Материалы по краеведению. Сообщение о девах и женщинах Валдая

Раздел Русский язык и Русская литература
Класс 9 класс
Тип Другие методич. материалы
Автор
Дата
Формат doc
Изображения Нет
For-Teacher.ru - все для учителя
Поделитесь с коллегами:

Материалы по краеведению.

Девы и женщины - достопримечательность Валдая

В конце 18-первой половине 19 веков Валдай находился в самом цветущем состоянии. Московско-Петербургский тракт, проходивший прямо по улицам города, способствовал значительному развитию торговли, ремесел и промыслов. Немалый доход приносили жителям кузнечное, шорное, колесное, тележное производства, извоз, содержание постоялых дворов, трактиров, питейных домов.

Валдай мог гордиться собой: так много было тут прекрасного. Тут не было ни сплетен, столь обыкновенных в уездных городах, ни враждебных отношений, ни зависти, ни пересудов. Все жили мирно, веселились в простоте сердца, не пытались представлять из себя дурных копий с губернских или столичных оригиналов, тем самым изумляя и поражая проезжающих. Конечно, проезжающих изумляли валдайские красавицы, которые продавали знаменитые баранки с непременным поцелуем через отверстие в баранке. Достопримечательности, о которых вспоминает Алексей Вульф, обращали на себя внимание всех путников. В «Дорожнике» записано: «Здешнее произведение есть валдайские баранки (крупчатые круглые крендели), с ними окружит толпа красавиц, и каждая с особливым красноречием и нежностию пропоёт похвалу своему товару и покупщику арию: «Миленький, чернобровенький барин! Да купи ж у меня хоть связочку, голубчик, красавчик мой! Вот эту, что сахар, белую!» И как бы не были скупы или скучны путешественники, непременно купят несколько связок вкусных и весьма употребительных при чае и кофе кренделей»1. Так повествует автор путеводителя о валдайских белокурых красавицах, «у которых на лилейных щечках цветут живые розы», которые на протяжении многих лет удивляли проезжающих своей красотой и действительно вкусными баранками.

Валдайским девам с раннего возраста было и рекомендовано (церковь этого не запрещала) подкрашивать глаза, губы, щёки. Женские украшения, помаду и другую косметику покупали только мужчины и приобщали к покупкам своих сыновей и внуков. В городе были так называемые должности девушек (назначал глава города самых красивых), которые ходили и продавали бублики.

На Валдае женщину, у которой первой рождалась девочка, называли бабой, а у которой мальчик-молодуха. Именно молодухам разрешал ось в течение пяти лет торговать баранками на ярмарках, которые проводились несколько раз в год. Особо почитались баранки, испеченные с четверга на пятницу накануне праздника Параскевы-Пятницы. Эти баранки, считалось, долго не черствели.

_____________________________________________________________

1 Вульф А. Дорожник

При продаже бублика покупателю дозволялось поцеловать продавщицу, но только через дырку в бублике. А попробуйте-ка это сделать, и не получится. У жителей Валдая это не считалось аморальным. Потому как поцелуя-то нет, а появляется прекрасное чувство трепетного отношения, веселого разочарования и надежды, что необыкновенная красавица одарит вас поцелуем. Валдайская дева своей внешностью, костюмом соответствовала эстетическому идеалу русской женщины: скромные манеры, плавность поступи, величавая сдержанность в проявлении чувств.

«Белолика девица в узорнотканном платье - на шее поджерельник многорядьем бус на груди, коса лентой увита под дерюжим вальком, а ногах онучи с червонными оборами».

Из пословиц и поговорок можно составить художественно-обобщенный образ красавицы: «Грудь лебедина, походка павлина, очи сокольи, брови собольи», «Кругла, пухла, бела, румяна, кровь с молоком», «Смирна как агнец, делова как пчела, красна, что райская птица, верна как горлица». Уж так повелось на Руси, то деревенские девушки работали вдвое больше мужчин, потому красивым считалось плотное, крепкое телосложение: «Дал бы Бог дородность, а красоту сама себе добуду»- утверждает пословица. Желая приблизиться к заветному идеалу, деревенские щеголихи надевали одновременно несколько пар вязаных чулок и пышных нижних юбок, белились, румянились и чернили брови. Замужние женщины тщательно закрывали свои волосы, чтобы не навлечь несчастье на себя и на окружающих.

Одежда валдайских красавиц особым разнообразием не отличалась. Сарафан, рубаха, пояс, передник. Одним из наиболее распространенных видов одежды является косоклинный сарафан. Большое распространение имели сарафаны из плотной ткани, обязательно синего цвета. В фольклорной культуре России синий цвет наделялся магическими свойствами- он обозначал воду, которая, в свою очередь, считалась в древности местом, где таятся злые, враждебные человеку силы. Синий цвет мог служить и символом праздника, и символом траура. На западе Валдайского района женщины носили косоклинный сарафан с разрезом впереди. Кто побогаче мог позволить носить сарафан из китайки. Праздничный сарафан - кумачовый, украшался золотым галуном, металлическим кружевом, а серебряные и позолоченные пуговицы вдоль шва выполняли декоративную функцию. Такие сарафаны носили с белыми рубахами («рукавами») из кисеи, богато расшитыми. Праздничные сарафаны и рубахи высоко ценились, их тщательно берегли, передавали по наследству из поколения в поколение. Сарафаны подпоясывали узким поясом, оставляя короткой одеждой- душегреей, сшитой из шелка фабричной ткани и украшенной золотым галуном. По холодным дням с сарафаном носили шугай с длинными рукавами, с трубчатыми складками на спине. Праздничный шугай шили из шелковых тканей или бархата и украшали золотым шитьем. К костюму с шелковым сарафаном надевали головной убор, украшенный шитьем речным жемчугом, золото­серебряными нитями, колотым перламутром. Этим же материалом расшивали нагрудные украшения.

Девичий головной убор отличался от головного убора замужней женщины, как и прическа. Девушка могла носить волосы распущенными или заплетать их в одну косу, а замужняя женщина должна была заплетать две косы и по обычаю не имела права показаться с непокрытой головой. Отсюда специфические формы головного убора- у женщин покрывающие волосы( сороки, кокошник, повойник), у девушек оставляющие их открытыми(венец-красота, коруна; повязка, широкая лента).

Наиболее распространенный вид праздничного головного убора кокошник - род плотной, твердой шапочки. Его носили с сарафаном. Кокошники 18- начала 19 веков искусно расшиты речным жемчугом, украшены плетеными жемчужными и перламутровыми поднизями, золото-серебряным шитьем, цветной фольгой, гранеными стразами. Самые украшенные - девки на выданье, невесты и женщины до первого ребенка.

Семьи на Валдае были разные, а уклад жизни всюду был почти одинаков. Его определяли традиционные обычаи и правила, выработанные веками. За их соблюдением строго наблюдали старики и старухи, которые во все времена и у всех народов считают, что в дни их молодости и нравы были лучше, и соль солонее.

Печь, хранительница тепла и жизни, была «царицей» любого дома. Правда, она царствовала, но не правила. Правительницей являлась женщина. Ее «резиденция» находилась в углу, у входа, свободном от печи. Эту часть избы так и называли «бабий угол». Здесь вершились домашние дела, здесь стоял обязательный ткацкий станок.

В крестьянских валдайских семьях денег на одежду не тратили. С детских лет девочек начинали обучать прясть нитки из льна, конопли, шерсти. Нарядными, разукрашенными прялками гордились. Особо красивые заказывали и дарили к свадьбе. их потом берегли всю жизнь. Замуж выдавали рано: в 12 лет валдайская девушка начинала думать о замужестве и готовить приданое. Причем нашить и навышивать она должна была все себе сама. Потом у юных особ начиналась круговерть вокруг платка. Жених, предлагавший девушке выйти замуж, надевал ей на руку серебряный браслет, а она, в случае согласия, должна была отдать ему свой платок. Если же она замуж за него не собиралась, то и платок ему не отдавала, и браслет себе забирала. У некоторых, таким образом, целые коллекции накапливались. До мужества свои платки девушки всегда носили на видном месте, особенно во время всяких танцулек-гулянок. Видел потенциальный жених у девушки платок и, в случае чего, сразу ухаживать начинал. А если не видел, то и не спрашивал даже: может, обронила она его где-то или потеряла, - а тут же выводы делал, что, либо отдала она его уже кому-то вместе с рукой и сердцем, либо в монастырь решила податься, и мужчины ее теперь, как особи, совершенно не волнуют.

