист князь Голицын, митрополит Филарет выговаривал доктору Гаазу:

- Ну что Вы там говорите, Федор Петрович, о невинно осужденных? Если кто осужден, то значит и виновен.

Гааз взорвался.

- Вы забыли Иисуса Христа!-закричал он.

Тишина. Все замерли. Как смеет немец, неправославный, кричать такие страшные слова главе русской церкви! Филарет тихо сказал:

- Это не я забыл Иисуса Христа, Федор Петрович, когда говорил эти необдуманные слова. Это Христос забыл меня.

Встал, благословил всех и вышел.

Гааз добился, чтобы всех каторжан, проходящих через московские пересыльные тюрьмы, перековывали в «его» кандалы. Но этим не ограничился. Он добился полного освобождения от кандалов слабых и калек. «Это не может быть действительным желанием царской семьи, чтобы люди, не имеющие ног, все же получали ножные кандалы, и, так как они не имеют возможности эти кандалы надеть, они должны их таскать в мешке», - писал Федор Петрович. Выступал против того, чтобы всем перегоняемым по этапу, даже женщинам, брили полголовы. Он настоял на том, чтобы кольца кандалов были снабжены кожаной обшивкой. До этого массовыми явлениями были обморожения рук кандальников.

Борьбу за это Гааз вел до конца своей жизни. Его терпели, по словам одного сановника, «как неизбежное зло, противостоять которому также безуспешно, как и скучно».

Над Гаазом смеялись, издевались, его травили. На него писали беконечные доносы. Девятнадцать лет над ним висело подлейшее обвинение в незаконной растрате на заключенных 1502 рублей казенных денег.

Один иностранец, познакомившись с докторм Гаазом, отозвался о нем так: «Идеи и образ жизни этого человека столь необычны для нашего времени, что он либо дурак, либо сумасшедший, либо святой!»

Когда государь Николай Павлович приезжал в Москву, он посещал и тюрьмы. Главный тюремный врач Федор Петрович Гааз его сопровождал. Как-то один из тюремщиков «наклепал» царю на Гааза:

- Ваше величество! А вот Федор Петрович держит в лазарете старика, осужденного на каторгу. А старик здоров и давно должен идти по этапу.

Николай I грозно повернулся к Гаазу:

- Это правда, Федор Петрович?

Гааз грохнулся на колени. Царю стало как-то неудобно - все же Гааз почти на 20 лет его старше:

- Ну, полно, Федор Петрович! Вижу, что ты раскаиваешься, и прощаю тебя.

Гааз не встает.

- Что тебе еще надо, Федор Петрович? Я же тебе сказал, что прощаю тебя.

- Ваше величество! Помилуйте старика - он невиновен.

- Ну, Федор Петрович! Ну, Федор Петрович! Будь по-твоему.

У Гааза был верный глаз. Он сразу видел, что за человек перед ним. Но и к закоренелым злодеям, убийцам он смело входил в камеру. Старался смягчить их душу, помочь, утешить. Он писал: «Профессия врача дает ему доступ не только к телу, но и к душе пациента. И постараться исцелить душу так же важно, как исцелить тело».

Когда человеку плохо, он мог прийти к Гаазу. Большой, сильный и бесконечно добрый человек участливо склоняется к нему, внимательно смотрит в глаза:

- Ну, что у тебя, голубчик? Не отчаивайся! Все будет хорошо!

Доктор Гааз жил при созданной им полицейской больнице в Малом Казенном переулке. Здесь он и умер 16 августа 1853 года. В 1909 году во дворе больницы был поставлен памятник Федору Петровичу. Автор памятника знаменитый скульптор Андреев отказался взять деньги за свою работу.

Я не смог найти сведений о характере предсмертной болезни доктора. Она застала Федора Петровича врасплох. Он вел очень правильный образ жизни, отличался могучей силой и, казалось, несокрушимым здоровьем. Болезнь развивалась очень быстро и причиняла больному невообразимые страдания. В последний день своей жизни, когда боль стала нестерпимой, доктор приказал раскрыть настежь двери квартиры и принимать всех, кто еще нуждается в его утешении и помощи. К умирающему приехал проститься московский митрополит Филарет.

После смерти доктора в его квартире нашли только несколько старых телескопов - все, что осталось из его имущества. Утомившись за день видом людских страданий, Гааз по ночам любил смотреть на звезды.

Гроб с телом доктора несли на руках от Покровки до Введенского кладбища в Лефортово. Его провожала огромная толпа - двадцать тысяч человек. Тогдашний московский генерал-губернатор граф Закревский послал сотню казаков под командованием ротмистра Кинского с приказанием «разогнать чернь». Но, подъехав к похоронной процессии, ротмистр, потрясенный видом искреннего горя простых русских людей, слез с лошади, приказал казакам возвращаться в казармы и пешком пошел за гробом.

Узнав о смерти своего любимого доктора, каторжане на Нерчинских рудниках приобрели на свои деньги икону святого Феодора Стратилата.

На центральной аллее Введенского (немецкого) кладбища стоит могучий серый камень, на нем - большой крест из красного гранита. Вокруг могилы ограда из кандалов. Могила всегда в цветах. Проходящая мимо старушка останавливается и крестится на памятник:

- Святой доктор, Федор Петрович!

На памятнике выбиты его знаменитые слова, которым он сам следовал всю жизнь:

СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРО!