Образ дружбы в творчестве Дениса Давыдова

Денис Васильевич Давыдов был сыном Василия Давыдова, начальника Полтавского легкоконного полка. Денис Давыдов, как и многие дети того времени, выказывал страсть к военному ремеслу. Эта страсть была пробуждена Александром Васильевичем Суворовым, который заметил удалого ребёнка и пророчил ему военную карьеру ещё в 1789 году.

Денис Васильевич Давыдов родился 16 июля 1784 года. Ребёнок Давыдов был энергичным непоседой. Розга обратила его к миру и учению.

До 13 лет учился французскому языку, танцам, рисованию, музыке.

В 1801 году Дениса Давыдова отправляют на службу в Петербург, где он вступает в кавалергардский полк. Там Давыдов пристрастился к военному образованию после язвительных насмешек двоюродного брата Каховского А. М. В 1804 г. Давыдова переводят Белорусский гусарский полк. Там Давыдов стихи красавице польке и сочиняет известный призыв на пунш Бурцову.

В 1806 г. Давыдова переводят в Лейб-гусарский полк поручиком. Начинается война с Наполеоном, и знаменитый князь Багратион избирает Дениса Давыдова своим адъютантом. В этот период им написаны стихи «Мудрость», «Договор».

В 1812 году начинается Отечественная война, Денис Давыдов прибывает в Ахтырский полк ив звании подполковника и командует седьмым батальоном.

Давыдов первым подаёт мысль о выгоде действий партизан, несколько раз сражается под стенами Вязьмы и в окрестностях.

В 1814 году Давыдов возвращается в Москву из Парижа и предаётся поэзии, пишет элегии.

В 1819 году вступает в брак, а в 1823 году выходит в отставку.

В народной памяти имя Дениса Давыдова неотделимо от Отечественной войны 1812 как имя одного из руководителей армейского партизанского движения, которое сыграло немаловажную роль в победе над Наполеоном.

Это был разносторонне одаренный человек. Первые литературные опыты Давыдова относятся в 1803 - 1805, когда в рукописях получили широкое хождение его политические стихи.

Давыдов был связан со многими декабристами, ценившими его стихи, однако от предложения примкнуть к тайному обществу отказался.

В последние годы он долго добивался перенесения праха Багратиона на Бородинское поле и в конце концов добился этого, но самому участвовать в церемонии ему не привелось.

В стихотворениях Д. Давыдова, в отличие от других авторов, значительную часть составляет поэзия, связанная с военной дружбой, с братством верных гусар. Стоит отметить, что Давыдов восхищается не только военными действиями братьев по оружию, но их умением веселиться, проводить время за выпивкой, на весёлых пирушках.

Например, в призывании на пунш Бурцову, сослуживцу Давыдова по гусарскому полку, читаем:

Бурцев, ёра, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради Бога и… арака
Посети домишко мой!

Собственный «домишко» Давыдов описывает как продолжение батального пейзажа, а не домашний интерьер:

У него, брат, заменяет
Все диваны куль овса.
Нет курильниц, может статься,
Зато трубка с табаком;
Нет картин, да заменятся
Ташкой с царским вензелём!
Вместо зеркала сияет
Ясной сабли полоса:
Он по ней лишь поправляет
Два любезные уса.
А наместо ваз прекрасных,
Беломраморных, больших,
На столе стоят ужасных
Пять стаканов пуншевых!

По мнению самого Давыдова, нужно доказывать храбрость и «гусарское братство» не только в пылу сабельной сечи и порохового дыма, но и за столом дружеской встречи.

Говоря о стаканах с пуншем, Давыдов как бы бросает дружественный вызов Бурцову:

Они полны, уверяю,
В них сокрыт небесный жар.
Приезжай, я ожидаю,
Докажи, что ты гусар.

Бурцову написано ещё одно послание «В дымном поле, на биваке…», где снова пишет о гусарской дружбе и весёлой пирушке:

Наливай обширны чаши
В шуме радостных речей…

Но в этом стихотворении создаётся образ и другого пира - битвы, где по-настоящему проявляется гусарское содружество:

Но чу! гулять не время!
К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон - и в сечу! Вот
Пир иной нам Бог даёт,
Пир задорней, удалее,
И шумней, и веселее…
Ну-тка, кивер набекрень,
И - ура! Счастливый день!

Послание становится в творчестве Дениса Давыдова одним из основных жанров поэзии дружбы. Так были написаны послания «Другу-повесе», «В. А. Жуковскому», «Зайцевскому, поэту-моряку», «Товарищу 1812 года на пути в армию», «Герою битв, биваков, трактиров и …».

И лишь в стихотворениях «В. А. Жуковскому» и «Зайцевскому, поэту-моряку» Давыдов называет другом не товарища по оружию, а товарища по перу.

Жуковский, милый друг! Долг красен платежом:
Я прочитал стихи, тобой мне посвященны;
Теперь прочти мои, биваком окуренны
Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,
До стоп ли было мне?

Но и в этом стихотворении появляется образ бравого гусара, которому было не до стоп, поэтому его стихи «биваком окуренны», «спрысканны вином». Но лирический герой верен и дружбе поэтической, поэтому даже сразу после боя он вспоминает друга-поэта со свойственным гусару ухарством:

Но и в грозах войны, ещё на поле бранном,
Когда погас российский стан,
Тебя приветствовал с огромнейшим стаканом
Кочующий в степях нахальный партизан!

