Анализ стихотворения И. Северянина Зовущаяся Грустью

Игорь Васильевич Северянин (И.В. Лотарев) (1887-1941) - фигура в русской литературе весьма неоднозначная. Высокомерно смотревший на предшественников и современников в начале своего творческого пути, он вынужден идти на любые компромиссы ради опубликования стихов в зрелые годы. Более того, о месте его поэзии в русском литературном процессе ХХ в. до сих пор идут споры. Однако уже В. Брюсов объективно оценил И.Северянина: «Не думаем, чтобы надобно было доказывать, что Игорь Северянин - истинный поэт. Это почувствует каждый, способный понимать поэзию…»

Наиболее известными его сборниками стихов принято считать «Громокипящий кубок» (1913) и «Классические розы» (1930).

Стихотворение из последнего сборника «Зовущаяся Грустью» (1926) вызывает интерес необычной трактовкой образа осени. Время создания стихотворения - один из самых тяжелых периодов в жизни поэта: оторванность от Родины, забвение, нужда. Пожалуй, в такой ситуации закономерно обращение к образу осени как символу грусти, уныния, финала жизни. Однако не все так просто, как кажется на первый взгляд. Название стихотворения «Зовущаяся Грустью» интересно своей парадоксальностью, так как предмет речи в нем не указан, причем эта условная неназванность поддерживается многоточиями, завершающими и строфы, и весь текст. Перифрастический характер названия настраивает на традиционный образный ряд. А лексика названия (грусть - «чувство печали, легкого уныния») и его звуковой облик ( повтор [у], [с] ) формирует эмоциональную направленность развития текста.

Стихотворение состоит их трех неравных частей, для каждой из которых характерен определенный субъект действия или состояния:

1 часть (строки 1-6) - осень;

2 часть (строки 7,8) - лирическое «я»;

3 часть (строки 9-12) - «мы».

В каждой части проявляется определенная точка зрения на предмет речи. Представленная предельно широко: «зовется у людей» - сменяется императивом: «Необходим душе моей» - и далее переходит в обобщенное «мы» («Петь о весне смолкаем мы с годами»), представляющее собой точку зрения субъекта какого-то коллективного опыта, единство которого подчеркивает синекдоха «сердцу ближе».

Трехчастность композиции проявляется и в употреблении тропов: последняя строка каждой части содержит метафору и эпитет в Род.п.: печаль страсти гаснущей - изгиб осеннего плеча - несытая пустынность осеней.

Интересна соотнесенность частей друг с другом. Первую и вторую части связывает образ женщины-осени, вторую и третью объединяет тип речи - рассуждение, тогда как первая - повествование, при этом в первой части события отнесены к прошлому, а во второй и третьей - к настоящему. Соответственно типам речи распределяются и части речи. В первой части (повествование) больше глаголов и отглагольных образований, во второй и третьей (рассуждение) - именных частей речи. Имена существительные связаны воедино синонимами, указывающими на определенное душевное состояние человека: усталь, грусть, печаль. Такой эмоциональный настрой позволяет задуматься о жанре стихотворения и вспомнить об элегии, хотя сам автор никаких пояснений или указаний на этот счет не дает.

Тем не менее элегический настрой поддерживается и лексикой стихотворения. В связи с этим интересен тот факт, что, несмотря на четкое определение темы осени, почти отсутствуют слова, передающие вполне конкретные признаки данного времени года. Может это связано с тем, что автор не желает повторять привычные ассоциации, связанные с осенью, а стремится найти какое-то свое, индивидуальное видение.

Это желание выделиться проявляется уже на уровне словаря стихотворения: многие слова нуждаются в комментарии. Слово «усталь» в ССРЛЯ оценивается как устаревшее и просторечное, синонимичное слову «усталость»; слово «пустынность» = «пустота»; в словосочетании «смолкаем петь» использовано устаревшее значение слова «смолкаем»; форма множественного числа имени существительного «осень» зафиксирована в «Орфоэпическом словаре русского языка» (под ред. Р.И. Аванесова), но с постоянным ударением на основе слова, а слово с переносом ударения есть в словаре В.И Даля с пометой «народное», что позволяет оценить форму «осеней» как диалектную.

Возможно, это же стремление проявляется и в названии стихотворения, когда Северянин использует перифразу («Зовущаяся Грустью»), сразу настраивающую на определенную эмоциональную волну и интригующую своей недосказанностью, загадочностью. Эта таинственность лишь усиливается в первой части, где тоже почти отсутствует прямое указание на предмет изображения: осень здесь - «женщина пожившая», испытывающая «усталь» = осень жизни, → алые листья - реальное указание на осень и символ умирания природы → грусть - настроение, вызванное временем года и определенной порой жизни. Но это единство настроения и лексики, его передающей, кажущееся. Ведь неслучайно встречаем в тексте такие оппозиции: пожившая - пленительная, усталь - страсть, алые листья - страсть гаснущая. Эти контекстуальные антонимы разрушают специфику словаря, традиционно использующегося при описании осени. Тем самым поэт вновь доказывает свое индивидуальное видение проблемы и усиливает таинственность стихотворения. Этой же цели служат и тропы первой части. Повествование начинается со сравнения, перерастающего в олицетворение, формирующееся средствами морфологии (глаголы «взбила», «прилегла») и синтаксиса (определения: «пожившая», «пленительная», обстоятельства: «грешно», «лукаво»). В связи с этим понятной становится прописная «Г» в слове «Грусть». Олицетворение выходит за рамки формы, а имя нарицательное трансформируется в собственное. Однако предмет речи все же четко не указан: «зовущаяся Грустью» сменяется «той, кто зовется Грустью» (показательно употребление местоимения «кто», указывающего на одушевленность предмета изображения).

