Классный час Искусство быть другим

Раздел Классному руководителю
Класс 7 класс
Тип Другие методич. материалы
Автор
Дата
Формат docx
Изображения Нет
For-Teacher.ru - все для учителя
Поделитесь с коллегами:

Классный час "Искусство быть другим»



Форма проведения: этический диалог


Составитель: Семукова Елена Михайловна,

учитель русского языка и литературы СОШ №36 г. Сыктывкар

Возраст участников - учащиеся 7 класса.

Оформление: таблички с эпиграфом и толкованием слов:

Нам не дано предугадать,

Как слово наше отзовется,-

И нам сочувствие дается,

Как нам дается благодать…

Ф.И.Тютчев.

Сострадание - жалость, сочувствие, возбуждаемое несчастьем другого человека. (С.Ожегов. Словарь русского языка).

Сочувствие - отзывчивое отношение к чужому чувству, участие. (С.Ожегов. Словарь русского языка.)

Эмпатия - умение видеть мир глазами других, понимать его так же, как они.

Альтруист - человек, готовый бескорыстно действовать на пользу другим, не считаясь со своими личными интересами. Противоположность - эгоист.

Советы Д. Карнеги:

1. Высказывайте свое одобрение людям.

2. Улыбайтесь!

3. Придерживайтесь дружелюбного тона.

4. Помните, что имя человека - самый сладостный для него звук.

Структурные компоненты этического диалога

Смысловые характеристики структурных компонентов этического диалога

Вывод школьников на проблему.

Здравствуйте, ребята! Сейчас мы с вами обратимся к анкетам. Вам был предложен вопрос: «Как бы вы определили искусство общения? Талант общения, дар общения - что это такое, по-вашему?»

    Построение логической цепочки развития мысли.

    Вы почти все считаете, что искусство общения - это умение общаться с людьми, а дар общения - это умение пользоваться речью (вести беседу, спорить, пользоваться формулами речевого этикета). Видимо, вы исходили из того, что язык - главное средство общения. И в этом я с вами согласна. Но… Сначала послушайте два отрывка. Отрывок из романа Л.Н.Толстого Война и мир» (т.1,ч.1, гл.17) читает учитель; отрывок из повести В. Железникова «Чучело» (гл.5) пересказывает близко к тексту ученица.)

    - О ком из героев можно сказать, что у него дар, талант общения? Почему?

    - Вы видите, что дар общения - это не только владение речью. Это прежде всего чуткое сердце - чуткость в восприятии состояния других людей, способность понять человека, умение проникнуть в его внутренний мир, разделить с ним радость или горе. Все это мы определяем одним словом эмпатия.

    Вот об эмпатии мы и поведем речь сегодня. Мы должны узнать, от чего зависит способность понимать других людей, и подумать, можно ли научиться сочувствию?

    3

    Обращение к личности ребёнка.

    - А способны ли вы к сочувствию? Давайте проверим. Для начала текст-задача про карлика.

    Карлик жил на 20-м этаже. Каждый день он поднимался на лифте до 10-го этажа, а оттуда шел вверх пешком. Почему? (Ребята выдвигают свои версии.)

    -Карлик мал ростом и мог дотянуться только до кнопки 10-го этажа. Чтобы решить эту задачу, нужно поставить себя на место человека маленького роста и увидеть мир его глазами, а мы обычно делаем наоборот - ставим кого-то на свое место: мы как бы прикидываем, а что могло бы нас самих заставить поступить таким образом.

    У А.С.Пушкина есть стихотворение «Элегия». Послушайте отрывок из него. (Учитель читает стихотворение со слов «Но не хочу, о други, умирать!» и до конца.)

    Вдумайтесь: у Пушкина жить - это мыслить и страдать. Почему он ставит рядом эти два слова? (Животное тоже может мучиться, испытывать боль и страх, холод и голод, но страдает только человек. Потому что он мыслит. Мыслящий человек не может не страдать. Он глубоко чувствует людское горе, он видит зло - и он страдает. Страдание - просветленное разумом мучение. Оно делает нас способным к сопереживанию: мы понимаем, что так же может страдать и другой человек. И это заставляет нас делать то, на что способен человек, - лечить, утешать, любить, уступать, жертвовать, даже отдавать свою жизнь - и все это во имя жизни!)

