Статья Автор и рассказчик как литературоведческие категории

СТАТЬЯ «АВТОР И РАССКАЗЧИК

КАК ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ»

Цывунина Т.А.

учитель русского языка и литературы

ГБОУ СОШ № 292

Автор, авторство - термины, выражающие специфическое отношение к письменному тексту как собственному, лично «сотворенному» самим «творцом».

Современное литературоведение исследует проблему автора в аспекте авторской позиции; при этом вычленяется более узкое понятие - «образ автора», указывающее на одну из форм непрямого присутствия автора в произведении. Создатель термина «образ автора», академик В.В. Виноградов, называл его своеобразным «центром, фокусом, в котором скрещиваются и синтезируются все стилистические приемы произведения словесного искусства» (1).

В строго объективном смысле «образ автора» наличествует лишь в произведениях автобиографического, «автопсихологического» (термин Л.Я. Гинзбург), лирического плана, то есть там, где личность автора становится темой и предметом его творчества. Но шире под образом, или «голосом» автора имеется в виду личный источник тех слоев художественной речи, какие нельзя приписать ни героям, ни конкретно названному в произведении рассказчику.

Стоит отметить, что литературоведческая категория «автор» имеет лишь опосредованное отношение к реально-биографической личности автора-писателя. Так, В.Е. Хализев представляет категорию автора в трехчленном расслоении: на реального автора-писателя, «образ автора, локализованный в художественном тексте, то есть изображение писателем самого себя», «художника-творца, присутствующего в его творении как целом и имманентного произведению» (2).

Следовательно, это в основном именно художественный образ, порой проявляющийся в повествовании от первого лица (тогда «автор» нередко берет на себя функции повествователя, рассказчика о событиях своей или вымышленной жизни) или же «прячущийся» за субъективными сферами героев (проникая в них, достраивая в своей повествовательной речи, и тому подобное).

Основным средством «авторского» воплощения становится именно повествовательная речь. Образ повествователя, образ автора - носитель авторской (то есть не связанной с речью какого-либо персонажа) речи в прозаическом произведении.

В драматургическом произведении речь каждого персонажа мотивирована свойствами его характера и сюжетными ситуациями, авторская речь сведена к минимуму: ремарки, описание обстановки, как правило, не звучат на сцене и не имеют самостоятельного значения.

В лирике речь мотивирована чаще всего переживанием лирического героя. В прозе на первом плане перед нами речь персонажей, опять-таки мотивированного их свойствами и сюжетными ситуациями, но с ней связана не вся речевая структура произведения, многое в ней относится к тому, что обычно обозначается понятием авторской речи. Весьма часто речь, не связанная с образами действующих лиц, в прозе персонифицируется, то есть передается определенному лицу-рассказчику, повествующему о тех или иных событиях, и в этом случае она мотивирована только чертами его индивидуальности, так как в сюжет он обычно не включен. Но, если в произведении и нет персонифицированного рассказчика, мы по самому строю авторской речи улавливаем определенную оценку происходящего в произведении.

Образ рассказчика (рассказчик) возникает при персонифицированном повествовании от первого лица; такое повествование - один из способов реализации авторской позиции в художественном произведении; является важным средством композиционной организации текста. Категория «образ рассказчика», соотносясь с понятиями «повествование» («повествователь»), «образ автора» («автор»), позволяет выявлять художественное единство в аспекте его структурно-стилистической многоплановости.

Проблема такой многоплановости стала актуальной только в 19 веке: до эпохи романтизма господствовал принцип жанровой регламентации, а в романтической литературе - принцип монологического самовыражения автора. В реалистической литературе 19 века образ рассказчика становится средством создания самостоятельной, отдельной от автора позиции героя (самостоятельного субъекта наряду с автором). В итоге: прямая речь персонажей, персонифицированное повествование (субъект - рассказчик) и внеличностное (от третьего лица) повествование составляют многослойную структуру, несводимую к авторской речи.

Интерес к этим проблемам наметился на Западе в конце 19 века, когда во флоберовском кружке обсуждался вопрос об «отсутствии» и «присутствии» автора в повествовании.

В современном литературоведении отношение «автор - рассказчик - произведение» трансформируется как «точка зрения - текст» (Ю.М. Лотман); выявляются конструктивные способы реализации авторской позиции в широком аспекте: планах пространственно-временном и других (Б.А. Успенский).

В последнее время проблема рассказчика привлекает все более активное внимание литературоведов. Некоторые западные исследователи склонны даже считать ее главной (или даже единственной) проблемой при изучении художественной прозы (что, конечно, является односторонностью).