Как и во многих новгородских деревнях, Валдайском районе складывался свой обычай знакомства. Знакомились во время годовых праздников, приезжая в соседние деревни и монастыри. Н.М. Галахина из д. Долгие Бороды вспоминает: «В Иверский монастырь ходили, ходили больше не молиться, а парней приглядеть да девок. Со всех деревень сойдутся. Тут и знакомились, тут и сговаривались, бывало, а потом и засылали сватов.»(1985г). Но чаще всего будущие свадьбы намечались на посидках, которые устраивались девушками по очереди, или на вечеринах (крашено), для которых снимали какую-нибудь избу. На «крашено» привозили девушек из других деревень и гуляли обычно два вечера: «кадрили плясали», играли. На «крашено» приходили посмотреть со всей деревни, односельчане замечали, кто пользуется успехом, а кто весь вечер сидит на лавке. Тут же возникали свадебные «прогнозы», которые зачастую сбывались- вскоре в дом к девушке по вечерам (обязательный элемент оберега) под звон колокольчиков приезжали сваты «славить» невесту.

На Валдае существовала традиция, если девушка нравилась парню, то он дарил ей колокольчик с надписью:

«Кого люблю, тому дарю». А девушка, если отвечала взаимностью, то посылала платочек: «Аленький цветочек, дарю тебе платочек». Или полотенце: «Лицо свое утирай, а меня вспоминай».

2.4.Писатели о Валдайской красавице.

...Расположенный в живописной местности, на важнейшем тракте России, Валдай посещался многочисленными путешественниками и деловыми людьми. Останавливались здесь и удивлялись своеобразию городка и красоте окружающей природы поэты и журналисты, писатели, художники и ученые. Упоминал о Валдае и А. С. Пушкин в романе «Евгений Онегин».

Из Михайловского в Москву -путь его неизменно лежал через Новгород, через города и села Новгородской губернии. Из 25 станций, стоящих на пути, он упоминает в своих письмах или произведениях Новгород, Бронницы, Крестцы, Валдай, Яжелбицы. Пушкин отправил по той же дороге и своего любимого героя. Перед Евгением Онегиным «мелькают мельком, будто тени» все те же Валдай, Торжок и Тверь; вот он покупает баранки «у привязчивых крестьянок», но кажется, этим и ограничивается...

Пред ним Валдай, Торжок и Тверь,

Тут у привязчивых крестьянок

Берет три связки он баранок.2

Вот, например, какие дорожные наставления дает он в письме к своему другу Сергею Соболевскому. Отменной валдайской форели поэт посвятил шутливые строки:

Как до Яжелбиц дотащит

Колымагу мужичок,

То-то друг мой растаращит

Сладострастный свой глазок!

Поднесут тебе форели!

«Яжельбицы - первая станция после Валдая», пишет Пушкин дальше уже прозой. «В Валдае опроси, есть ли свежие сельди?», продолжает он; если же сельдей не окажется:

У податливых крестьянок

(Чем и славится Валдай)

К чаю накупи баранок

И скорее поезжай.

«На каждой станции советую из коляски выбрасывать пустую бутылку; таким образом ты будешь иметь от скуки какое-нибудь занятие»3,заканчивает Пушкин свое письмо к Соболевскому.


____________________________________________________________________

2Пушкин А.С .Евгений Онегин

3Пушкин А.С. Письмо С. Соболевскому

Пушкин, путешествуя с тригорским соседом Алексеем Вульфом, разговаривал о провинциальных девушках. Отзвуком этих разговоров в пути стало стихотворение «Подъезжая под Ижоры», которое поэт начал сочинять в дороге, проезжая по Тверской и Новгородской губерниям.

Подъезжая под Ижоры,

Я взглянул на небеса

И воспомнил ваши взоры,

Ваши синие глаза…

Хоть я грустно очарован

Вашей девственной красой,

Хоть вампиром именован

Я в имении Тверской...