    4

    Точка наивысшего напряжения как кульминация

    - Можно ли научиться сочувствию? Можно ли развить в себе способность к страданию? Да, можно. Может быть, вам помогут два правила.

    Правило 1-е: научись ставить себя на место другого, видеть мир глазами других, понимать его так же, как они.

    Давайте выполним одно упражнение - игра-этюд «Чужая роль»:

    1)улыбнитесь, как улыбается очень вежливый; собака своему хозяину; кот на солнышке; мать младенцу;

    2) не сходя со стула, посидите так, как сидит председатель экзаменационной комиссии, пчела на цветке, наказанный Буратино, наездница на лошади, побитая собака.

    Правило 2-е: в каждом умейте видеть его достоинства. Любите людей.

    - Попробуем провести аукцион «Кто больше знает формул благодарности? Извинений?»

    Ну, а теперь попробуйте добровольно войти в роль Альтруиста. Поживите чуть-чуть в роли Доброго Ангела. Но поживите всерьез и добровольно. Исключите ради себя: это время посвятите не себе, а кому-то другому или какому-то делу, не имеющему отношения к вашим личным интересам. Не ждите ни благодарности, ни похвал, ни каких-либо знаков внимания - более того, действуйте незаметно, чтобы никто о вашем эксперименте не догадался. Попробуем? Итак, «Альтруист на минуту». Выразите свое доброе отношение к присутствующим, одну минуту побудьте в роли Доброго Ангела.

    5

    Резюме диалога

    - Л.Н.Толстой сказал: «Милосердие начинается дома. Если для проявления милосердия нужно куда-то ехать, то это едва ли милосердие».

    Сочувствие - великая человеческая способность и потребность, благо и долг.

    Нам не дано предугадать.

    Как слово наше отзовется,-

    И нам сочувствие дается,

    Как нам дается благодать,

    - так писал замечательный русский поэт Ф.И.Тютчев.

    Если вы хотите, чтобы вас окружали хорошие люди, чтобы вас любили, сами учитесь сочувствию и состраданию. Да, таким людям живется труднее и беспокойнее. Но их совесть чиста.

    Бесчувственным кажется, что им хорошо. Но это им только кажется.









    Приложение №1

    Отрывок из романа Л.Н. Толстого

    ВОЙНА И МИР (ТОМ 1)

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

    XVII

    Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.

    - Что вы, милая, - сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. - Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.

    Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».

    - Виновата-с, - сказала горничная.

    - Попросите ко мне графа.

    Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.

    - Ну, графинюшка! Какое sauté au madère [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chère! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!

    Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.

    - Что прикажете, графинюшка?

    - Вот что, мой друг, - что это у тебя запачкано здесь? - сказала она, указывая на жилет. - Это сотэ, верно, - прибавила она улыбаясь. - Вот что, граф: мне денег нужно.

    Лицо ее стало печально.

    - Ах, графинюшка!…

    И граф засуетился, доставая бумажник.

    - Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.

    И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.

    - Сейчас, сейчас. Эй, кто там? - крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. - Послать ко мне Митеньку!

    Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.

    - Вот что, мой милый, - сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. - Принеси ты мне… - он задумался. - Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.

    - Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, - сказала графиня, грустно вздыхая.

    - Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? - сказал Митенька. - Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, - прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. - Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?

    - Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.

    - Экое золото у меня этот Митенька, - прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. - Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.

    - Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! - сказала графиня. - А эти деньги мне очень нужны.

    - Вы, графинюшка, мотовка известная, - проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.

    Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.

    - Ну, что, мой друг? - спросила графиня.

    - Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…

    - Annette, ради Бога, не откажи мне, - сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.

    Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.

    - Вот Борису от меня, на шитье мундира…

    Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом - деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…

    Приложение №2

    Отрывок из повести В. Железникова «Чучело» (пересказывает близко к тексту ученик)

    Глава пятая

    - Когда я пришла в школу первый раз, то Маргарита, наша классная, позвала в учительскую Рыжего и велела ему отвести меня в класс. Мы шли с Рыжим по коридору, и я всю дорогу хотела с ним подружиться: перехватывала его взгляд и улыбалась ему. А он в ответ давился от хохота.

    Конечно, у меня ведь дурацкая улыбка - до самых ушей. Поэтому и уши я тогда прятала под волосами.

