Реферат на тему: «Софья Ковалевская. Ее жизнь и ученая деятельность»

Раздел Математика
Класс 7 класс
Тип Другие методич. материалы
Автор
Дата
Формат rar
Изображения Нет
For-Teacher.ru - все для учителя
Поделитесь с коллегами:

Оглавление

Введение ................................................................................................................................. 3

1. Детство и юность Софьи или первые шаги... .................................................................. 3

2. Годы научной деятельности .............................................................................................. 7

3. Литературная и общественная деятельность ................................................................. 11

Заключение ............................................................................................................................ 15

Список литературы ............................................................................................................... 17

























Введение

Dis се gue tu sais, fais ce gue tu dois, adviendra gue pourra!

Говори, что знаешь;

делай, что обязан;

и пусть будет, что будет!

С. В. Ковалевская (1850-1891), выдающийся математик, первая женщина, ставшая членом-корреспондентом Петербургской Академии наук (1889г.), профессор Стокгольмского университета, была и одаренным писателем, публицистом, активным участником общественного движения 60-х годов прошлого века.

«Моя слава лишила меня обыкновенного женского счастья... Почему меня никто не может полюбить? Я могла бы больше дать любимому человеку, чем многие женщины, почему же любят самых незначительных, и только меня никто не любит?» (С. Ковалевская)

Если исключить из этого стона души слово «слава», то, вероятно, три четверти женского населения Земли (во всяком случае, нашего времени) расписались бы под дневниковым признанием Софьи Ковалевской. Парадокс, тонко подмеченный женщиной-математиком, до сих пор толком не разгадан психологами: мужчины в большинстве своем действительно любят «незначительных».

То ли величие таких, как Софья Васильевна, подавляет мужчин, то ли сильному полу хочется казаться более важными и значимыми за счет своей «серой» половинки... Что, впрочем, одно и то же.

Еще при жизни о математическом таланте Софьи Ковалевской ходили легенды: одни говорили, что ее мозг устроен иначе и весит больше, чем у простых смертных; другие утверждали, что в ней говорят гены гениальных ученых по материнской линии. И только самые близкие люди знали, что научная работа Софьи была для нее порою лишь заменой любви...

Но эта вынужденная жертва оказалась ненапрасной. После признания заслуг Ковалевской мало кто из ученых мужей брался утверждать, что талант и гениальность - это вторичный мужской половой признак. Потеряли актуальность и заявления английского философа Герберта Спенсера, убежденного в том, что женщина и математика - «две вещи несовместимые».

«Принцесса науки», как называли Ковалевскую стокгольмские друзья-математики, за свою короткую, но яркую жизнь, опровергла многие доводы мужчин. Многое ей довелось и пережить: в общественной жизни - научную славу и литературное признание, в личной жизни - нелюбовь, неустроенность, сомнения, неуверенность, недовольство собой и одиночество. Будучи женщиной, она прекрасно понимала, что к жизни не всегда применимы формулы, чувства значат гораздо больше. Но ее математический ум, выверивший с высочайшей точностью, какой должна быть истинная любовь, не позволял ей наслаждаться другой любовью, например, принимать чувства и заботу других без личной взаимности. Она не могла лгать, чтобы пользоваться. Да и врожденное честолюбие мешало ей быть просто любящей женщиной.

1. Детство и юность Софьи или первые шаги...

Софья Васильевна Ковалевская, урожденная Корвин-Круковская, родилась в Москве 3 (15) января 1850 года. В ее жилах текла кровь русская, польская (белорусская), немецкая, наконец, цыганская, поэтому от своих предков она наследовала самые противоположные качества ума и характера.

В метрической книге Московской духовной консистории Никитского сорока, Знаменской церкви за Петровскими ворогами, за 1850 год имеется запись: «3 января родилась, 17 - крещена София; родители ее - Артиллерии полковник Василий Васильевич сын Круковской и законная жена его Елизавета Федоровна; муж православного исповедания, а жена лютеранского».

Ее отец - Василий Васильевич Корвин-Круковский, по семейному преданию вел свой род от венгерского короля Матвея Корвина. Он служил в артиллерии и в Москве был одно время начальником арсенала. Дослужившись до чина генерал-лейтенанта, старик вышел в отставку и до конца жизни жил в деревне. В газете «Калужские губернские ведомости» за 1858 год было напечатано, что 21 апреля генерал-майору В. В. Корвин-Круковскому присуждено свидетельство о дворянстве. По словам дочери, в отце ее текла также кровь цыганская, потому что дед или прадед ее был женат на цыганке. Согласно воспоминаниям первого учителя Ковалевской, Малевича, Корвин-Круковский очень любил математику, был сведущ в этом предмете и желал, чтобы любимая дочь его Софья также охотно ею занималась.

В.В. Корвин-Круковский был выходцем с белорусских земель, его родовое имение находилось в деревне Палибино Витебской губернии. Там же он и похоронен. Из описания: «Дорога от Великих Лук до Невеля (Витебской губернии) чрезвычайно живописна; она тянется почти от Лук до первой станции Сеньково грядой холмов, по опоим сторонам которой лежат необозримые поля, рощицы молодняка леса на местах мимо вырубленного бора, и то там, то здесь открываются зеркала озер... Шесть верст от станцией Сеньково, и у самой большой дороги, на холме, в тенистой рощице, понимается каменная часовенка, - здесь опочивают останки генерал-лейтенанта В.В. Корнин-Круковского и его жены Елизаветы Федоровны.».

Ее мать, Елизавета Федоровна Шуберт, была талантливой пианисткой и просто обаятельной светской женщиной, говорившей на четырех европейских языках. Она была знакома с идеями французского философа Жан-Жака Руссо. Однако проводить какие-либо принципы в воспитании своих детей она не пыталась, они росли вольно и свободно. Но это было, во-первых, общим явлением в то время; во-вторых, она была лютеранкой, а дети - православными. С материнской стороны в роду Софьи были два немца - академики Петербургской академии наук. Елизавета Федоровна была внучкой петербургского академика, астронома Федора Ивановича Шуберта и дочерью талантливого генерала, почетного академика, геодезиста Федора Федоровича Шуберта, крупного ученого и военного деятеля, известного своими работами по геодезии и изданием географических карт России. Несмотря на то, что мать Ковалевской была немка по рождению и воспитанию, но тяготела душой ко всему русскому. Оставаясь протестанткой, она выказывала большую симпатию к обрядам православной церкви, и дом ее во всех отношениях был поставлен на русскую ногу.