Все это осложняет понимание текста. И когда во второй части появляется слово «осенний», казалось бы должное вернуть нас к конкретному образу, оно осмысливается двояко: и как «относящийся к осени», и, в сочетании «осеннее плечо», как «стареющий, увядающий». Во втором значении слово является контекстуальным синонимом к «поживший» и объединяет две первые части, а в первом значении - находит продолжение в третьей, где важнейшим смысловым ориентиром становится оппозиция весна-осень. В этой части особую роль играют повторы: «ближе к старости» (= «вскоре наступающий») - «сердцу ближе» (= «об обобщенности взглядов, интересов»). Подобное использование различных значений многозначного слова позволяет увидеть в контексте антонимы: старость - весна и синонимы: старость, осень.

Другой повтор - весна-вёсен. В первом случае слова употребляются в переносном значении: весна = «молодость, начало чего-либо» (закономерна здесь и форма единственного числа - молодость не повторяется) и противопоставляется словам «годы», «старость». Слово «вёсны» употреблено в прямом значении и вступает в антитезу вёсны - осени, которая завершает варьирование мотива осени, возвращая к самому первому: осень = осень жизни, зрелость, приближение старости.

Таким образом, мы вновь вернулись к тому, с чего начинали, и это позволяет истолковать название стихотворения: Зовущаяся Грустью, женщина пожившая = осень.

Подобная же неоднозначность, часто даже антитестичность, проявляется и на уровне фонетики.

Первая строфа (наиболее важная при формировании образа женщины-осени) отличается наибольшим разнообразием звуков: здесь и [у], [о], близкие по символике, способные показать, как утверждал М.В. Ломоносов, «страшные и сильные страсти, гнев, зависть, боязнь и печаль…», и [е], [и], [а], обладающие иной эмоциональной характеристикой.

Вторая строфа в этом смысле более упорядоченна. Легкость ее звучания достигается ассонансом во второй строке («Печалью страсти гаснущей влеча») и почти полным звуковым параллелизмом в третьей и четвертой строках («Необходим душе моей - как слава/ Изгиб ее осеннего плеча» - [и]-[е]-[е]-[а] - [и]-[е]-[а]), а вот заключительная строка им противопоставлена двойным [ы], который, однако, явно формирует звуковой образ слова «осень».

Согласные звуки распределяются неравномерно, но это, очевидно, тесно связано со смысловой стороной стихотворения.

В первой строке выделяется [ж], ставящий на передний план слово «женщина». Во второй, третьей и четвертой - [л], [т] преобладают. Можно отметить также повтор [в], [с] и появление в четвертой строке [г], который резко выделяется на фоне предшествующего текста, зато легко сочетается с последующим, когда видим ряд слов: Грустью - прилегла, грешно, гаснущей.

Таким образом, можно говорить об антитезе на звуковом уровне, которая находит продолжение в пятой и шестой строках, когда [р], [л], [г] противопоставляются [ч], [с], [т]. В седьмой и восьмой строках эта «борьба» звуков отсутствует. Зато последняя строфа отличается явной аллитерацией [с], что, в соответствии с кольцевой композицией, замыкает и звуковую цепь, заявленную еще в названии и лишь просматривающуюся в первой, второй строфах: устали - листьев - Грустью - страсти - старости - пустынность. Все эти ключевые слова указывают на прямое и переносное значение слова «осень», определяя тем самым и главный предмет изображения в стихотворении.

Стихотворение написано пятистопным ямбом с перекрестной рифмой и чередованием женских и мужских клаузул. Вообще, в том, что касается метрики, наблюдается необычная для этого стихотворения упорядоченность. Сам по себе размер, регулярность пиррихиев ( в основном в четвертой стопе), разделение строф многоточием - все это придает тексту характер спокойного размышления.

Непостоянно лишь количество ударений в строках: в первой строфе - 3,4,5; вторая и третья строфа - 3 ударения в первой и последней строке, во всех остальных строках по 4.

Зато противостоит ритму синтаксис, нарушающий размеренность речи. Он экспрессивно неоднороден. В первой строфе выразительны анжамбеманы («но все же/ Пленительная» и «ложе / Та, кто») и парцелляция. Вторая строфа характеризуется неполнотой, постановкой сказуемого в сильную позицию начала строфы. Отсутствие запятой в начале деепричастного оборота и постановка на ее месте тире формирует анжамбеман («и грешно и лукаво /влеча»), позволяющий иначе расставить смысловые акценты. Особую выразительность предложению придает сравнение (в виде вставной конструкции) «как слава», вызывающее ассоциации с ранним творчеством поэта, а значит, с юностью (скрытая антитеза: старость («осень») - юность («слава»). Умолчание (графически обозначенное многоточием) подготавливает переход к третьей строфе, представляющей собой рассуждение (тезис и аргументы), оформленное в виде сложного предложения. Умолчание же в финале логически завершает не только рассуждение, но и все стихотворение, заставляя продолжать размышления.

Итак, в стихотворении «Зовущаяся Грустью», при всей тривиальности темы, автору удалось представить свое, особое отношение к предмету речи и выявить основу противостояния весны и осени жизни, состоящую в антагонизме страсти и старости.

Зовущаяся Грустью

Как женщина пожившая, но все же

Пленительная в устали своей,

Из алых листьев клена взбила ложе

Та, кто зовется Грустью у людей…

И прилегла - и грешно, и лукаво

Печалью страсти гаснущей влеча,

Необходим душе моей - как слава! -

Изгиб ее осеннего плеча…

Петь о весне смолкаем мы с годами,

Чем ближе к осени, тем все ясней,

Что сердцу ближе вёсен с их садами

Несытая пустынность осеней…

Цит. по изд. Северянин И. Стихотворения. - М., 1988.