    Когда мы подошли к классу, Рыжий не выдержал, сорвался вперед, влетел в дверь и заорал:

    «Ребята! У нас такая новенькая!..» - и зашелся хохотом.

    Ну, после этого я застыла на месте. Можно сказать, одеревенела. Со мной так часто бывало.

    Рыжий вылетел обратно, схватил меня за руку, втащил в класс и снова загоготал. И каждый на его месте сделал бы то же самое. Может, я на его месте вообще умерла бы от хохота. Никто ведь не виноват, что я такая нескладная. Я и на Рыжего не обиделась и даже была ему благодарна, что он втащил меня.

    Правда, как назло, я зацепилась ногой за дверь, врезалась в Рыжего, и мы оба рухнули на пол. Платье у меня задралось, портфель вылетел из рук.

    Все, кто был в классе, окружили меня и с восторгом рассматривали. А я встала, и улыбочка снова растянула мой рот - не могу, когда меня в упор разглядывают.

    Валька закричал:

    «Рот до ушей, хоть завязочки пришей!»

    Васильев засунул пальцы в рот, растянул губы, корчил страшные рожи и кричал:

    «Я тоже так могу! У меня тоже рот до ушей, хоть завязочки пришей».

    А Лохматый, давясь от смеха, спросил:

    «Ты чья такая?»

    «Бессольцева я… Лена», - и я снова по-дурацки улыбнулась.

    Рыжий в восторге закричал:

    «Ребята!.. Это же внучка Заплаточника!»

    Ленка оборвала свой рассказ и покосилась на Николая Николаевича.

    - Ты давай, давай, не смущайся, - сказал Николай Николаевич. - Я же тебе говорил, как я к этому отношусь. В высшей степени снисходительно и совсем не обижаюсь.

    - Ну, а я-то об этом не знала, - продолжала Ленка. - И вообще про твое прозвище ничего не знала… Ну, не была готова… «Мой дедушка, - говорю, - Заплаточник?.. За что вы его так прозвали?..»

    «А чего плохого? - ответил Лохматый. - Меня, например, зовут Лохматый. Рыжего - Рыжий. А твоего деда - Заплаточник. Звучно?»

    «Звучно», - согласилась я.

    Я подумала, что они веселые и любят пошутить.

    «Значит, вы хорошо знаете моего дедушку?» - спросила я.

    «А как же, - сказал Лохматый. - Он у нас знаменитый».

    «Да, да… очень знаменитый, - подхватил Валька. - Как-то в личной беседе я спросил твоего дедушку, почему он не держит собак. И знаешь, что он мне ответил? "Я, говорит, не держу собак, чтобы не пугать людей".

    Я обрадовалась:

    «Вот, говорю, здорово».

    И другие ребята тоже подхватили:

    «Здорово, здорово!»

    «Мы эти его слова всегда помним, - продолжал Валька, - когда яблоки в его саду… Ну, как это называется?..»

    «Собираем», - подхватил Рыжий.

    Все почему-то снова захохотали.

    Ленка вдруг замолчала и посмотрела на Николая Николаевича.

    - Вот дура какая, - сказала она. - Только сейчас поняла, что они надо мной смеялись. - Ленка вся вытянулась, тоненькая, узенькая. - Мне надо было тогда тебя защитить… дедушка!

    - Ерунда, - ответил Николай Николаевич. - Мне даже нравилось, что они у меня яблоки таскали. Я за ними часто подглядывал. Они шустрили по саду, бегали пригнувшись, набивали яблоки за пазуху. У нас с ними была вроде как игра. Я делал вид, что не вижу их, а они с отчаянной храбростью таскали яблоки, можно сказать, рисковали жизнью, но знали, что им за это ничего не будет.

    - Ты добрый! Я и тогда им ответила, что ты добрый.

    А Попов сказал:

    «Моя мамаша ему на пальто пришивала заплатки. Говорит: "Вы же отставной офицер. У вас пенсия. Вам неудобно с заплатками". А он - это, значит, ты, дедушка: "У меня лишних денег нет".

    «Ну ты, Попов, даешь! - крикнул Рыжий. - Ты что же, думаешь, что он жадный?»

    А Валька подхватил:

    «Он жадный?! Он моей бабке за картину отвалил триста рублей. Это, говорит, картина моего прапрапрапра…»

    Все развеселились и стали выдумывать, кто что мог:

    «Бабушки!»

