«В Столярном переулке»

(научно-исследовательская работа)

Автор Ухабина М. Г., учитель русского языка и литературы МБОУ СОШ №6 г. Балтийска.

г. Балтийск

2014

В Столярном переулке

Петербург мне показался вовсе не таким, как я думал…

Н.В.Гоголь

« Я живу на четвёртом этаже…»

Сколько самых затаённых надежд он связывал с ним! Одна картина красочнее другой проходила перед его глазами. Вот он бредёт по берегу Невы (дом, где он поселится в Петербурге, обязательно должен выходить окнами на Неву), вот он, горя желанием служить верой и правдой человечеству, спешит на службу. Какую службу, он ещё ясно не представлял себе, лучше всего по делам юстиции. Вот вечером идёт он по залитому огнями Невскому. Только там, в Петербурге, сможет он быть полезен Отечеству. Он будет писать, закончит поэму «Ганс Кюхельгартен», начатую в Нежине, или поступит в театр. Ведь он с таким успехом выступал на сцене в Нежинской гимназии высших наук… Его не пугало письмо рассудительного Высоцкого, окончившего гимназию два года назад. Приятель сообщал о холоде и дороговизне. Пусть так. Он будет жить экономно.

В апреле 1829 года, спустя четыре месяца по приезде в Петербург, Гоголь вместе со слугой Якимом поселился в доме каретного мастера и фабриканта Иохима на большой Мещанской (ныне ул. Плеханова, 39 ). Столярный переулок упирался в этот дом. Начало этого переулка - пересекающая его Большая Мещанская, а конец - Екатерининский канал, или, как все называли тогда, просто «канава». Здесь Столярный заканчивался Кокушкиным мостиком с чугунными перилами по имени купца Кокушкина, владельца большого кабака, расположенного вблизи этого мостика).

До чего же пёстрая «физиономия» у дома Иохима! …

«Дом, в котором обретаюсь я, содержит в себе 2-х портных, маршанд де мод, сапожника, чулочного фабриканта, склеивающего битую посуду, декатировщика и красильщика, кондитерскую, мелочную лавку, магазин сбережения зимнего платья, табачную лавку и, наконец, привилегированную повивальную бабку. Натурально, что этот дом должен быть весь облеплен золотыми вывесками. Я живу на четвёртом этаже, но чувствую, что и здесь мне не очень выгодно. ( Из письма 30 апреля 1829 года ). Хозяин дома сдавал каждый угол, каждую каморку. Иохиму принадлежало несколько домов: два на Большой Мещанской и один на Углу Столярного и Средней Мещанской. Мещанские - центр каретного дела. Имя Иохима знакомо всему Петербургу. Кареты его несравнимо более прочны и долговечны, чем у других петербургских мастеров. Но и стоят значительно дороже. Мастеровые, работающие у Иохима, с таким искусством отделывают кареты, что они славятся не только в Петербурге, но в Париже и в Лондоне. Спустя год после смерти старого Иохима (1835 г.) Гоголь в «Ревизоре» напишет: «Жаль, что Иохим не дал напрокат кареты» а в повести «Невский проспект» назовёт Мещанскую, на которой стоял дом Иохима, «улицей табачных и мелочных лавок, немцев-ремесленников и чухонских нимф»

Приближалось лето, а с ним белые ночи. Поздно вечером, сидя перед угловым окном, можно читать и писать без свечей. Спать не хочется. Может быть, попробовать свои силы в литературе? Попросить у маменьки прислать побольше историй, поговорок малороссийских поверий? Или лучше всего поставить на сцене что-нибудь из малороссийских комедий отца? Возможно, тогда наконец удастся добыть эти столь необходимые деньги. Нет, он попытает счастья с «Ганцем Кюхельгартеном». Поэма в восемнадцати картинах с эпилогом - плод двухлетней работы, тщательно скрываемой от всех. Он должен издать поэму в лучшей типографии. Он бросит вызов жестокому миру. Пожалуй, не стоит открывать своё имя. Пусть будет так: «Сочинение В. Алова» В предисловии он пишет: «Предлагаемое сочинение никогда бы не увидело света, если бы обстоятельства, важные для одного только автора, не побудили его к тому. Это произведение его восемнадцатилетней юности».