Проблема рассказчика встает при анализе эпических произведений. Однако образ рассказчика (в отличие от образа повествователя) в собственном смысле слова присутствует в эпосе не всегда. Так, возможно «нейтральное», «объективное» повествование, при котором сам автор как бы отступает в сторону и непосредственно создает перед нами картины жизни (хотя, конечно, автор незримо присутствует в каждой клеточке произведения, выражая свое понимание и оценку совершающегося). Этот способ внешне «безличного» повествования мы находим, например, в романе «Обломов» И.А. Гончарова, в романах Л.Н. Толстого.

Но чаще повествование ведется от определенного лица; в произведении, помимо других человеческих образов, выступает еще и образ рассказчика. Это может быть образ самого автора, который непосредственно обращается к читателю (например, «Евгений Онегин» А.С. Пушкина). Не следует, однако, думать, что этот образ совершенно тождествен автору, - это именно художественный образ автора, который создается в процессе творчества, как и все другие образы произведения.

Очень часто в произведении создается и особый образ рассказчика, который выступает как отдельное от автора лицо (нередко автор прямо представляет его читателям). Этот рассказчик может быть близок автору, родствен ему (иногда даже, как, например, в «Униженных и оскорбленных» Ф.М. Достоевского, рассказчик предельно родствен автору, являет собой его другое «я») и может быть, напротив, очень далек от него по своему характеру и общественному положению (например, рассказчик в «Очарованном страннике» Н.С. Лескова). Далее, рассказчик может выступать и как всего лишь повествователь, знающий ту или иную историю (например, гоголевский Рудый Панько), и как действующий герой (или даже главный герой) произведения (рассказчик в «Подростке» Ф.М. Достоевского). Наконец, в произведении подчас предстает не один, а несколько рассказчиков, по-разному освещающих одни и те же события (например, в романах американского писателя У. Фолкнера).

Все это имеет очень существенное художественное значение. Сложные соотношения автора (который, конечно, в любых случаях присутствует, воплощается в произведении), рассказчика и созданного в произведении жизненного мира определяют глубокие и богатые оттенки художественного смысла. Так, образ рассказчика всегда вносит в произведение дополнительную оценку происходящего, которая взаимодействует с авторской оценкой. Особенно сложной формой рассказа, характерной для новейшей литературы, является так называемая не собственно прямая речь. В этой речи нераздельно переплетаются голос автора и голоса героев (которые в данном случае выступают и как своего рода рассказчики, ибо автор использует для отображения совершающегося их собственные слова и выражения, хотя и не передают их в форме прямой речи, от первого лица).

При изучении проблемы образа рассказчика «важно выявить различия персонифицированного повествования с внеличностным» (3). Хотя стилистический слой от третьего лица может приближаться и к собственно-авторской речи (философско-публицистическое повествование в «Войне и мире» Л.Н. Толстого), в целом он также реализует лишь определенную сторону авторской позиции. Внеличностное повествование, не будучи прямым выражением авторских оценок, как и персонифицированное, может стать особым промежуточным звеном между автором и персонажами.

«Несовпадение функций персонифицированного повествования с внеличностным и несводимость оценок в каждом из них к авторской позиции может использоваться как литературный прием» (4). В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» рассказчик-хроникер организует внешний ход событий и как определенное лицо выражает к ним свое отношение; внеличностное же повествование способствует выявлению и частичной авторской оценке сложных психологических состояний и точек зрения героев на мир; авторская позиция в целом реализуется через систему оценок персонифицированного, внеличностного повествования и равноправных им «идеологических» высказываний персонажей.

Особая проблема - реализация авторской позиции в сказе. В аспекте намеченной структурно-стилистической иерархии, сказ - это целиком персонифицированное повествование от первого лица с ярко выраженными индивидуализированными стилистическими приметами, что делает «сказчика» более удаленным от автора, чем «рассказчик», и более близким к системе персонажей.

Таким образом, можно сделать вывод, что автор и рассказчик - это понятия, служащие для обозначения тех особенностей языка художественного произведения, которые не могут быть связаны с речью того или иного из персонажей произведения, но в то же время имеют определенное художественное значение в ходе повествования.

Изучение особенностей образа рассказчика при анализе произведения имеет существенное значение.

Литература.

1. Айхенвальд Ю. Гоголь // Гоголь Н.В. Повести. «Мертвые души». - М., 1996, - с. 5-16.

2. Акимова Н.Н. Булгарин и Гоголь (массовое и элитарное в русской литературе: проблема автора и читателя) // Русская литература. - 1996, № 2. - с. 3-23.

3. Александрова С.В. Повести Н.В. Гоголя и народная зрелищная культура // Русская литература. - 2001, № 1. - с. 14-21.

4. Анненкова Е.И. «Тарас Бульба» в контексте творчества Н.В. Гоголя // Анализ художественного текста. - М., 1987. - с. 59-70.