По словам шведской писательницы Эллен Кей, сама же Софья Васильевна в беседе со стокгольмскими друзьями так говорила о своих связях с предками, определившими ее духовное и умственное развитие, говорила следующее: «Я получила в наследство страсть к науке от предка, венгерского короля Матвея Корвина; любовь к математике, музыке и поэзии - от деда матери с отцовской стороны, астронома Шуберта; личную любовь к свободе - от Польши; от цыганки-прабабки - любовь к бродяжничеству и неуменье подчиняться принятым обычаям; остальное - от России».

Остальное от России... В том числе и невозможность жить и работать на родине - в той самой России, которую она так любила, и о которой так безмерно тосковала. Европейская знаменитость, профессор математики Ковалевская дважды была на приеме у президента Российской академии наук, великого князя Константина Константиновича, один раз завтракала с ним и его женой. Князь был очень любезен с прославленной русской ученой и все твердил, как было бы здорово, если бы Ковалевская вернулась на родину. Но как только та сказала о своем желании присутствовать на заседании Академии, как законно избранный член-корреспондент физико-математического отделения Российской Академии, ей ответили, что пребывание женщин на таких заседаниях «не в обычаях Академии»! Большей обиды и большего оскорбления не могли нанести ей в России, и она была вынуждена вернуться в Стокгольм.

Да и многие русские математики относились к ней не дружелюбно, что обусловливалось, в том числе, антипатией к немецкому направлению в математике, к которому она принадлежала, - по той простой причине, что у себя на родине не могла ни получить высшее образование, ни свободно заниматься математикой. На пути ко всему этому стояла непреодолимая преграда - пол. В то время вход в отечественные вузы для женщин был заказан!

Тем не менее, Ковалевская получила всестороннее образование, как и нашли свое развитие ее незаурядные математические способности. Однако путь в науку оказался нелегким. И, пожалуй, только терпение и упорство Софьи помогли ей преодолеть все трудности этого пути.

В 1850-м в семье Корвин-Круковских ждали второго ребенка - мальчика. Даже голубые ленты заготовили. Родилась девочка, вторая дочь. Огорчены были все, даже мать, и не скрывали этого. Эта «нелюбовь» была известна Софье с малых лет, что приводило ее к отчуждению не только от родных, но и вообще от людей. Ребенок дичился решительно всех - своих и чужих, и детей и взрослых. Ее называли «дикаркой». Сама Ковалевская замечает в своих «Воспоминаниях»: «Во мне рано развилось убеждение, что я нелюбимая, и эго отразилось на всем моем характере. У меня все более и более стала развиваться дикость и сосредоточенность».

Однако с чего же все началось? И почему именно математика, причем вперемешку с литературой?

Первые годы Софьи прошли жизни Софьи Корвин-Круковской прошли в Москве под исключительным влиянием и заботой няни, которая заменяла ей и мать, и отца, и которая без памяти ее любила и очень баловала. Отцу, проигравшему крупную сумму денег, было не до детей, а мать, огорченная рождением дочери, а не сына, даже глядеть на нее не хотела. Воспоминания Софьи, связанные с Москвою, отрывочны, а вот последовательные воспоминания относятся уже к жизни в Калуге, куда перевели Корвин-Круковского по службе. Из этих воспоминаний вполне рисуется сама жизнь Корвин-Круковских в Калуге - тому, кто вообще знаком с образом жизни богатых людей в провинции в то время.

В 1858 году Корвин-Круковские поселились в своем имении в селе Палибино Невельского уезда, Витебской губернии (ныне - село Полибино Великолукского района Псковской области). Деревенская жизнь, разумеется, как нельзя лучше отозвалась на здоровье детей. Усадьба Круковских была истинно барская.

После войны, в конце пятидесятых годов, наряду с другими "вопиющими" вопросами возник и так называемый "женский вопрос"; о нем писали и говорили. Вероятно, под влиянием этого и Корвин-Круковский, не обращавший прежде никакого внимания на умственное развитие своих дочерей, впервые серьезно задумался над этим важным вопросом и вмешался в воспитание своих детей. Результатом этого вмешательства сначала явились неутешительные разоблачения. Ковалевская говорит в своих воспоминаниях:

"Как нередко случается в русских семьях, отец вдруг сделал неожиданное открытие, что дети его далеко не такие примерные, прекрасно воспитанные, как он полагал. До сих пор все твердили, что сестра моя чуть ли не феноменальный ребенок, умный и развитой не по летам. Теперь же вдруг оказалось, что она не только из рук вон избалована, но для двенадцатилетней девочки до крайности невежественна, даже правильно писать не умеет по-русски".

Отец Ковалевской, не любивший полумер, произвел настоящий переворот в самой системе этого воспитания. Первую гувернантку Круковских, француженку прогнали, нянюшку отставили от детской и определили смотреть за бельем, а вместо них взяли домашнего учителя И. И. Малевича и строгую гувернантку-англичанку, госпожу Маргариту Францевну Смит.

Итак, в доме Корвин-Круковских воцарилось одновременно строгое воспитание и серьезное обучение.

Сын мелкопоместного дворянина западных губерний, Иосиф Игнатьевич Малевич получил образование в высшем шестиклассном училище в местечке Креславке Витебской губернии. Он очень рано полюбил педагогическую деятельность и, выдержав установленный экзамен на звание домашнего учителя, всецело посвятил себя воспитанию и образованию юношей и девушек.

Начало своих занятий с Софьей ее учитель Иосиф Малевич описывает так: «При первой встрече с моей даровитой ученицей я увидел в ней восьмилетнюю девочку, довольно крепкого сложения, милой и привлекательной наружности, в глазах которой светился восприимчивый ум и душевная доброта. В первые же учебные занятия она обнаружила редкое внимание, быстрое усвоение преподанного, совершенную покладистость, точное исполнение требуемого и постоянно хорошее знание уроков».

В свою очередь строгая гувернантка создала для девочки почти спартанские условия: ранний подъем, обливание холодной водой, чай, занятия музыкой, уроки, в полдень - завтрак и небольшая прогулка, затем снова уроки и выполнение заданий на завтра.

Властная воспитательница Ковалевской, г-жа Смит, конечно, не имела никакого прямого влияния на ее умственное развитие; оно находилось в руках двух совершенно противоположных личностей: дяди ее Петра Васильевича Корвин-Круковского и домашнего учителя Малевича. Первый был человек не от мира сего, дилетант-самоучка, обладавший весьма разнообразными отрывочными познаниями; но энтузиаст, как нельзя более способный возбуждать интерес и развивать любознательность. Это был человек сильный физически, но кроткий и добрый, как дитя.