Для издания книги в 600 экземпляров необходимо внести в типографию госпожи Плюшар немалую сумму - 300 рублей. Где взять их? Рука не поднимается писать матери об этом. Собрать такую сумму ей будет очень непросто. Однако у него нет иного выхода. И с тяжёлым чувством Гоголь садится за письмо.

«Наконец я принуждён снова просить у вас, добрая, великодушная моя маменька, вспомоществования. Чувствую, что в это время это будет почти невозможно вам, но всеми силами постараюсь не докучать вам более, дайте только мне ещё несколько времени укорениться здесь, тогда надеюсь как-нибудь зажить своим состоянием. Денег мне необходимо нужно теперь триста рублей» Он получил эти деньги, а вместе ними и несколько историй из украинской жизни и быта.

«Ганц Кюхельгартен» вышел в свет 5 июня 1829 года. Несколько экземпляров Гоголь посылает Плетнёву и Погодину. Три недели он как в бреду. В газетах и журналах ни звука о его книге. Время словно остановилось. Уже несколько раз он приходит в книжную лавку Сленина на Невском проспекте. Его книга красуется на витрине, но публика равнодушно проходит мимо. То же у Смирдина в книжном магазине у Синего моста. Приказчик говорит, что не продано ни одного экземпляра. Гоголь утешает себя тем, что сейчас летнее время, публика на дачах, да и фамилия автора никому не известна. Он всё ещё надеется на чудо, но чуда не происходит. В «Московсском телеграфе» в конце июня появляется отрицательный отзыв Н. Полевого, а 20 июля в «Северной пчеле» Гоголь с ужасом читает статью Булгарина : «…свет ничего бы не потерял, когда бы сия попытка юного таланта залежалась под сукно …»

На Вознесенском проспекте Гоголь вошёл в гостиницу « Неаполь», спросил свободный номер. Надолго ли господину номер? Всего на одни сутки. Заплатил деньги. Отправился обратно, в дом Иохима. Велел Якиму нанять извозчика. Приказчики Смирдина, Сленина, Глазунова были поражены. Какой-то хохол с длинными висячими усами закупал у них сочинения господина Алова.

Приказчики с радостью вытаскивали покрытые пылью груды книг. Яким их тут же грузил на телегу. К вечеру сотни экземпляров «Ганца Кюхельгартена» оказались в дешёвом полутёмном номере гостиницы « Неаполь» Коридорный за пятиалтынный притащил охапку дров. Дрова были сухие, горели, звонко потрескивая. Гоголь приказал Якиму рвать книги и бросать в огонь. Сам уселся на корочки перед открытой дверцей печи и в тупом оцепенении, почти со злобой, швырял в огонь то, что было плодом его двухлетней работы.

За какой-нибудь час всё было кончено. Оставалась только гора пепла, горечь и опустошённость. Яким был мрачен. Он плёлся за своим барином в дом Иохима и что-то бурчал себе под нос. Якиму было жалко уплаченных за книгу денег.

Дома лежало письмо от матери. Васильевка была заложена в ссудной кассе Опекунского совета. Мать высылала Гоголю 1450 рублей и поручала сыну внести их в уплату срочных процентов. Эту сумму Мария Ивановна получила от соседа по имению. Тот ссудил ей деньги, но отобрал большой медный куб из винокурни. Помимо этого, мать сообщала некоторые малороссийские обычаи и поверья, которые могли пригодиться её Никоше

После сожжения «Ганца» жизнь становилась невыносимой. Всё раздражало Гоголя: его каморка под крышей и весь дом с благообразным фасадом тёмным грязным двором. Не с кем было поделиться своим горем. Данилевский, гимназический приятель, теперь в школе гвардейских подпрапорщиков. Яким не поймёт.