    «Тетушки!»

    И тут я стала хохотать. Правда, смешно, что они нашего прапрадедушку переделали в прабабушку и в пратетушку? - спросила Ленка у Николая Николаевича. - Хохочу я и хохочу, никак не могу остановиться. Я если хохочу, то обо всем забываю.

    Ленка неожиданно коротко рассмеялась, будто колокольчик звякнул и упал в траву, и снова сжала губы.

    - Это раньше я обо всем забывала, - поправилась Ленка и с угрозой добавила: - А теперь… - Она замолчала.

    Николай Николаевич терпеливо ждал продолжения ее рассказа. Он дал себе слово не перебивать ее. Да и самому ему хотелось разобраться во всей этой истории. И слушать Ленку было легко, потому что переливы ее голоса, выражение глаз, которые то затухали, как облитые водой горящие угли, то вновь пламенно и неожиданно вспыхивали, завораживали его.

    За всю свою долгую жизнь Николай Николаевич не видел подобного лица. От него веяло таинственной силой времени, как будто оно пришло к нему через века. Он это ощущал остро и постоянно.

    А может быть, это чувство возникло у него после появления в доме «Машки»?

    - Вообще-то я никогда бы не кончила смеяться, если бы не Валька, - снова заговорила Ленка. - Ему было смешно, что ты купил у его бабки картину за триста рублей.

    «Бабка, говорит, от радости чуть не померла. Думала, получит двадцатку, а он ей триста!..»

    Валька подбежал к доске и нарисовал квадрат, не больше портфеля.

    «Вот за такую махонькую картинку - три сотни! - визжал Валька. - А на картинке была нарисована обыкновенная тетка с буханкой».

    - «Женщина с караваем хлеба», - строго и многозначительно вставил Николай Николаевич.

    - Я-то знаю, ты не волнуйся, я-то знаю все твои картины, - оправдывалась Ленка и продолжала:

    «И еще передай своему деду, - закричал горластый Валька, - что мы его поздравляем, что у него такая внучка… Ну точно как он!»

    «Они с Заплаточником - два сапога пара!» - вставил Рыжий.

    А я почему-то подхватила:

    «Правильно, мы с дедушкой два сапога пара!»

    Николай Николаевич совершенно отчетливо представил себе, как Ленка, вероятно от растерянности, выкрикнула эти слова. И как бы радуясь им, она подпрыгнула на месте и завертела головой, как попугайчик, и уголки губ у нее закрутились вверх. Ему нравилась ее беспомощная и открытая улыбка. А для них это потеха - и только.

    - Лохматый так и крикнул:

    «По-те-ха! Ну и потешная ты, Бессольцева Лена!»

    А Рыжий, разумеется, подхватил:

    «Не потешная она. А чучело!»

    «Огородное!» - захлебнулся от восторга Валька.

    Конечно, они стали хохотать над Ленкой, выкаблучиваясь каждый на свой лад.

    Кто хватался за живот, кто дрыгал ногами, кто выкрикивал: «Ой, больше не могу».

    А Ленка, открытая душа, решила, что они просто веселились, что они смеялись над ее словами, над ее шуткой, а не над нею самою.

    Ленка заметила, что Николай Николаевич как-то подозрительно притаился, словно его что-то не устраивало в ее рассказе.

    - Дедушка, ты меня не слушаешь? - спросила она дрогнувшим голосом. - А почему?

    Николай Николаевич смущенно поднял на нее глаза, не зная, как поступить, - и правду ему говорить не хотелось, чтобы лишний раз не огорчать Ленку, и врать было трудно.

    - Не отвечай! - Ленку как молнией пронзило - она обо всем догадалась. - Тебе меня жалко стало? Да? Они надо мной смеялись? Да?.. Уже тогда? - Она жалобно улыбнулась: - Подумать только, а я не догадалась. Все приняла за чистую монету… Точно. Смеялись. Я вижу, вижу себя со стороны - ну просто я была какая-то дурочка… - И тихо добавила: - Правда, дурочка с мороза.

    Вдруг она повернулась к Николаю Николаевичу всем корпусом, и он увидел ее большие печальные глаза.

    - Дедушка! Милый! - Она схватила его за руку и поцеловала ее. - Прости меня!..

    - За что? - не понял Николай Николаевич.