…Упиваясь неприятно

Хмелем светской суеты,

Позабуду, вероятно,

Ваши милые черты,

Легкий стан, движений стройность,

Осторожный разговор,

Эту скромную спокойность,

Хитрый смех и хитрый взор...

Ритм строки словно повторяет мелодичное позвякивание колокольчика, передает летящий бег тройки, быстрое движение по накатанной дороге… красоту прелестниц - наивных добрых девушек, воспитанных «природою и добрыми нянюшками».

Совершая свое знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву», останавливался в Валдае А.И. Радищев, посвятивший городу целую главу под названием «Валдай», в которой нашли отражение правды его жителей и обитателей Иверского монастыря поколения, но, сокращая дни грядущих»... Радищев не меньше Пушкина и Соболевского увлекался валдайскими девками; как сознавался он в черновых набросках к своему «Путешествию»: «и я в молодые мои лета парился у них в бане». Но в окончательном тексте книги первый русский революционер уже избегает столь низменных занятий; голос его гремит и вещает, изобличая нравы: «Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайских разрумяненных девок? Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счет сего целомудрия». В главе «Валдай» рассказывается о развратных нравах местных крестьянок, однако Радищев подчеркивает, что виною этому «губительство неволю» и развращающий «господский пример». В то же время на ряде выразительных эпизодов писатель показывает, что именно крестьянкам-то и свойственны подлинные человеческие чувства. (...) «Кто не бывал в Валдаях, кто не знает валдайских баранок и валдайских разрумяненных девок? Всякого проезжающего наглые валдайские и стыд сотрясшие девки останавливают и стараются возжигать в путешественнике любострастие, воспользоваться его щедростью на счет своего целомудрия. Сравнивая нравы жителей сея в города произведенные деревни со нравами других российских городов, подумаешь, что она есть наидревнейшая и что развратные нравы суть единые только остатки ее древнего построения. Но как немного более ста лет, как она населена, то можно судить, сколь развратны были и первые его жители.

Бани бывали и ныне бывают местом любовных торжествований. Путешественник, условясь о пробывании своем с услужливою старушкою или парнем, становится на двор, где намерен приносить жертву воображаемой Ладе. Настала ночь. Баня для него уже готова. Путешественник раздевается, идет в баню, где его встречает или хозяйка, если молода, или ее дочь, или свойственницы ее, или соседки. Отирают его утомленные члены; омывают его грязь. Сие производят, совлекши с себя одежды, возжигают в нем любострастный огонь, и он препровождает тут ночь, теряя деньги, здравие и драгоценное на путешествие время. Бывало, сказывают, что оплошного и отягченного любовными подвигами и вином путешественника сии любострастные чудовища предавали смерти, дабы воспользоваться его имением. Не ведаю, правда ли сие, но то правда, что наглость валдайских девок сократилася. И хотя они не откажутся и ныне удовлетворить желаниям путешественника, но прежней наглости в них не видно.»4

В главе «Едрово»( село, находящееся в нескольких километрах от Валдая») писатель восхищается деревенскими женщинами. (...) «Толпа сия стояла более нежели из тридцати женщин. Все они были в праздничной одежде, шеи голые, ноги босые, локти наруже, платье заткнутое спереди за пояс, рубахи белые, взоры веселые, здоровье на щеках начертанное. Приятности, загрубевшие хотя от зноя и холода, но прелестны без покрова хитрости; красота юности в полном блеске, в устах улыбка или смех сердечный; а от него виден становился ряд зубов белее чистейшей слоновой кости. Зубы, которые бы щеголих с ума свели. Приезжайте сюда, любезные наши боярыньки московские и петербургские, посмотрите на их зубы, учитесь у них, как их содержать в чистоте. Зубного врача у них нет. Не сдирают они каждый день лоску с зубов своих не щетками, ни порошками. Станьте, с которою из них вы хотите, рот со ртом; дыхание ни одной из них не заразит вашего легкого. А ваше, ваше, может быть, положит в них начало... болезни... боюсь сказать какой; хотя не закраснеетесь, но рассердитесь. Разве я говорю не правду?»4

(...) « Мои любезные городские сватьюшки, тетушки, сестрицы, племянницы и проч., меня долго задержали. Вы, право, того не стоите. У вас на щеках румяна, на сердце румяна, на совести румяна, на искренности… сажа. Все равно, румяна или сажа.