Малевич же нашел в доме Круковских простор и досуг для собственных занятий. Детей в семье было трое: старшая дочь была девушкой в возрасте и учению уделяла немного времени, а больше занималась чтением; младший сын был еще мал, и Малевич многие годы, строго говоря, занимался одною только Ковалевской. Он не терял времени и, пользуясь предоставленными ему средствами, следил за успехами педагогики. Живя в довольстве, в деревенской тиши, Малевич много размышлял о своем деле, обсуждал методы и, что самое главное, неуклонно чуждался рутины и шел вперед. Он говорит: "Остановиться на выработанном или довольствоваться сделанным - значит отстать от непрерывного движения человеческой мысли, а потому постоянное развитие и самосовершенствование в каждом деле, а тем более учебном, есть существенная необходимость. Да и в силах ли, в состоянии ли развивать своих питомцев тот, кто остановился в своем развитии..."

В свободное от занятий время Малевич был товарищем своей ученицы: болтал с нею о том о другом, часто детским наивным образом заставлял ученицу увлекаться и с удовольствием развивал перед нею свои взгляды и мнения о разных предметах.

Малевичу в то время было пятьдесят лет, но благодаря живому характеру и любви к детям он разделял с ученицей даже ее детские забавы: запускал при осеннем ветре огромного змея, играл в мячик - и тут же внимательно следил за нею, наблюдал и изучал ее сложный внутренний мир, задумываясь над ее будущностью. Он желал, чтобы судьба лишила ее избытка земных благ, чтобы она не пошла избитым путем других знатных и богатых девушек, а заняла бы высокое место в литературном мире; но в то же время тревожился, не слишком ли далеко зашли они в математике, и, чтобы успокоить себя, откровенно беседовал с отцом ученицы, высказывая опасения, что быстрые успехи в науках могут довести до результата противоположного ожидаемому, то есть она может пойти необычным путем. В то время женщины уже стремились к высшему образованию. И эта двойственность желаний является нам вполне понятной в Малевиче.

Малевич, конечно, знал, что жизнь людей, идущих торным путем, счастливее жизни личностей, пробивающих новую дорогу. Родители же и воспитатели всегда желают детям счастья прежде всего.

Но в то время, когда эти сомнения закрадывались в душу учителя, отец их не разделял; он гордился успехами в математике своей Софьи, но никогда ему не приходило в голову, чтобы она ради математики отказалась от видного положения в свете, на которое могла рассчитывать по своей привлекательной наружности и блестящему уму.

Малевич занимался также весьма старательно и толково с младшей Круковской русской словесностью и литературой, географией, всеобщей и русской историей. Он не только знакомил свою ученицу с фактической стороною, но старался главным образом развить в ней разностороннее логическое мышление.

Предметом его горьких размышлений в то время была старшая дочь Анна, уже зараженная идеями, носившимися в воздухе. Это была тоже очень талантливая, многообещающая, живая натура; она имела большое влияние на развитие своей младшей сестры и на ее судьбу. Ковалевская, зная лучше всякого другого способности своей сестры, никогда не могла примириться с тем, что та не заняла в жизни подобающего ей места. И это произошло - с уверенностью можно сказать - только благодаря тому, что Анна Круковская получила воспитание совершенно отличное от того, которое выпало на долю младшей сестры. Она была царицей детских балов в Москве и Калуге в том возрасте, в котором сестра ее прилежно училась под руководством доброго, но взыскательного Малевича.

С раннего детства Анну приучали к лени и рассеянности; затем - уединенная жизнь в деревне, так плодотворно отозвавшаяся на развитии Софьи Круковской, - не принесла никакой пользы Анне, а только сделала из нее фантазерку, мечтательницу и лишила возможности в юности изучить жизнь. Отсутствие систематического образования и привычки к труду помешали ей приобрести высшее образование, а ее общее развитие и другие условия препятствовали ей быть просто счастливой. Смерть рано положила конец ее во всех отношениях неудачной жизни, но она останется жить в воспоминаниях своей знаменитой сестры.

Софья с детства отличалась богатым воображением и фантазиями, а также повышенной нервной возбудимостью, у нее даже случались нервные припадки, а в зрелом возрасте она страдала нервными заболеваниями.

Был у Софьи и такой признак большой нервозности, как доходящее до ужаса отвращение к уродствам, например, рассказы о родившихся домашних животных с пятью лапами или тремя глазами, а также страх перед всякого рода жестокостями. Даже вид разбитой куклы внушал ей панический страх. Однажды именно такая кукла, из головы которой болтался вышибленный черный глаз, довела ее до конвульсий.

Как известно, по причине «женского пола» она не могла ни получить в свое время полноценное высшее образование, ни иметь возможность свободно реализовываться как математик. И лишь ее колоссальное трудолюбие, воля и талант в сочетании с помощью и поддержкой друзей помогли ей в преодолении всех жизненных преград и препятствий. Закалка началась еще с детства. Считая себя «нелюбимой» и стремясь хоть как-то заслужить родительскую любовь, Соня старательно училась. И вскоре сделалась гордостью семьи, сознавая, что все считают ее очень знающей для ее лет. У нее проявлялись признаки упорства, дисциплины и сильной воли.

Интерес к математике проявился не сразу, стимулом послужил самый обычный разговор девочки с отцом, который однажды за обедом спросил свою дочь: «Ну что, Софа, полюбила ли ты арифметику?» «Нет, папочка», - был ее ответ. На что учитель отреагировал с некоторым волнением: «Так полюбите же ее, и полюбите больше, чем другие научные предметы!» Не прошло и четырех месяцев, как Софа сказала отцу: «Да, папочка, я люблю заниматься арифметикой: она доставляет мне удовольствие».

2. Годы научной деятельности

В своих научных исследованиях Ковалевская перебирала все возможные решения поставленной задачи, попутно разбирая и совершенствуя уже существовавшие решения других математиков, и внесла свой ощутимый вклад в развитие математики XIX века. Как только Ковалевская уносилась в мир математики, она полностью забывалась, с этого момента все неурядицы, трудности и житейские проблемы уходили на второй план и не имели никакого значения.

«Стоит только коснуться мне математики, - говорила она, - и я опять забуду обо всем на свете».

Как велика власть охватывающего тебя вдохновения! - ощущение, не поддающееся словесному описанию...

Математика - это, прежде всего, логика. А также - строгая структура и система.

Вопрос о любви к математике так часто задавался Ковалевской, что она сама на него давала весьма определенный ответ: «Первоначальным систематическим обучением математике я обязана И. И. Малевичу. В особенности хорошо и своеобразно Малевич преподавал арифметику. Однако я должна сознаться, что в первое время, когда я начала учиться, арифметика не особенно меня интересовала. Только ознакомившись несколько с алгеброй, я почувствовала настолько сильное влечение к математике, что стала пренебрегать другими предметами. Любовь к математике проявилась у меня под влиянием дяди Петра Васильевича Корвин-Круковского... от него мне пришлось впервые услышать о некоторых математических понятиях, которые произвели на меня особенно сильное впечатление. Дядя говорил о квадратуре круга, об асимптотах - прямых линиях, к которым кривая постепенно приближается, никогда их не достигая, и о многих других совершенно непонятных для меня вещах, которые, тем не менее, представлялись мне чем-то таинственным и в то же время особенно привлекательным».