    - За то, что я им верила, а они над тобой смеялись.

    - Разве ты в этом виновата? - сказал Николай Николаевич, - Да и они не виноваты, что смеялись надо мной. Их можно только пожалеть и постараться им помочь.

    - Может быть, ты их любишь? - Ленка с подозрением посмотрела на Николая Николаевича.

    Тот ответил не сразу - помолчал, подумал, потом сказал:

    - Конечно.

    - И Вальку? - возмутилась Ленка. - И Рыжего, и Лохматого?!

    - Каждого в отдельности - нет! - У Николая Николаевича от волнения перехватило горло, и он задохнулся. - А всех вместе - да, потому что они - люди!

    - Если ты будешь психовать, - сказала Ленка, - то я перестану рассказывать.

    - Да я не психую, - рассмеялся Николай Николаевич. - Подумаешь, даже задохнуться разок нельзя. А ты давай, давай дальше, я слушаю.

    - Ну, в общем, когда Рыжий обозвал меня чучелом, - сказала Ленка, - то его кто-то сильно толкнул в спину… и я увидела впервые Димку Сомова… Знаешь, он меня сразу удивил. Глаза синие-синие, а волосы белые. И лицо строгое. И какой-то он весь таинственный, как «Уснувший мальчик».

    А Рыжего он толкнул сильно, тот врезался в пузо верзилы Попова и бросился на Димку. Я хотела крикнуть, чтобы они не дрались из-за меня. Ну пусть я чучело, ну и что?.. Но они уже сцепились.

    Я зажмурилась. Я всегда так делала, когда начиналась драка. Я же тебе главного не сказала: я раньше трусихой была. Когда пугалась, то у меня отнимались ноги и руки. Пошевелиться не могла, как неживая.

    Только драки никакой не вышло. Я услышала спокойный голос Димки:

    «Сам ты чучело, и не огородное, а обыкновенно-рыжее».

    Я открыла глаза. Оказалось, Димка одной рукой скрутил Рыжего и держал его крепко. А тот и не думал вырываться, скорчил рожу и крикнул:

    «Я обыкновенно-рыжее чучело!»

    Над ним все стали смеяться, и он сам над собой смеялся громче всех. Да ты же его видел, дедушка! - сказала Ленка. - Правда, он смешной?.. Ну просто цирковой клоун - ему и парика не надо, он же от рождения рыжий!

    В тот момент, когда мы смеялись над Рыжим, вбежала веселая Маргарита. В одной руке она держала классный журнал, а в другой сверток в цветном полиэтиленовом мешочке.

    «А, новенькая! - Она увидела меня. - Куда же тебя посадить?»

    Она пошарила глазами по рядам парт… и забыла про меня, потому что девчонки обступили ее и спросили, правда ли, что она выходит замуж. Маргарита ответила, что правда, засияла от счастья, торопливо разорвала мешочек, вытащила коробку конфет, открыла и поставила на стол.

    «От него?» - прошептала догадливая Шмакова.

    «От него, - Маргарита еще больше расцвела. - Угощайтесь», - и сделала величественный жест рукой.

    Все повскакали со своих мест и стали хватать эти конфеты и засовывать в рот. А Маргарита говорила:

    «По одной! По одной! А то всем не хватит».

    Я тоже схватила конфету.

    А Шмакова сунула одну конфету в рот, а вторую отдала Димке. Ну и галдеж поднялся!

    А девчонки забрасывали счастливую Маргариту вопросами:

    «Маргарита Ивановна, а кто ваш муж?»

    «А у вас есть его фотокарточка?»

    «А он живет в Москве?»

    И тут в дверях появилась Миронова. Она у нас особенная, у нее очень сильная воля.

    «Что вы тут шумите после звонка?» - спросила Миронова.

    «Мы конфеты едим!» - крикнула Шмакова.

    «Во время урока?» - ехидно заметила Миронова и прошла на свое место.

    Шмакова протянула ей конфету:

    «Возьми и успокойся. Сама опоздала и еще выставляется».

    «Тихо! - сказала Маргарита. - Миронова права. По местам!»

    И все пошли по своим местам, а про меня Маргарита так и не вспомнила, и я не знала, куда мне сесть, остановилась около Димки и уставилась на него. Ну, у меня привычка такая: если мне кто-нибудь нравится, то я смотрю на него, смотрю, хотя знаю, что это неловко. Он на меня раз посмотрел, второй, а потом спросил, чего мне надо.