____________________________________________________________

4Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. Глава «Валдай»

Я побегу от вас во всю конскую рысь к моим деревенским красавицам. Правда, есть между ими на вас похожие, но есть такие, каковых в городах слыхом не слыхано и видом не видано... Посмотрите, как все члены у моих красавиц круглы, рослы, не искривлены, не испорчены. Вам смешно, что у них ступни в пять вершков, а может быть, и в шесть. Ну, любезная моя племянница, с трехвершковою твоею ножкою стань с ними рядом, и бегите в запуски; кто скорее достигнет высокой березы, по конец луга стоящей? А... а... это не твое дело...»

(...) « Анюта, Анюта, ты мне голову скружила! Для чего я тебя не узнал 15 лет тому назад. Твоя откровенная невинность, любострастному дерзновению неприступная, научила бы меня ходить во стезях целомудрия. Для чего первый мой в жизни поцелуй не был тот, который я на щеке твоей прилепил в душевном восхищении. Отражение твоея жизненности проникнуло бы в глубину моего сердца, и я бы избегнул скаредностей, житие мое исполнивших. Я бы удалился от смрадных наемниц любострастия, почтил бы ложе супружества, не нарушил бы союза родства моею плотскою несытостью; девственность была бы для меня святая святых, и ее коснутися не дерзнул бы.»

Путешественник видит много нарядных баб и девок. Он восхищается их здоровым видом, упрекая дворянок в том, что они уродуют свои фигуры, затягиваясь в корсеты, а потом умирают от родов, т. к. годами портили свое тело в угоду моде. Путешественник разговаривает с Аннушкой, которая вначале держит себя сурово, а потом, разговорившись, поведала, что отец умер, живет она с матерью да сестрой, хочет замуж. Но за жениха просят сто рублей. Ванюха хочет идти в Питер на заработки. Но путешественник говорит: «Не пускай его туда, там он научится пьянствовать, отвыкнет от крестьянского труда». Он хочет дать деньги, но семья их не берёт. Он поражён их благородством.

В главе «Едрово» дан образ чудесной крестьянской девушки Анюты - прямое предшествие героических народных женских образов Некрасова.

В Яжельбицах Радищев, как мы помним, рассуждает о том же самом, но несколько в другой тональности - он пишет о «смрадной болезни», которая «делает великие опустошения, не токмо пожиная много настоящего поколения, но сокращая дни грядущих целомудрия».5

В том же 1826 году, в котором Пушкин совершил свое поэтическое путешествие, по тому же тракту, только в обратном направлении, проехался и Александр Дюма, позднее описавший этот вояж в романе «Le maotre d'armes» («Учитель фехтования»).


__________________________________________________________________

5Радищев А.Н. «Путешествие из Петербурга в Москву» глава «Едрово»

Любопытно, что и у него не обходится без мотива «податливых крестьянок». Въехав в Валдай, Дюма увидел «толпы молодых девушек в коротких юбках, которые, как мне показалось, занимаются тайным ремеслом, не имеющим ничего общего с торговлей!».

Не обошел молчанием Валдай и А. Толстой в известном романе «Петр I».

(...) « На Валдайских горах тало веселее,- пошли поляны с прошлогодними стогами, с сидящим коршуном наверху, лесные дорожки, пропадающие в лиственной чаще, куда бы так и уйти, беря ягоду, и шум лесов стал другой,- мягкий, в полную грудь. И деревни - богаче, с крепкими воротами, с изукрашенным резьбой крыльцами. Остановились у колодца воды попить, - увидели деву лет шестнадцати с толстой косой, в берестяном кокошнике, убранном голубой бусинкой на каждом зубчике, до того миловидную - только вылезти из телеги и поцеловать в губы.

- Ну, чего стоишь, вытаращилась? Видишь, у нас обод лопнул, сбегай позови кузнеца.

- Да, ой, - тихо вскрикнула она, бросила ведра и коромысло и побежала по мураве, мелькая розовыми пятками из-под вышитого подола холщовой рубахи.»

