Сценарий инсценировки по рассказу Ф. Абрамова Мамониха

Фёдор Абрамов. Отрывок из повести «МАМОНИХА»

ВЕДУЩИЙ: Герой повести, Клавдий Иванович, с женой Полиной и сыном Виктором приезжает в родные места, деревню Мамониху, про которую его тётка Клавдия говорит: «Всё, нету нашей Мамонихи. Одни медведи теперека живут, да ещё Соха-горбунья мается». И действительно, нынешняя Мамониха была похожа на кладбище. И только самая худенькая избушечка на задах деревни - развалюха Сохи - была жива. К ней и направился Клавдий Иванович вместе с сыном.

На сцене стол, крытый скатертью, лавка. За столом бабка Соха, у неё на коленях кот.

К лестнице на сцену подходят КЛАВДИЙ и ВИКТОР.

КЛАВДИЙ: Ну, Виктор, не робей! Сейчас саму Бабу Ягу увидишь.

Поднимаются на сцену.

СОХА: Ну, спасибо, спасибо, Клавдий Иванович, что зашёл…

Поднимается навстречу гостям. Клавдий Иванович обнял старуху, прослезился.

ВИКТОР: Здравствуй, Бабушка Яга!

Клавдий одёрнул сына, шикнул на него.

СОХА: (ласково) Яга, Яга, милый. Как не Яга. Хромая, горбатая, бывалошная, вся мохом обросла. Так, так, родимушко.

ВИКТОР: А колдовать вы тоже умеете, бабушка?

СОХА: А вот насчет колдованья-то, дитятко, я неважная Баба Яга. Кабы колдованье да знахарство ведала, я бы что первым делом сделала? А ногу да горб себе вылечила, а то вишь вот, всю жизнь на одной ноге скачу да людей пугаю…

СОХА: Да что мы всё разговоры разговариваем. За стол садитесь, гости дорогие. (Приговаривая, ставит на стол угощение). Вот рыжики, свежепросольные, да землянички сладенькой отведайте, да морошечки…

Едят.

ВИКТОР: Спасибо, бабушка …Соха! Папа, я пойду?

КЛАВДИЙ: Иди, сынок.

СОХА: Ну, что, Клавдий Иванович, узнал Мамониху?

КЛАВДИЙ: Да как тебе и сказать… Всё заросло, задичало.

СОХА: Всё. Берёза да осина разбойничают, на крыши уж лезут. Поминать, видно, деда Прокопья. Тот, бывало, когда деревню после пожара заново отстраивали, всё говорил: «Зря, мужики надрываетесь. Не жить Мамонихе. Не от огня, дак от куста погибнет».

КЛАВДИЙ: Так и говорил?

СОХА: Так.

КЛАВДИЙ: А я вот заметил: возле иных домов тополя сохнут.

СОХА: Сохнут.

КЛАВДИЙ: А чего им надо?

СОХА: Тополям-то? А кто их знает чего. Может, по хозяевам своим тоскуют, которые их сажали.

КЛАВДИЙ: Это деревья-то тоскуют?

Помолчали.

КЛАВДИЙ: А ты-то как тут? Всё одна да одна…

СОХА: А что поделаешь, Клавдий Иванович? Так уж мне на роду написано. Тяжело, тяжело зимой-то. Снегом занесёт, засыплет с окошками - не знаешь, что и на свете деется, - не то ночь, не то день. По неделям из избы не выходишь. Тут который год снежно было, пенсию из сельсовета принесли, двадцать рублей дадено, и попасть ко мне не могли. Так и ушли обратно. Ну, а ты-то как, Клавдий Иванович? В тёплых краях, говорят, живёшь - поди и дровец не надо?

КЛАВДИЙ: Не надо. Углём топим. Каменным.

СОХА: А-а, вишь как ты устроился. На городах, значит. Да-а, нонека все на сторону, все в города думают попасть. Где посытнее да повольготнее…

ВЕДУЩИЙ: Клавдий Иванович вышел от бабы Сохи, когда уже догорал день. Красное , раскалённое солнце село в тёмный ельник за ихним домом, и казалось, там, в еловой чаще, затаилась сама сказочная жар-птица.

На сцене лавка, изображающая кровать, крытую лоскутным одеялом. На кровати в обнимку сидят Полина и Виктор. Мальчик кашляет, тяжело дышит.

КЛАВДИЙ: (заходит на сцену) Полинушка, Виктор! Вы не ругайте меня, ну? Я вам огонька принёс от бабы Сохи. С огоньком-то повеселее будет, верно? (Полез в карман за свечкой).

ВИКТОР: (плаксиво) Па-па-а…

КЛАВДИЙ: (строго) Сын! Будь настоящим человеком!

ПОЛИНА: Да помолчи ты, бога ради, со своим настоящим человеком! (расплакалась). Разве не чуешь, что с сыном делается?