Даже товарищ по гимназическим спектаклям Прокопович не может вывести его из оцепенения. Живёт Прокопович теперь вместе с Гоголем. Ещё теснее стало в комнате. За день кровля и стены её накалялись .Было душно. В открытое окно иногда залетали голуби. Ночью плохо спалось: было непривычно светло. Он лежал подолгу, уставившись невидящим взглядом в потолок. И думал. С неотвязчивой силой возникала и не давала покоя мысль уехать. Далеко, может быть даже за границу, чтобы вернуться другим, совсем другим человеком. Чудовищная, почти безрассудная мысль. Где найти деньги на поездку? Но как магнит притягивает к себе пристань за Академией художеств. Сесть бы сейчас на корабль и отправиться в плавание. Куда? Не всё ли равно куда, лишь бы подальше от этого города. Подальше от мыслей, как найти работу, подальше от самого себя, запертого в доме Иохима на последнем этаже, подальше от галдящих постояльцев, «чухонских нимф», пристающих на углах Столярного, мертвецки пьяных мастеровых…

Родная матушка, поймёт ли она его? Сможет ли он когда-нибудь в жизни рассчитаться с нею за всё, что она сделала для него? Он боится ещё принять решение, от которого , он верит, зависит вся его дальнейшая жизнь в столице,- решение взять на время присланные деньги и употребить их на поездку.

Несколько дней проходит в мучительных сомнениях. Наконец он направляется в Опекунский совет, чтобы внести деньги. Неожиданно узнаёт, что возможна отсрочка на четыре льготных месяца. А у причала за Благовещенским мостом напротив 10-й линии всё ещё покачивается на волнах пароход. На этот корабль есть ещё свободные места третьего класса. Врачи ведь советовали ему отправиться на морские купания. Надо получить разрешение на отъезд, а ещё написать письмо. И вот вечером 24 июля он садится за стол в своей комнате. Гусиное письмо, чернила. Но как трудно начать! Он выводит несколько слов, потом рвёт написанное…

«…Теперь, собираясь с силами писать к вам, не могу понять, отчего дрожит перо в руке моей, мысли тучами налегают одна на другую, не давая одна другой места, и непонятная сила нудит и вместе отталкивает их излиться перед вами и высказать всю глубину истерзанной души… Итак я решился. Но к чему, как приступить? Выезд за границу так труден, хлопот так много! …. Мне нужно переделать себя, переродиться, оживиться новою жизнью, расцвести силою души в вечном труде и деятельности…»

Пройдёт несколько лет после его бегства из Петербурга, и в «Записках сумасшедшего» появятся строки, созвучные этим, строки, полные отчаянья и боли: «Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтесь, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего… Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына! Урони слезинку на его больную головушку! Посмотри, мучат они его! Прижми к груди своей бедного сироту! Ему нет места на свете! Его гонят!..»

Этот дом я знаю

Три месяца пробыл Гоголь за границей. В Травемюнде он старался отбросить все воспоминания о Петербурге, переносился мысленно на хутор близ Диканьки, за 25 вёрст от родной Васильевки, где в детстве гулял в старом дубовом лесу.

Днём - на море, а по вечерам, сидя в светлой и просторной комнате, он перечитывал комедии отца которые взял с собою из Петербурга. Три месяца не прошли для него даром. Он окреп физически, перестал кашлять. Но главное - чувствовал удивительную лёгкость обновления.

В конце сентября 1829 года Гоголь вернулся в Петербург. Его радостно встретили друзья. Яхим прослезился. Долго молча рассматривал загорелое и обветренное лицо своего молодого барина, затем подал письмо от матери. Долготерпеливая маменька всполошилась. Отчего её сын так внезапно уехал из Петербурга? Может быть, он очень болен? Если же нет, то зачем было тратить деньги, чтобы ехать бог знает куда?