Эти рассказы «наэлектризовали» девочку. По счастливой случайности даже стены детской комнаты были оклеены записками по дифференциальному и интегральному исчислению Остроградского. Оказывается, когда Корвин-Круковские переезжали из Петербурга в свое имение Палибино, они заново обставляли и оклеивали обоями комнаты дома. На одну из детских обоев не хватило, выписывать их из Петербурга было сложно, решили до удобного случая покрыть стену простой бумагой. На чердаке нашли листы литографированных лекций Остроградского о дифференциальном и интегральном исчислении. Соня заинтересовалась странными знаками, испещрявшими листы, и подолгу простаивала перед ними, пытаясь разобрать отдельные фразы. От ежедневного разглядывания вид многих формул, хотя они были и непонятны, запечатлелся в памяти. И когда ей пришлось столкнуться с решением дифференциальных уравнений, она их освоила мгновенно, поразив учителей - «как будто знала об этом раньше».

Путь Ковалевской в математике был тернист, как ни у кого другого, по той простой причине, что она была... женщиной.

Болезнь старшей Корвин-Круковской заставила в начале сентября 1866 года мать с дочерьми провести зиму в Швейцарии, в Монтрё. На святках 1866 года в Палибине было получено письмо от младшей Корвин-Круковской; она просила отца приехать к ним и привезти с собою Малевича с математическими книгами, говоря, что имеет желание заняться математикой. "Я с удовольствием согласился на эту поездку, - говорит Малевич, - и провел несколько счастливейших месяцев в путешествии со своими ученицами и их братом, моим учеником, в прелестной Швейцарии и Германии". По возвращении из-за границы решено было поместить сына в одну из петербургских гимназий. Для того чтобы разузнать, в какое заведение лучше отдать сына, мать с дочерьми отправились в Петербург, а в начале января 1868 года уехал туда же В. В. Корвин-Круковский с сыном; Малевич же нашел место учителя в семействе предводителя дворянства Евреинова. Так окончился палибинский период жизни Ковалевской, столь плодотворный для ее развития. Надо отдать справедливость настойчивой англичанке: она значительно укрепила здоровье молодой девушки, хоть и не сделала из нее английской мисс; она с большим горем оставила дом Корвин-Круковских, сохранив, однако, постоянную связь со всею семьей, преимущественно же с Ковалевской. Последняя, в свою очередь, привязалась к своей строгой, доброжелательной и добросовестной воспитательнице и трогательно описала ее отъезд в своих "Воспоминаниях", не скрывая, впрочем, что была в то же время и рада избавиться от бдительного надзора гувернантки, которая мешала ее сближению с сестрой. Жизнь Анюты приобретала все больший и больший интерес в глазах сестры: Анюта сделалась писательницей и потихоньку от отца переписывалась с Достоевским, поместившим две ее повести в журнале "Эпоха".

Болезнь любимой сестры и первое путешествие за границу не отвлекли, как мы видели, Ковалевскую от занятий математикой. Она настойчиво желала их продолжать и занималась с Малевичем, переезжая из города в город. За границей она теснее сблизилась с сестрою и с матерью.

В 1867-1868 годах сестры Корвин-Круковские появились в Петербурге. Они с матерью поселились в доме своих теток на Васильевском острове. Квартира тетушек была очень большой, но состояла из множества маленьких клетушек, загроможденных массой ненужных, некрасивых вещиц и безделушек, собранных в течение долгой жизни двух аккуратных "девствовавших" немочек.

Вот как описывает Софью одна ее подруга: «Она производила своеобразное впечатление своею детскою наружностью, доставившей ей ласковое прозвище «воробышка». Ей минуло уже 18 лет, но на вид она казалась гораздо моложе. Маленького роста, худенькая, но довольно полная в лице, с коротко обстриженными вьющимися волосами каштанового цвета, с необыкновенно выразительным и подвижным лицом, с глазами, постоянно менявшими выражение, то блестящими и искрящимися, то глубоко мечтательными, она представляла собою оригинальную смесь детской наивности с глубокою силою мысли... она не обращала ни малейшего внимания на свою наружность и свой туалет, который отличался необыкновенною простотою, с примесью некоторой беспорядочности, не покидавшей ее всю жизнь».

В Петербурге Софья брала уроки высшей математики у известного педагога А. Н. Страннолюбского. Не взирая на запреты высшего «женского» образования, она добилась разрешения слушать лекции И. М. Сеченова и заниматься анатомией у В. Л. Грубера в Военно-медицинской академии.

Необыкновенно быстрые успехи окрылили ее и утвердили в намерении поступить в какой-нибудь иностранный университет; двери русских университетов в то время были закрыты для женщин. Ковалевская была уверена, что отец не пустит ее одну учиться за границу, и не знала, как быть. Одним словом, ей захотелось, загорелось ехать учиться; отца же, во всяком случае, нельзя было уломать скоро. Для того чтобы просто иметь возможность получить высшее образование, ей пришлось заключить фиктивный брак с нелюбимым человеком, Владимиром Онуфриевичем Ковалевским, которым она очень тяготилась, и который впоследствии считала большой ошибкой. Именно Анна подтолкнула Софью к этому решению, чтобы «освободиться от родительской опеки» и «семейного гнета.

В 1869 году Софья уехала в Германию в город Гейдельберг, где изучала математику и посещала лекции немецких ученых Кирхгофа, Гельмгольца Дюбуа-Реймона. В 1870 году переехала в Берлин, где четыре года работала у великого математика Вейерштрасса, согласившегося давать ей частные уроки (в Берлинский университет женщины тоже не допускались). В июле 1874 года Гельтингенский университет заочно, без формальной защиты, на основании трех математических работ Ковалевской, представленных Вейерштрассом, присудил ей степень доктора философии по математике и магистра изящных искусств «с самой высшей похвалой». Трех отличных работ хватило, чтобы Гельтингенский университет простил, по словам Вейерштрасса, «принадлежность Сони к слабому полу».

Основные научные труды С.В. Ковалевской посвящены математическому анализу, механике и астрономии. В июле 1874 года на основании трех работ Ковалевской, представленных Вейерштрассом, - «К теории уравнений в частных производных» (изд. 1874), «Дополнения и замечания к исследованию Далласа о форме кольца Сатурна» (изд. 1885), «О приведении одного класса абелевых интегралов третьего ранга к интегралам эллиптическим» (изд. 1884). В аналитической теории дифференциальных уравнений с частными производными (метод мажорации) одна из теорем называется теоремой Коши-Ковалевской.