Виктор захрипел, удушливо закашлял, натужно задышал.

ПОЛИНА: Чего стоишь-то как пень? Ждать будешь, когда ребёнок задохнётся? Ходишь, ходишь по всяким колдуньям - может, она и отравила его?

КЛАВДИЙ: Да не говори ты ничего-то, Поля. С чего баба-то Соха будет нас отравлять? Баба Соха огоньку ему послала. (зажигает свечку в стеклянной банке на столе). Ну, вот так, так, сын. Со светом-то повеселее, а? Со светом-то, скажи, можно жить…

ВИКТОР: Па-а-п-а-а… (И снова удушливый, сильный кашель).

КЛАВДИЙ: ( отчаянно) Куда податься? Как тут идти на станцию? Господи!

На лавочке у края сцены Соха.

КЛАВДИЙ: Баба Соха, баба Соха, помоги! С ребёнком, с сыном худо…

СОХА: Да что с ним, с сыном-то?

КЛАВДИЙ: Не знаем. Второй раз уж так. Дышать не может… Задыхается… Пойдём скорее… (Схватил старуху за руку)

СОХА: (вырывая руку) Нет, нет. Не помощница я. К врачам надоть.

КЛАВДИЙ: (чуть не рыдая) Да где они, врачи-то? На станцию бежать надо. А болезнь-то не ждёт.

СОХА: Ну и от меня пользы не будет.

КЛАВДИЙ: Да почему? Раньше-то помогала. Я сам помню.

СОХА: То раньше. Раньше-то у меня сила была.

КЛАВДИЙ: (кричит) Да ты понимаешь, нет, баба Соха? Ребёнок у нас задыхается! Понимаешь это?

Не слушая старуху, поволок её за руку в дом.

ПОЛИНА: (в ужасе) Не дам, не дам ребёнка! Я куда тебя посылала-то? За врачом. А ты кого привёл?

СОХА: (внушительно) Загунь! Не пугай ребёнка-то. (подошла к Виктору и ласково-ласково): Не бойся, не бойся, золотко. Бабушка тебе здоровья принесла. Где у тебя болит-то? Горлышко… Дыханья нету… Будет, будет дыханье, родимый… (зашептала над ребёнком): Стану я, раба божья… (дальше шёпотом, почти не слышно, а потом в голос): Исполохи, переполохи, порчи, уроки, всякие прикосы… Идите в пенье, в коренье, в грязи топучи, в ключи кипучи… Там вам вариться, там вам кипятиться, под осиновый кол уйти, камнем накрыться, землёй завалиться, мохом-травой зарасти…

Соха водит рукой по горлу и груди Виктора, читает три раза.

Мальчик постепенно перестаёт хрипеть. Дыхание становится более ровным.

Клавдий и Полина завороженно следят за бабой Сохой.

ВИКТОР: (слабым голосом) Пи-ить…

Полина и Клавдий наперегонки бросились на кухню за питьём. Виктора напоили.

СОХА: А тепере ты, отец, выйди за дом, сруби осиновый кол с топорище длиной да тот кол забей в землю вместе с хворобами. Да чтобы тот кол никто никогда не вытащил.

Соха и Клавдий вышли из дома. Она еле-еле, опираясь на клюку и на руку Клавдия.

КЛАВДИЙ: Ну, выручила ты нас, баба Соха. Спасибо! А то ведь хоть караул кричи. Виктор задыхается, врача нету, и ты упёрлась - с места не сдвинешь.

СОХА: Не занимаюсь я ноне этими делами. Нету силы. Из Мамонихи ушла сила, и из меня ушла.

КЛАВДИЙ: Как, как? Что ты сказала? Из Мамонихи ушла сила, и из тебя ушла?

СОХА: Так. Покуда Мамониха в силе была, и я в силе была. А как начали из Мамонихи кровь выпускать, так и я ни на что гожа не стала. Не приведи бог видеть, как на твоих глазах родная деревня умирает. Сперва один дом пустеет, потом другой, третий… А с ними иной раз и хозяева…

КЛАВДИЙ: Да, весёлую ты сказку рассказала…

СОХА: За весёлыми-то сказками нынче едут на сторону, а в нашей деревне какие теперь сказки? Деревни, парень, без сказок помирают. А сказки сказывают да поют, когда жизнь заводят заново.

ВЕДУЩИЙ: Не много, не много радостей отвалила Клавдию Ивановичу Мамониха, чаще злой мачехой оборачивалась, но это была его родина. И он знал: что бы с ним ни случилось дальше, где бы он ни оказался, куда бы ни забросила его жизнь, а самое дорогое, самое святое для него место на земле, во всей вселенной - тут, в Мамонихе, в этом задичавшем лесном краю.