    А я ляпнула:

    «У тебя место свободное?»

    «Занято».

    Ну, думаю, влипла, сейчас он начнет надо мной смеяться. А он вдруг улыбнулся и спросил:

    «А что?»

    «Хотела сесть к тебе, - ответила я, а так как он все еще продолжал улыбаться, то во мне какая-то храбрость появилась от его доброты, и я сказала: - Ты же меня спас».

    По-моему, ему мои слова поправились, потому что он сказал:

    «Ну что ж, сейчас попробуем, - и громко крикнул: - Шмакова, новенькая твое место хочет занять!»

    Шмакова услышала Димкины слова и здорово рассердилась. Она посмотрела в нашу сторону, потом медленно направилась к нам. Она приближалась, приближалась, и я видела, как у нее в глазах прыгали злые огоньки. Тут я испугалась. Я ведь не хотела, если место занято. А Шмакова подошла к нам, смерила меня презрительным взглядом и отвернулась. Конечно, она же красавица! А я? - Ленка безнадежно махнула рукой.

    - Ты тоже хоть куда, - посчитал своим долгом вмешаться Николай Николаевич.

    - Да брось ты меня успокаивать, - возмутилась Ленка. - Она же настоящая красавица! Платье у нее новенькое и сшито по фигуре. А у меня… какой-то маскировочный халат.

    - Маскировочный халат?.. - удивленно переспросил Николай Николаевич. - Это, пожалуй, моя вина. Я недоучел, что платье должно быть по фигуре. Извини. - И почти выкрикнул: - Зато у тебя глаза вдохновенные! И сердце чистое. Это посильнее, чем платье по фигуре.

    - Не хвали меня, пожалуйста, - сказала Ленка. - Я ведь плохая. Я на самом деле - предательница!.. Я это сейчас, сейчас поняла до самого донышка.

    Ленка замолчала. Николай Николаевич терпеливо ждал, когда она снова заговорит. В комнату в который раз ворвалась бесшабашная музыка: это все еще гуляли на дне рождения Димки Сомова. Они плясали, кричали, пели, а здесь, в доме у Бессольцевых, сидели два понурых человека, которые не знали, что им делать дальше и как им теперь жить.

    - Ну, и что там произошло со Шмаковой? - прервал молчание Николай Николаевич.

    - Со Шмаковой? - переспросила Ленка. - Ничего особенного не произошло - она уступила мне место. «Уступаю, говорит, тебе мое место с большим удовольствием. - И схватила портфель. - Мне, говорит, здесь надоело. Парта какая-то кособокая. И вообще я люблю перемену мест. Так что, Димочка, чао какао! - А на прощание, наконец, посмотрела на меня, как будто только что заметила, презрительно фыркнула и тихо сказала: - Ну и чучело!»

    Попов заорал, чтобы Шмакова села к нему, и та бросила ему портфель, а он его поймал, - вот с этого момента он стал ее рабом.

    Тут Маргарита объявила, что наша школа едет на осенние каникулы на экскурсию в Москву.

    «Значит, мы поедем вместе?» - выскочила догадливая Шмакова.

    «Вместе, вместе, - Маргарита улыбнулась. - Так что берите у родителей деньги и приносите».

    По этому поводу раздался такой вопль восторга, что Маргарита рассмеялась и зажала уши руками, чтобы не оглохнуть. Ну конечно же, всем хотелось поехать на каникулы в Москву.

    И я завопила, но потом осеклась, потому что Димка встретил это известие хладнокровно. А когда все замолчали, он вздохнул тяжело и сказал:

    «Опять на родительские… Надоело».

    «Что же ты предлагаешь? Не ездить в Москву?» - спросила Маргарита.

    «Нет, он этого не предлагает, - вмешалась Миронова, - Но он не знает, что он предлагает».

    «Прекрасно он знает, - раздался ласковый голосок Шмаковой. - Это он перед новенькой выставляется».

    Все, конечно, тут же захихикали.

    Маргарита одернула Шмакову, а я, если честно, была почему-то рада ее словам… Ну, в общем, не почему-то, а потому, что она сказала, что Димка передо мной выставлялся.