В тексте 4 образа, последовательно представленных читателю. Отмечена характерная особенность валдайской местности - ее гористость. Образ горы ассоциируется со спокойной величавостью, которая, как думается, и является отличительной чертой жителей Валдая. Величавость валдайцев подчеркнута такими деталями, как «коршун», сидящий на верху стога, «крепкие ворота» домов, «мягкий, в полную грудь шум лесов».

Шестнадцатилетняя дева с любопытством рассматривает проезжающих. Потребуется окрик, чтобы она сдвинулась с места. Да и как не закричать, если чувство требует своего выхода наружу: дева «до того миловидна», что хочется «вылезти из телеги и поцеловать ее в губы»6. Автор подчеркивает богатство и красоту ее головного убора, даже предлагает полюбоваться и толстой ее косой. Эти детали служат иллюстрацией богатства города той поры.

Упоминает о валдайских красавицах и В. Пикуль в своем знаменитом романе «Фаворит»: «…Валдай встретил служивых обычным разryлом, трактиры бьти отварены настежь, воры играли с проезжими в зернь и карты, цыганки, наехавшие из Молдавии, шлялись меж домов, таская бельё с заборов, ворожили судьбу парням и девкам, а бедовые Валдайские бабы, славные красотой и распутством, заманивали матросов сладкими пряниками...»

__________________________________________________________________

6А.Н.Толстой Петр 1» т.3 гл.5

В 20 веке таким же путем, как и Радищев, только в обратном направлении из Москвы в Петербург, проехал Валерий Писигин, останавливаясь на тех же станциях, что и Радищев.

(...) «Это была худенькая, стройная девочка-блондинка, с длинными распущенным волосами и с голубыми глазами. Одета она была в синюю куртку, под которой была красная водолазка, и в узкие брюки в полоску. Она была невероятно скована и даже не знала поначалу, как себя вести. Наташа смотрела неотрывно на меня и изредка на свою маму, ища поддержки. Ее губы были стиснуты в какое-то подобие улыбки, за которой она пыталась скрыть свою совершенную беспомощность перед ситуацией. Руки свои она прятала, стараясь держать в карманах куртки. Ее зажатый рот и полосочки, идущие от носа вниз ко рту, подергивались и это выдавало повышенное нервное состояние девочки. Одним словом, я встретился со сжатым в комок прелестным существом, у которого надо было хоть что-то узнать.

(...) - Это правда, что ты хочешь стать фотомоделью?

Да, - ответила Наташа.

А что такое фотомодель в твоем представлении?

Ну, это когда фотографируются, ездят везде, заключают контракты, чтобы рекламировать что-нибудь, - говорила Наташа, не отрывая от меня глаз.

(...) и эта худенькая девочка, беловолосая и голубоглазая, поднимает свое маленькое восстание против векового, тысячелетнего смирения и покорства: перед обстоятельствами, предопределенностью, перед нашей дикой невменяемостью. Девочка эта не хочет жить так, как жили ее родители, и родители родителей, и как испокон живут ее миллионы сограждан: «...в зле да шепот и, по иконами в чер-р-ной копоти». Не хочет!

(...) Боже упаси, если кто-то примет это за детский каприз, за испорченность и избалованность. Не из каприза или переизбытка, не от столичных излишеств и пресыщений, а, наоборот, от неимения всего этого появилась у Наташи мечта. Не от желания еще большего, еще лучшего и более яркого, а от отсутствия света вообще, родились такие дерзкие и очень личные планы.

(...) Радищев любовался озером прежде, чем увидал здесь деревенскую девушку Анюту, вскружившую ему голову.

«Едущему мне из Едрова, Анюта из мысли моей не выходила. Невинная ее откровенность мне нравилась безмерно...

...Анюта, Анюта, ты мне голову скружила! Для чего я тебя не узнал 15 лет тому назад. Твоя откровенная невинность, любострастному дерзновению неприступная, научила бы меня ходить на стезях целомудрия...

...Анюта, я с тобой не могу расстаться, хотя уже вижу двадцатый столб от тебя».

А у нас теперь, кроме Анюты, есть в Едрове - Наташа, тринадцатилетняя девочка, живущая где-то за озером вместе со своей мечтой.»