Он молча сложил письмо.

По возвращении в Петербург Гоголь поселился вместе с товарищами в доме Зверкова у самого Кокушкина моста. Сняли три маленькие комнатки с окошками во двор на последнем этаже. Имя Зверкова знакомо многим в Петербурге. Известно оно и А. С. Пушкину. В апреле 1834 года поэт взял на себя ведение денежных дел отца и просил Сергея Львовича составить список его долгов. В бумагах А. С. Пушкина сохранился этот список, где среди лиц, кому отец Пушкина должен был деньги, значится: «Коммерции Советнику Ивану Дмитриевичу Зверкову 500 рублей».

Дом Зверкова пятиэтажный, один из самых высоких домов Петербурга. Какие здесь удивительные окна! Ровные, с наличниками и карнизами. Разные по форме и величине, маленькие полукруглые. Они кажутся подслеповатыми. Лепятся, наползают друг на друга. Со двора - семь этажей, а с улицы - пять. Семь этажей с низкими потолками для ремесленников и мелких чиновников. Пять высоких этажей с окнами на Столярный и канал для более привилегированного сословия - купцов, крупных приказчиков. Дом этот подавляет своими размерами. Спустя несколько лет подойдёт к этому дому гоголевский Поприщин и взглянет на него глазами молодого Гоголя. Автор «Записок сумасшедшего» направит своего героя по тому же маршруту, что совершал каждый день он сам, чиновник 14-го класса, возвращаясь домой из департамента уделов: «Перешли в Гороховую, поворотили в Мещанскую, оттуда в Столярную, наконец, к Кокушкиному мосту и остановились перед большим домом.

…И снова, уж в который раз, всплывает проблема: где достать денег?

Гоголь решается попытать счастья на сцене. Дирекция Императорских театров находилась на Английской набережной. Ранним утром, чтобы быть первым, приходит он в Дирекцию на приём к князю Сергею Сергеевичу Гагарину. На Гоголе купленный месяц назад сюртук, белоснежная манишка и начищенные до блеска штиблеты. Но, как назло, накануне вечером разболелся зуб и раздулся флюс. Щёку пришлось подвязать чёрным платком.

Гагарин был суров и неразговорчив. Только мельком взглянул на Гоголя - маленький рост, щуплый, чёрный платок на щеке. Персонаж, достойный комедии.

- Играли вы когда-нибудь?

- Никогда, ваше сиятельство, - отвечал он, из скромности умолчав, как удачно сыграл однажды ещё в гимназии роль Простаковой из «Недоросля»

- Для актёра талант нужен, - строго заметил князь. - На какие же амплуа думаете поступить?

- Полагаю, лучше на драматические.

Князь неодобрительно посмотрел на Гоголя и потянулся к колокольчику.

- Дайте господину Гоголю записку к Александру Ивановичу. Пусть его испытает и доложит мне, - приказал он вошедшему секретарю.

Директор Императорских театров А. И. Храповицкий прислал донесение князю Гагарину: «Присланный на испытание Гоголь-Яновский оказался совершенно неспособным не только к трагедии, или драме, но даже к комедии, … читал очень плохо и нетвёрдо, фигура его совершенно неприлична для сцены и в особенности для трагедии»…

Пройдёт семь лет. И тот же инспектор Храповицкий крайне неудовлетворительно отзовётся о новой комедии «Ревизор», поставленной на сцене Александринского театра.

Итак, дебют на сцене не состоялся.

Отсутствие денег у генерал-майора А. А. Трощинского. В ноябре 1829 года наконец-то получает он место в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий на Мойке, 66. Через год после приезда в Петербург удалось, слава богу, устроиться на работу. Но что это была за работа!