Как известно, в научных поисках Ковалевскую сопровождал ее учитель - немецкий математик, профессор Берлинского университета Карл Вейерштрасс, не посоветовавшись с которым, она боялась выносить на суд свои математические изыскания.

Даже сама, став великой и знаменитой, она считала себя лишь ученицей школы Вейерштрасса, за что коллеги постоянно упрекали ее в не самостоятельности и даже сомневались в том, а ее ли это труды. Что совершенно неверно! Великий Вейерштрасс, вырастив и воспитав Ковалевскую-математика, в дальнейшем лишь рецензировал труды ученицы, но никак не участвовал в их разработке. Не обладай Ковалевская собственным математическим дарованием и врожденным природным трудолюбием, она никогда бы не стала тем, кем стала!

Окрыленная успехом, «аттестованная» Ковалевская устремилась на родину, чтобы преподавать математику в Петербургском университете. Однако не смогла не то что получить место в университете, но даже не была привлечена к преподаванию на открывшихся к этому времени Высших женских курсах, после чего почти на 6 лет отошла от научной работы.

В 1879 году, по предложению математика П. Л. Чебышева, на VI съезде русских естествоиспытателей и врачей Ковалевская прочитала доклад об абелевых интегралах. Весной 1880 года в поисках работы она переехала в Москву, но в Московском университете ей тоже не разрешили сдать магистерские экзамены. Потеряв надежду быть полезной родине, она покинула страну, уехав в Берлин, а затем в Париж. Попытки Ковалевской получить место профессора на Высших женских курсах во Франции тоже не имели успеха. И в 1883 году она снова вернулась в Россию. На VII съезде русских естествоиспытателей и врачей в 1883 году Ковалевская доложила работу «О преломлении света в кристаллах», которая была встречена «на ура», но предложений о работе снова не последовало...

И только 33 года Софья Ковалевская получила приглашение занять должность приват-доцента в Стокгольмском университете и в ноябре 1883 года выехала в Швецию. Чуть позднее, летом 1884 года, она была назначена профессором Стокгольмского университета и в течение восьми лет прочла двенадцать курсов лекций, в том числе и курс механики.

Огромную помощь Софье Ковалевской в этом деле оказал ее давний друг, тоже ученик Карла Вейерштрасса, шведский математик Миттаг-Леффлер. Софья познакомилась с гельсингфорсским профессором еще в 1876 году. И с первой минуты их знакомства он, большой сторонник женского образования, страстно желал открыть ей возможность преподавать в университете. Он сразу же попытался добиться для нее доцентуры в Гельсингфорсском университете, но безуспешно.

В 1880 году Миттаг-Леффлер посетил Ковалевскую в Петербурге во время съезда естествоиспытателей и заново зажег в ней самые смелые надежды на будущее.

В 1881 году в Стокгольме основался новый университет, и Миттаг-Леффлер принимал в этом деле самое активное участие. Он сообщил Ковалевской о намерении добиться для нее кафедры в новом университете. И добился.

Можно себе представить, какое впечатление произвело это на Ковалевскую в то время, когда она получала отказ за отказом. Желание работать по-прежнему ожило в ней с полной силой. Да и чисто в житейских вопросах семья Митгаг-Леффлера всячески помогала Софье, оказавшейся вдали от родины.

В 1888 году Ковалевской был написан труд «Задача о вращении твердого тела вокруг неподвижной точки». После классических работ Эйлера и Лагранжа Ковалевская впервые продвинула вперед решение этой задачи, найдя новый случай вращения не вполне симметричного гироскопа, когда решение задачи поводится до конца. В этом же году Парижская Академия наук за эту работу присудила Ковалевской премию Бордена, увеличенную ввиду большой ценности этой работы. В следующем году за вторую работу о вращении твердого тела ей была присуждена премия Шведской Академии наук. Ковалевская получила мировое признание как ученый. Вот что пишет по этому поводу сама Софья Ковалевская:

"Результаты превзошли мои ожидания. Всех работ было предложено около пятнадцати, но достойною премии была признана моя. Но этого мало. Ввиду того, что та же тема задавалась уже три раза подряд и каждый раз оставалась без ответа, а также в силу важности достигнутых мною результатов Академия постановила назначенную первоначальную премию и размере 3000 франков увеличить до 5000 франков. После этого был вскрыт конверт, и все узнали, что я автор этого трупа. Меня сейчас же уведомили, и я поехала в Париж, чтобы присутствовать на назначенном по этому поводу заседании Академии наук. Меня приняли чрезвычайно торжественно, посадили рядом с президентом, который сказал лестную речь, и вообще я была осыпана почестями».

В ее жизненной и научной карьере это было время триумфа. Она была счастлива. И по-прежнему мечтала о научной работе в России. Но всякий раз получала отказ, хотя и была избрана членом-корреспондентом Петербургской Академии наук, правда, после того как перед этим в России был специально решен принципиальный вопрос «О допущении женщин к избранию в члены-корреспонденты Академии наук».

По общепринятому мнению, Ковалевская не принадлежала к гениям математической науки - потому что «не произвела реформы». Но, по тому же мнению, «была равной самым талантливым из математиков-мужчин своего времени, так как глубоко проникала в существующие методы науки, искуснейшим образом пользовалась ими, распространяла и развивала их, делая совершенно новые, блестящие открытия, и легко справлялась с самыми тяжелыми затруднениями».

Можно было бы согласиться с тем, что Ковалевская не принадлежала к гениям, если бы, во-первых, ей изначально не препятствовали в получении образования и занятиях наукой, а во-вторых, если бы... она не умерла так рано. Ведь ей в ту пору - научного расцвета и триумфа - шел всего лишь 42-ой год! Для сравнения, это был тот же самый возраст, в котором ее знаменитый учитель Карл Вейерштрасс тоже не успел еще создать никакой математической школы и произвести реформы в современном анализе.

Когда человек умирает в лучшую пору своей жизни - в то время, когда талант его еще способен развиваться, очень трудно определить, до каких вершин он мог бы дойти, если бы продолжал жить...

3. Литературная и общественная деятельность

Как известно, Софья Ковалевская проявилась не только в математике, но и в области литературы, как писательница.

Под влиянием старшей сестры у младшей развилась любовь к литературе, способность анализировать свой внутренний мир, глубоко задумываться над вопросами жизни. Вообще, можно сказать, что жизнь Ковалевской пошла бы иначе, если бы в нее не вмешалась слишком рано сестра.