В главе «Едрово» В. Писигин знакомится с девушкой Наташей, которая мечтает уехать из родного дома и стать фотомоделью. Она осталась бы жить на селе, но нет работы, молодым негде и не в чем проявить себя. «Девочка эта не хочет жить так, как жили ее родители, и родители родителей... Не хочет!» Писатель защищает Наташу, говоря, что «не из каприза или переизбытка, не от столичных излишеств и пресыщений, а, наоборот, от неимения всего этого появилась у Наташи мечта». Путешественник сочувствует девушке и жалеет ее.

Николай Мазурин в книге «По дороге на Москву» также упоминает Едрово и, как и Радищев, восхищается деревенскими красавицами. «...Всем взяла ...Какая мастерица плясать! Всех за пояс заткнет, хоть бы кого... А как пойдет в поле жать… загляденье...». Здесь мы видим не только целомудренный образ красавицы, но и труженицы, которая умела не только хорошо плясать, но и хорошо работать и быть верной мужу. (...) Попав в эти места, Радищев с особой симпатией запечатлел в своих путевых очерках целомудренный образ Анюты.

Вот, что вложил он в уста ямщика про эту красавицу:

Да уж и девка!..

«Всем взяла... На нашем яму много смазливых, но перед ней все плюнь.

Какая мастерица плясать! Всех за пояс заткнет, хоть бы кого... А как пойдет в поле жать... загляденье.

Трое вдруг молодцов стали около Анютки свататься, но Иван всех отбоярил».7

Радищев не назвал фамилии жениха Анюты. Иван - и все тут. Но Иваном звали и прадеда Стариковых, того самого, что играючи распрямлял железные шкворни. Так и выпрямь, быть может, писатель знал его, а потому и видел в нем самого подходящего жениха для Анюты. Но и она в крепостной России сулила людям разлуку и горе.

Еще об одной истории рассказывает Мазурин.

(...) «Свобода, равенство, братство. Только бы жить да жить. Но молодая Республика Советов бросила клич: «Социальное отечество в опасности!». Пришел я к своей невесте Полине да так прямо и сказал, что не могу, мол лежать на печке, когда враги лезут со все сторон -, ухожу на фронт. Полина, конечно, в слезы, а потом успокоилась и заявила, что ей место тоже в рядах Красной Армии. Так мы и воевали на пару... Федоровна! Вынеси, пожалуйста, полотенце.

_________________________________________________________________

7Писигин.В. «Путешествие из Москвы в Санкт-Петербург». 1999г. гл. «Едрово».

В дверях показалась пожилая, но еще бодрая женщина. Тот

уважительно представлял ее: Это и есть моя Полина. Учительницей была».8

_________________________________________________________

8Мазурин Н. «По дороге на Москву» 1968г. глава «Едрово»

9Меньшиков М.О. «Письма к ближним» (валдайские дневники)

_______________________________________________________________________________________________________________________________________________

10. Под небом Валдая. /Сборник произведений валдайских авторов. НП «Родные просторы». Библиотека журнала «Невский альманах». Санкт-Петербург, 2007 - 206 с.


Литература

1. Игры и праздники Валдая, Москва, 1995r.

2. Круглый год, Москва, Правда, 1991.

3. Мазурин Н. «По дороге на Москву», 1968, гл. «Едрово».

4. Маслова Г.С. «Народная одежда русских, украинцев и белорусов в 19-

20 в.в В сб. Восточно-славянский этнограф. М., 1956, с.466

5. Меньшиков М.О. «Письма к ближним».

6. Панкеев. И. «Русские праздники». Москва, 1998г.

7. Писигин. В. «Путешествие из Москвы в Санкт-Петербург». 1999г. гл.

«Едрово».

8.Радищев А. «Путешествие из Петербурга в Москву»., 1968г., гл.

«Едрово».

9. Традиционный фольклор Новгородской области. Ленинград. Наука.

1979г.

10. Традиционная женская праздничная одежда. Новгородский

областной дом народного творчества. В. Новгород, 2001 г.

11. Под небом Валдая. /Сборник произведений валдайских авторов. НП «Родные просторы». Библиотека журнала «Невский альманах». Санкт-Петербург, 2007 - 206 с.

4

© 2010-2022