Он принят на испытательный срок без копейки жалованья. Всё занятие заключается в переписке бумаг. Одни чиновники строчат ответы на письма, другие перебеляют, третьи роются в шкафах в груде дел, четвёртые заводят дела, подшивая входящие бумаги. И так весь день стоит в зале заунывный скрип перьев, шелест бумаг. Слышится осторожное шарканье ног. Изредка прорычит начальнический бас. Тоска. Согбенные чиновничьи спины кажутся приросшими к канцелярским столам, будто они и родились-то вместе с ними. Зелёные помятые вицмундиры пыльны, как архивные шаблоны и папки. А среди этих согбенных спин есть, верно, одна с узким низким воротничком, из которого торчит худая шея, а выше красуется лысина. Чиновника этого никто не замечает, начальство держится с ним особенно высокомерно. И работает эта спина с изумляющим остервенением, самозабвенно переписывает одно дело за другим, выводит каллиграфически буковку за буковкой. У этого тишайшего чиновника старая, затасканная шинель. Сукно её протёрлось, и подкладка расползлась, как у старенькой гимназической шинели Гоголя.

Дни тянутся долго и однообразно. Где вы, юные мечты о высоком служении на благо Отечества? За этим ли он так страстно стремился в Петербург?

В конце января первое жалованье - 30 рублей в месяц. Этой суммы едва хватает: комната в доме Зверкова стоит 25 рублей в месяц.

Ещё в Нежине он завёл тетрадку, которую назвал «Книга всякой всячины». В неё ион старательно вписывал обычаи, пословицы, поговорки, чистую украинскую речь. Но этих сведений мало, чтобы написать книгу. И он просит о помощи матушку.

В Петербурге огромный интерес ко всему малороссийскому. Но всё вокруг так мало напоминает ему сейчас тёплую, солнечную Украину: заснеженные решётки Екатерининского канала, сугробы в подворотне и во дворе дома Зверкова, бледные лица чиновников в департаменте, ветер, пробирающий до костей, когда после работы он спешит по узким мостовым Большой Мещанской и Столярного.

К вечеру затихает огромный дом Зверкова. Гоголь садится за стол и пишет. Одинокая свеча отбрасывает длинную тень на потолке. Яким похрапывает за перегородкой. В окне виден лишь клочок неба без единой звёздочки. А какие яркие звёзды в далёкой Васильевке! Какой ровный серебряный свет льёт на землю месяц! Недвижны леса, покойны пруды. Всё дивно, божественно…

Жизнь его разделилась на две половины. Одна тоскливо проходила в департаменте, вторая начиналась в доме Зверкова, когда он брал в руки перо. И чем тупее мучительней была работа, тем ярче, необузданней назло действительности разгоралась фантазия.

Вначале 1830 года Гоголь отнёс рукопись в редакцию «Отечественных записок». Вскоре он узнал, что повесть его принята.

С трепетом Гоголь раскрыл пахнущий свежей типографской краской февральский номер. Но что это? Пропуски текста, вставки. И всё это без ведома автора. Кто дал право? Бледный, с горящими щеками кутаясь в старую шинель, устремляется он к Свиньину. Тот встретил его барственно холодно. Бухарский шёлковый халат, накрахмаленное жабо, узенькие бакенбарды, лоснящиеся одутловатые щёки, припомаженный хохол над высоким лбом. На все претензии автора один ответ:

- Вы же сами изволили скрыть свою фамилию, а следовательно, добровольно отказались от своих прав.

Свиньин не собирался даже выплачивать ему гонорар.

У Гоголя всё ещё нет достаточных средств к существованию. Но, кажется, ему всё-таки повезло. Он становится коллежским регистратором.

А в июле 1830 года его назначают помощником начальника первого стола с жалованьем 750 рублей в год . Появилась наконец новая шинель. Вскоре Гоголь получает рекомендательное письмо к Жуковскому. Тот знакомит Гоголя с Плетнёвым, а в 1831 году навсегда прощается с карьерой чиновника. Он получает место младшего учителя истории в Патриотическом институте. Теперь ему не надо выкраивать время для литературного творчества.