В доме Корвин-Круковских вообще царствовала тишь да гладь, потому что всем было привольно и просторно; все могли жить, нисколько не стесняя друг друга. Однако и при таком просторе Софья Круковская во многих отношениях была стеснена и нисколько не избалована. Она любила читать и писать стихи, но та и другая из этих склонностей встречали противодействие в строгой англичанке; чтение она подвергла строгой цензуре, писание же стихов было совсем исключено из воспитания нормальной девочки, в какую англичанка стремилась превратить нервную Софу. Но Ковалевская с детства любила поэзию, у нее был целый мир фантазий; она говорила:

"Самая форма, самый размер стихов доставляли мне необычайное наслаждение; я с жадностью поглощала все отрывки русских поэтов, и чем высокопарнее была поэзия, тем более она мне приходилась по вкусу. Баллады Жуковского долго были единственными известными мне образцами русской поэзии; хотя у нас была обширная библиотека, но она состояла преимущественно из иностранных книг; ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Некрасова в ней не было".

Ее драма «Борьба за счастье» (1887, совместно со шведской писательницей А. Ш. Леффлер-Эдгрен), написанная на шведском языке и переведенная на русский язык, ставилась в России. Также Ковалевской были написаны роман «Нигилистка» (1891), мемуары «Воспоминания детства» (1890), «Воспоминания о Джордж Элиот», «Три дня в крестьянском университете в Швеции», «Vae victis» («Горе побежденным!»), «Письмо в неизвестную редакцию», «Отрывок из романа, происходящего на Ривьере», несколько фельетонов, напечатанных в «Новом времени» и в «Русских ведомостях». Многое другое, особенно не законченное, было утеряно после ее смерти.

Но литературная деятельность служила для Софьи, скорее, отдыхом, нежели работой, хотя она и говорила: «Что до меня, то я всю мою жизнь не могла решить: к чему у меня больше склонности - к математике или к литературе?

Памятен Ковалевской был тот счастливый день, когда, по настоянию учителя Малевича, была куплена ей хрестоматия Филонова. Она читала "Мцыри" и "Кавказского пленника" до тех пор, пока гувернантка не пригрозила отнять драгоценную книгу.

Она увлекалась русской и зарубежной литературной классикой и чуть ли не с пятилетнего возраста сама сочиняла стихи, но строгая гувернантка стремилась искоренить в ней эту «вредную привычку». И если мадам Смит попадался на глаза клочок бумажки, исписанный стихами ее ученицы, она прикалывала его булавкой к плечу девочки и потом при всех декламировала стихи, коверкая их и искажая. После чего впечатлительная Софья переставала на время писать стихи, но сочиняла их в уме и читала вслух, играя в мячик.

ПРИШЛОСЬ ЛИ...

С. Ковалевская

Пришлось ли раз вам безучастно,

Бесцельно средь толпы гулять

И вдруг какой-то песни страстной

Случайно звуки услыхать?

На вас нежданною волною

Пахнула память прежних лет,

И что-то милое, родное

В душе откликнулось в ответ.

Казалось вам, что эти звуки

Вы в детстве слышали не раз,

Так много счастья, неги, муки

В них вспоминалося для вас.

Спешили вы привычным слухом

Напев знакомый уловить,

Хотелось вам за каждым звуком,

За каждым словом уследить.

Внезапно песня замолчала,

И голос замер без следа.

И без конца и без начала

Осталась песня навсегда.

Как ненавистна показалась

В тот миг кругом вас тишина.

Как будто с болью оборвалась

В душе отзывная струна!

| И как назойливо, докучно

Вас всё напев тот провожал;

Как слух ваш, воле непослушный

Его вам вечно повторял!

Страница рукописи стихов Софьи Ковалевской

Это раннее развитие фантазии и стремление к поэзии шли рука об руку с приобретением «положительных» знаний. В классной комнате маленькая Софья была в высшей степени сосредоточена и серьезна, а в свободное время отдавалась фантазии и поэзии. Две склонности, обыкновенно признаваемые не только противоположными, но и исключающими одна другую, уживались в ней как нельзя лучше. Склонность к математике до тех пор, пока не перешла в активное стремление к высшему образованию, встречала сочувствие отца, поэтому могла проявляться беспрепятственно; для удовлетворения же своего влечения к литературе Софья должна была прибегать к хитрости и вообще бороться со своей гувернанткой.

По воспоминаниям современников, Ковалевскую считали блестящей собеседницей, на любом вечере возле нее всегда образовывался кружок слушателей.

Здесь же отметим ее внутренний настрой на борьбу за активные правовые преобразования в стране (всеобщее веяние в России второй половины XIX века): «В детстве я не мечтала так горячо ни о чем, как только о том, чтобы принять участие в каком-нибудь польском восстании». Этим объясняется и выбор Ковалевской названия романа - «Нигилистка», и попадание Софьи в списки «ослушниц», выехавших из страны по причине получить высшее образование. Нигилистами называли себя наиболее демократические слои русской интеллигенции, ратовавшие за реформы и многие правовые перемены в царской России. Проводником новых идей в семье Корвин-Круковских явилась старшая дочь Анна. Занятая своими уроками, Софья долгое время в этом отношении была только отголоском старшей сестры. Самостоятельное увлечение Софьи идеями шестидесятых годов началось только в Петербурге в 1868 году. Вспоминая потом об этом периоде своей жизни, Ковалевская говорила своему другу, шведской писательнице Леффлер:

«Мы так сильно увлекались новыми идеями, открывавшимися перед нами, мы так глубоко были убеждены, что существующее состояние общества не может долго продлиться, мы уже видели наступление нового времени, времени свободы и всеобщего просвещения, мы мечтали об этом времени, мы были глубоко убеждены, что оно скоро наступит! И нам была невероятно приятна мысль, что мы живем одною общей жизнью с этим временем.»

Таким образом, уехав в Петербург, Софья Ковалевская оказалась в кругу нигилистов.

В своей книге «Воспоминания и письма» Софья Ковалевская говорит: «Я понимаю, что вас так удивляет, что я могу заниматься и литературой и математикой. Многие, которым никогда не представлялось случая более узнать математику, смешивают ее с арифметикой и считают ее наукой сухой и бесплодной. В сущности же это наука, требующая наиболее фантазии, и один из первых математиков нашего столетия говорит совершенно верно, что нельзя быть математиком, не будучи в то же время и поэтом в душе. Только, разумеется, чтобы понять верность этого определения, надо отказаться от старого предрассудка, что поэт должен что-то сочинять несуществующее, что фантазия и вымысел - это одно и тоже. Мне кажется, что поэт должен видеть то, чего не видят другие, видеть глубже других. И это,- же должен и математик. Что до меня касается, то я всю мою жизнь не могла решить: к чему у меня больше склонности - к математике или к литературе? Только что устанет голова над чисто абстрактными спекуляциями, тотчас начинает тянуть к наблюдениям над жизнью, к рассказам, и, наоборот, в другой раз вдруг все в жизни начинает казаться ничтожным и неинтересным, и только одни вечные, непреложные законы привлекают к себе. Очень может быть, что в каждой из этих областей я сделала бы больше, если бы предалась ей, но, тем не менее, я ни от одной из них не могу отказаться совершенно».