В 1828 году Д. В. Давыдов пишет послание «Зайцевскому, поэту-моряку», где поднимает проблему дружбы не только как боевого товарищества, но и как поэтического содружества. Такой взгляд характерен и для творчества А. С. Пушкина, о чём говорилось ранее.

В послании Зайцевскому сравнивается значимость патриота-поэта и патриота-солдата.

Счастливый Зайцевский, Поэт и Герой!
Позволь хлебопашцу-гусару
Пожать тебе руку солдатской рукой
И в честь тебе высушить чару.
О, сколько ты славы готовишь России,
Дитя удалое свободной стихии!

В стихотворении видна уже не только дружба - братство гусар, к в более ранних произведениях, но уже общевойсковая дружба. Звучит восславление Героя битв на суше и битв в необузданной морской пучине. И триединый лавр символизирует тройные заслуги патриота перед Отечеством:

Лавр первый из длани камены младой
Ты взял на парнасских вершинах;
Ты, собственной кровью омытый, другой
Сорвал на гремящих твердынях;
И к третьему, с лаской вдали колыхая,
Тебя призывает пучина морская.

В победах Давыдов видит источник вдохновенья:

И гимны победы с ладей окрыленных
Пусть искрами брызнут от струн вдохновенных!

Чувствуя причастность к этому братству воинов-поэтов, автор пишет:

Давно ль под мечами, в пылу батарей,
И я попирал дол кровавый,
И я в сонме храбрых, у шумных огней,
Наш стан оглашал песнью славы?..

Но дни славы прошли, и всё когда-то будет предано забвению:

Давно ль… Но забвеньем судьба меня губит,
И лира немеет, и сабля не рубит.

Другим жанром, которым пользовался поэт, говоря о дружбе, стала песня, передающая лирические переживания.

В «Песне», датированной 1815 годом, автор говорит, что битва, как и гусарский быт, - это его стихия, его кислород:

Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!
Сабля, водка, конь гусарской,
С вами век мне золотой!
Я люблю кровавый бой,
Я рождён для службы царской!

Но и в этой песне, преисполненной патриотизма, Давыдов не забывает своих друзей: соратников и собутыльников. Он считает их мужество и подвиг достойными бессмертия и славы. Используя приём контраста, поэт создаёт образ гусарского бытия «вкруг огней, под шалашами»: день - это поле боя с врагами, ночь - это бивак в кругу друзей.

Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами,
Днём - рубиться молодцами,
Вечерком - горелку пить!
Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами!

Стоит отметить, что в «Песне» звучит мысль о том, что смерть в бою от сабли или пули среди верных братьев гораздо почётнее и прекрасней, нежели смерть от старости и болезней, как говорит Д. В. Давыдов, он боится такой смерти в немощи и забвении.

О, как страшно смерть встречать
На постеле господином,
Ждать конца под балдахином
И всечасно умирать!
О, как страшно смерть встречать
На постеле господином!

То ли дело средь мечей!
Там о славе лишь мечтаешь,
Смерти в когти попадаешь,
И не думая о ней!
То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь!

Эта мысль будет встречаться в русской поэзии неоднократно, например в творчестве поэта Серебряного века Николая Гумилёва (стихотворение «Я и вы»).

Позднее, через два года после «Песни», в 1817 г. Давыдов написал «Песню старого гусара». Поэт оглядывается назад, на своих боевых товарищей, многих из которых уже нет в живых.

Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?

И снова в памяти героя появляется образ старых друзей - лихих в бою и на гулянке:

Конь кипит под седоком,
Сабля свищет, враг валится.
Бой умолк, и вечерком
Снова ковшик шевелится.

Как следствие, воспоминания о бравых друзьях приводят поэта к сравнению героев былых времён с молодым поколением. Поэт печалится, что не видит в «новом гусаре» себе товарища: не тот гусар пошёл. Истинный гусар, Давыдов считает, что изнеженный защитник империи не самоотверженный, ему заменяет пыл жаркого веселья сдержанность светского общества, у молодых нет задора и озорства.

А теперь что вижу? - Страх!
И гусары в модном свете,
В вицмундирах, в башмаках,
Вальсируют на паркете!

Говорят, умней они…
Но что слышим от любого?
Жомини да Жомини!
А об водке - ни полслова!

Тем острее чувствует герой тоску по минувшим событиям и ушедшим друзьям. Повтор первой строфы в конце стихотворения замыкает кольцо воспоминаний и раздумий.

Как удалось выяснить, Денис Васильевич Давыдов, создатель жанра «гусарской лирики», в своём творчестве часто обращался и к теме дружбы.

Друзья в поэзии Давыдова - это храбрые воины, несущие рядом службу во имя Отечества и способные ценить радости гусарского бытия. Являясь частью гусарского братства, Давыдов был причастен и к братству поэтов, к которым тоже был привязан дружескими узами. Воспоминания о былой дружбе - это единственное, что остаётся у воинов и поэтов, когда уходит слава и наступает забвение.

8