Два раза в неделю Гоголь отправляется в институт. Идёт по узкому и тенистому Столярному переулку, у дома Иохима сворачивает на Большую Мещанскую, следует к Синему мосту над Мойкой. Далее его путь лежит к милой сердцу Академии художеств, а от неё уже и рукой подать до Патриотического института.

Весна 1831 года - светлая и радостная. Прошёл ладожский лёд. По Неве, отчаянно дымя, проплывает пароход. Первые лодки пристают к той пристани, откуда Гоголь два года назад пустился в странствование. Туман поднимается от воды и тает в розовеющем небе. Всё кажется словно сошедшим с полотна в академическом классе. Зеркало Невы отражает громаду домов. На днях Гоголь долго стоял у Зимнего дворца, наблюдая, как дрожит в воде изломанной иглой шпиль. Он думал о Пушкине, о предстоящей встрече с ним на литературной среде у Плетнёва. Письмо Плетнёва Пушкину, наверное, уже отправлено.

«Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее. Это Гоголь-Яновский. Он пошёл было сперва по гражданской службе, но страсть к педагогике привела его под мои знамёна: он перешёл в учителя. Жуковский от него в восторге».

Благословение состоялось в среду 20 мая в доме Плетнёва на Обуховском проспекте (ныне Московский проспект). Хозяин подвёл к Пушкину худощавого молодого человека с небольшими серыми глазами и острым носом. Пушкин весело и внимательно смотрел на Гоголя. Словно во сне Гоголь пожал изящную руку.

Волнение сковало язык. Он стоял бледный и растерянный. Отвечал невпопад. Осуществилась его мечта. Осуществилась так просто и легко, что он всё ёё ещё не верил в это. Он чувствовал, что эта встреча перевернёт всю его жизнь. И он не ошибся.

Уже осенью 1831 года вышла первая часть «Вечеров на хуторе близ Диканьки», а сам Пушкин написал ему письмо: «Поздравляю Вас с первым Вашим торжеством, с фырканьем наборщиков и изъяснениями фактора».

Да, ещё не созданы «Петербургские повести», «Ревизор» и «Мёртвые души». Ещё впереди признание и слава…

Столярному переулку не суждено было стать местом встречи Пушкина и Гоголя. Ни дом Иохима, когда в нём жил Гоголь, ни дом Зверкова не видели Пушкина. Но одно время существовала легенда о том, что Пушкин бывал у Рудого Панька в доме на Мещанской. Появилась даже картина художника Клодта, изображающая встречу двух писателей. Причиной возникновения такой версии, возможно, послужили рассказы престарелого и словоохотливого Якима Нимченко, намного пережившего своего барина…

Сейчас Столярный переулок носит имя Пржевальского, так как великий путешественник много лет останавливался в доме №6, возвращаясь из Центральной Азии. Бывший дом Зверкова надстроен на один этаж. Переулок у Кокушкина моста по-прежнему узок и тенист. Исчезли старые аляповатые вывески, крикливые, как голоса торговок, устремлявшихся с корзинами к ближайшему рынку на Сенной площади(ныне площадь Мира). Ничто не нарушает покой улицы Пржевальского.

Список литературы:

1. Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений., изд. АН СССР, 1964г. Т.8, 9, 10.

2. П. А. Плетнёв. Сочинения и переписка. Т.4., 1885г., стр. 366.

3. И. Л. Вишневская «Гоголь и его комедии» Из-во «Наука», М.,1976г.

4. П. П. Каратыгин. «Исторический вестник», 1883г., стр. 735.

5. П. А. Кулиш. «Записки о жизни Н. В. Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем в 2 томах, т., 1 1856г., стр.67.

11