Литературными рассказами о русских людях и вообще о России Ковалевская пыталась заглушить тоску по родине. После научного триумфа, какого она достигла, стало еще невыносимее скитаться по чужой земле. Но шансов на место в русских университетах не было. И в нескончаемых беседах о жизни со своими шведскими друзьями для самой Ковалевской выяснилось, «как мало она жила, как мало она любила». И она сама начинала все менее ценить то, чем обладала, и все глубже чувствовать то, чего ей так не хватало.

ЕСЛИ ТЫ В ЖИЗНИ...

С. Ковалевская

Если ты в жизни хотя на мгновенье

Истину в сердце твоем ощутил,

Если луч правды сквозь мрак и сомненье

Ярким сияньем твой путь озарил:

Что бы в решенье своем неизменном

Рок ни назначил тебе впереди,

Память об этом мгновенье священном

Вечно храни, как святыню, в груди.

Тучи сберутся громадой нестройной,

Небо покроется черною мглой,

С ясной решимостью, с верой спокойной

Бурю ты встреть и померься с грозой.

Лживые призраки, злые виденья

Сбить тебя будут пытаться с пути;

Против всех вражеских козней спасенье

В собственном сердце ты сможешь найти;

Если хранится в нем искра святая,

Ты всемогущ и всесилен, но знай,

Горе тебе, коль врагам уступая,

Дашь ты похитить ее невзначай!

Лучше бы было тебе не родиться,

Лучше бы истины вовсе не знать,

Нежели, зная, от ней отступиться,

Чем первенство за похлебку продать,

Ведь грозные боги ревнивы и строги,

Их приговор ясен, решенье одно:

С того человека и взыщется много,

Кому было много талантов дано.

Ты знаешь в писанье суровое слово:

Прощенье замолит за все человек,

Но только за грех против духа святого

Прощения нет и не будет во век.

А не хватало... любви. Причем всегда.

В ее жизни было три «любви», если можно так выразиться.

«Любовь-мечта» - это Федор Михайлович Достоевский, по тем временам и по мнению отца «журналист и бывший каторжник», к которому юная Софья питала самые горячие чувства, но безответно. Сердце Достоевского принадлежало не Софье, а ее старшей сестре Анне, подающей надежды писательнице и царице балов в Москве и Калуге. Но красавица Анна отвергла Достоевского, чем вызвала полное непонимание Софьи и радость одновременно. Однако Федор Михайлович относился к юной Софье не более чем как к милому ребенку, не заглядывая в глубины ее души, которая страдала от любви к нему.

«Любовь-фикция» - Владимир Онуфриевич Ковалевский (в то время издатель, а в будущем известный ученый палеонтолог), согласившийся «освободить от семейной деспотии» не искательницу приключений Анну, а талантливую и вдумчивую Софью, и заключивший с ней фиктивный брак с целью ее выезда заграницу для получения высшего образования. После многих лет фиктивного брака Софья согласилась на интимную близость, и в 1878 году в семье Ковалевских родилась дочь. Они пытались создать настоящую семью, но безрезультатно. Владимира, так же как и Софью, увлекала наука. Долг перед семьей заставил его заняться коммерческими делами, причем на наследственные деньги Софьи. Потерпев полное фиаско в бизнесе, истративший все деньги семьи и обвиненный партнерами в спекуляции, Владимир на фоне развивавшегося тяжелого душевного расстройства пришел в полное отчаяние и весной 1883 года лишил себя жизни.

«Любовь-страсть» - Максим Ковалевский, ученый правовед, юрист-социолог, по иронии судьбы однофамилец. На этот раз судьба свела Софью с человеком, который вызвал в ней, по всей вероятности, неизвестные ей до того чувства.

Сообщая подруге о своем возлюбленном «М», как она его называла, Софья писала: «Если бы М. остался в Стокгольме я не знаю, право, удалось ли бы мне окончить свою работу. Он такой большой, такой grossgeschlagen и занимает так много места не только на диване, но и в мыслях. К довершению всего, он - настоящий русский».

Высокий, красивый, умный, самоуверенный до самовлюбленности, полный сил и энергии, Максим Максимыч любил жизнь и, судя по всему, очень любил женщин - всех и сразу полюбил он и 38-летнюю Софью, правда, ненадолго. Они даже собирались пожениться, но из-за повышенных требований Софьи их отношения настолько запутались, что чувство не успев набрать высоту, потерпело полное крушение.


Заключение

Ковалевская не стремилась активно к семейственности, хотя и хотела этого. Не была избалована и земными благами - лишь в детстве, когда жила в доме родителей, и пожалуй, в конце жизни, когда получила материальное вознаграждение за научные труды. Не было в ее жизни и изобилия любви.

Ее жизнь закончилась слишком рано, неожиданно... Она скончалась на сорок втором году от рождения 29 января (10 февраля) 1891 года. Почти полжизни провела она в общей сложности за границей и погребена в Стокгольме. Многие, не знавшие ее близко, могут из этого заключить, что она мало жила русской жизнью. Такое предположение покажется еще более вероятным, если мы вспомним, что по матери Ковалевская была немецкого происхождения. Несмотря на это, она получила чисто русское воспитание и, находясь в Берлине, Париже, Ницце, Стокгольме, жила русскими интересами, думала, чувствовала и поступала по-русски. И, как мы знаем, всё это не помешало ей сделаться европейской знаменитостью.

Математик Миттаг-Леффлер говорил, что в уме Ковалевской зрела идея о новой математической работе, которая должна была превзойти все сделанное ею до сих пор. Писательница Эллен Кей утверждала, что слышала от Ковалевской содержание многих прекрасно задуманных повестей. Сама же Софья за день до своей смерти сказала, что начнет писать повесть «Когда не будет больше смерти».

Но болезнь ее развивалась с удивительной быстротою, она впадала в беспамятство и даже не имела возможности думать о смерти, которой всегда так страшилась; только в последний день своей жизни она сказала: мне кажется, я не вынесу этой болезни, со мной должна произойти какая-то перемена. У нее обнаружилось сильное воспаление легких. Недостаток дыхания увеличивался наследственным, хотя и весьма легким, пороком сердца. Страдания свои она переносила кротко и терпеливо, выражала благодарность окружавшим ее друзьям и боялась их беспокоить. Ее дочери предстояло в эти роковые дни отправиться на детский вечер, и мать просила своих друзей позаботиться о костюме для своей девочки. Девочку, одетую в цыганский костюм, подвели к ее постели, и она ей ласково пожелала веселиться, а через несколько часов ребенка разбудили прощаться с умирающей матерью. Ковалевская скончалась для всех неожиданно, ночью 29 января 1891 года, на руках сиделки. Смерть ее вызвала общее сожаление. Из всех стран цивилизованного мира поступали в Стокгольмский университет телеграммы, и одною из первых была телеграмма от Петербургской Академии наук. В России, разумеется, эта смерть произвела сильное впечатление на всех образованных людей. Первая панихида по Ковалевской была отслужена в здании Петербургских женских курсов; мы уже говорили, что в первые годы своего пребывания в Петербурге она очень усердно занималась устройством Высших женских курсов и некоторое время состояла членом комитета; но не одни профессора и слушательницы курсов присутствовали на этой панихиде, было также много посторонних лиц из числа друзей покойной и женщин, получивших высшее образование за границей,- Ковалевская для всех них была гордостью и радостью. Академик Имшенецкий сказал речь о научных заслугах Ковалевской. В то время как в России почти повсеместно служили панихиды по Ковалевской, посылали венки и адреса в Стокгольм даже из таких отдаленных мест, как Тифлис, ее петербургские почитатели и почитательницы составили комиссию для установки ей памятника и занялись судьбой ее дочери.

Русские и иностранные газеты и журналы в память о Софье Ковалевской печатали статьи, проникнутые глубоким удивлением к ее способностям. Из Стокгольма в Россию ежедневно приходили корреспонденции с подробным описанием всех почестей, воздаваемых нашей соотечественнице в чужой стране. Ее погребение было обставлено необыкновенной торжественностью, на ее могиле образовалась целая насыпь цветов, и сказано было много глубоко прочувствованных речей, в числе которых особенно выделялась своей задушевностью речь ее шведского друга-математика Миттаг-Леффлера и русского друга-возлюбленного Максима Ковалевского.

Вскоре после смерти Ковалевской мы узнали о результатах вскрытия ее тела: легкие ее оказались совершенно пораженными острой болезнью, все другие органы найдены в таком состоянии, что обещали ей долгую жизнь. Мозг ее своим весом и присутствием в нем множества извилин вполне подтвердил общее мнение о высоком развитии ее умственных способностей.

Что ж, спасибо Германии, давшей высшее образование русской девушке, и огромная благодарность Швеции и Стокгольмскому университету за то, что именно там для Софьи Ковалевской открылась возможность достойным образом проявить свои математические познания.

Участь изгнанника - миссия многих людей «срединной земли» Европы, которым нет места на Родине. Но, живя на чужбине и служа другой стране, Софья Ковалевская до конца своих дней оставалась русскою и любила Россию...

Через пять лет на холме Линдтаген, где похоронена Софья Ковалевская, был воздвигнут памятник, средства на который собрали русские женщины. Он стоит на скате холма. Его основа - поднявшаяся волна, сделанная из слоистого гранита. На гребне волны - черный мраморный крест. У его подножия надпись: «Профессору математики С. В. Ковалевской, 3.1.1850-29.1.1891. Ее русские друзья и почитатели»

ФРИЦ ЛЕФФЛЕР «НА СМЕРТЬ СОФЬИ КОВАЛЕВСКОЙ»

Душа из пламени и дум!

Пристал ли твой корабль воздушный

К стране, куда парил твой ум,

Призыву истины послушный?

В тот звездный мир так часто ты

На крыльях мысли улетала,

Когда, уйдя в свои мечты,

О мирозданье размышляла;

Когда в вечерней тишине

В глубь неба взор твой погружался,

И в темно-синей вышине

Кольцом Сатурна любовался.

В тех сферах - числа, функций ряд,

Иному следуя порядку,

Тебе, быть может, разрешат

Бессмертья вечную загадку...

Ты преломленье световых

Лучей на призме наблюдала:

Какими там ты видишь их,

У родника их и начала?

Со светлой звездной высоты,

С участьем в просветленном взоре,

Ты смотришь в бездну темноты

На землю, на земное горе.

И здесь, порою, он видал,

Как в этот мрак, над всем царящий,

Лился, играя, сквозь кристалл

Свет, от любви происходящий.

Душа из пламени и дум!

В часы надежд и просветленья

Одну любовь считал твой ум

Надежным якорем спасенья.

Прощай! Тебя мы свято чтим,

Твой прах в могиле оставляя:

Пусть шведская земля над ним

Лежит легко, не подавляя...

Прощай! Со славою твоей

Ты, навсегда расставшись с нами,

Жить будешь в памяти людей

С другими славными умами,

Покуда чудный звездный свет

С небес на землю будет литься,

И в сонме блещущих планет

Кольцо Сатурна не затмится...


Список литературы

1. Пелагея Кочина, Игорь Зенкевич. Люди науки, С.В. Ковалевская. - М.: Просвещение, 1986 г.;

2. Стихотворения Ковалевская С. В. Избранные произведения / Сост., и примеч. Н. И. Якушина. М., "Советская Россия", 1982 г.;

3. Ковалевская С. В. Избранные произведения / Сост., и примеч. Н. И. Якушина. М., "Советская Россия", 1982 г.;

4. Литвинова Е.Ф. С.В.Ковалевская, ее жизнь и научная деятельность. - СПб., 1894. - 92 с.;

5. Кочина П.Я. Софья Васильевна Ковалевская (1850-1891). - М.: Наука, 1981г. - 312 с.;

6. I. Научные и литературные работы С. В.Ковалевской II. Жизнь и научная деятельность С. В.Ковалевской. Составитель: И. А. Павлова;

7. Ковалевская С.В. Воспоминания и письма. - Изд. испр. и доп. - М.: Изд-во АН СССР, 1961г. - 579 с.;

8. Ковалевская С.В. Воспоминания детства и автобиографические очерки / Ред. и прим. С.Я.Штрайха. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1945г. - 225 с.;

9. Вавилов С.И. Софья Васильевна Ковалевская // Памяти С.В.Ковалевской. - М., 1951г. - с.5-6.;

10. Лихтенштейн Е.С. С.В.Ковалевская: (К 50-летию со дня смерти) // Наука и жизнь. - 1941г. - № 3. - с.37-40.;

11. Ушакова О. Поговорим о великих женщинах: (К 150-летию С.В.Ковалевской) // Наука в Сибири. - 2000г.;

12. Кочина П.Я. Софья Васильевна Ковалевская: Фрагменты из книги // Наука в Сибири. - 1999г.

Интернет-ресурсы

lib.ru/ - "Классика";

tonnel.ru - Биографии. История жизни великих людей;

rulex.ru/ - Русский Биографический Словарь.

18



© 2010-2022