    А когда в классе снова наступила тишина, то Димка встал, победно оглядел ребят и сказал:

    «Давайте на поездку заработаем сами!»

    Тут меня словно подбросило, прямо не знаю почему. Я вскочила и заорала:

    «Маргарита Ивановна! Маргарита Ивановна! Можно я скажу?»

    Ох и видик у меня был, наверное, - восторженная дурочка. Но я о себе и не думала, у меня на душе было хорошо и хотелось сказать всем что-нибудь необыкновенное.

    «Мне дедушка много рассказывал про ваш город… У вас город особенный, старинный… Приедешь, навсегда останешься… Не променяешь ни на какие золотые горы. Правда здесь хорошо! И вы все такие хорошие! И предложение Сомова я поддерживаю!..» Я улыбнулась Димке и наконец уселась.

    «Ну, Сомов у нас, как всегда, молодец! - сказала Маргарита. - Мне его идея тоже очень понравилась… Конечно, вы уже взрослые ребята и вполне можете поработать, - продолжала она, - я вам, пожалуй, помогу. Только… не подведете?..»

    Тут все закричали:

    «Что вы, Маргарита Ивановна! Вы только договоритесь!»

    «Мы будем работать дни и ночи!»

    «С утра до утра!..»

    И мы стали работать. Ходили в совхоз на сбор поздних огурцов и капусты. Ты не думай, мы не только за деньги работали. Мы и бесплатно. Например, в детском саду. И городской сквер убирали… Правда, это не всем понравилось. Может быть, именно из-за этого у нас и началась ссора. Валька, к примеру, как только мы шли на бесплатную работу, всегда убегал. Один раз в воскресенье рано утром Маргарита привела пас в совхозный сад на уборку осенних яблок.

    Все ребята пришли в резиновых сапогах, а я в туфлях - они сразу промокли от росы.

    Димка заметил это, снял сапоги, протянул мне и сказал, чтобы я переобулась. Вот был моментик - он стоял босой на мокрой холодной траве и протягивал мне сапоги с шерстяными носками. Я не решалась их взять.

    Ребята окружили нас и открыли рты от удивления.

    «Во, Сомов дает!» - засмеялся Лохматый.

    «Лыцарь», - подхватил Валька.

    «Львиное сердце!» - вставил Рыжий и зашелся мелким смехом от собственного остроумия.

    «Долго мы еще будем стоять и женихаться? - вдруг зло оборвала их Шмакова. - Мы пришли, кажется, работать. Ведь так, Димочка?..»

    Кое-кто снова захихикал, а Димка не обратил на это никакого внимания, бросил мне сапоги и ушел.

    Я натянула Димкины носки - они были еще теплые от его ног - и влезла в сапоги.

    Знаешь, дедушка, как мне было весело! - Ленка рассмеялась: - Весело-весело! Может, оттого, что Димка отдал мне сапоги? - Она хитро посмотрела на Николая Николаевича. - Нет, пожалуй, просто оттого, что в саду было очень красиво.

    Второй раз за этот день Николай Николаевич услышал ее смех. Ему нравилось, что она забыла про то, что эти ребята прозвали ее чучелом, что бросила в него портфелем только за то, что он предложил ей вернуться в школу… Она все-все забыла и снова была счастливой.

    А Ленка все еще смотрела куда-то вдаль, заглядывая в свое недавнее прошлое, которое ей явно было по душе.

    Перед нею возникла чудная картина… Сад, увитый паутиной. Сотни кружевных гамаков, гамачков, подвесных дорог сплелись между яблонь, лежали в траве и накрывали кустарник.

    Ребята разбежались по саду, и каждый кричал, что у него самая интересная паутина. Их голоса, наподобие птичьих, радостно и возбужденно звенели среди деревьев.

    Потом все стали собирать яблоки. И Ленка собирала, а сама все время исподтишка следила за Димкой: как он ловко лазал по деревьям, как смело прыгал, как быстро пробегал из одного конца сада в другой в ослепительных красноватых лучах солнца.

    Они работали до самого обеда. А в конце работы развели костер и пекли яблоки.

    Рыжий - на спор - голыми руками вытаскивал из огня девчонкам печеные яблоки…

    - А потом, дедушка, случилась странная-странная история. Помнишь, мы работали на фабрике детской игрушки?.. Ну, мы там из папье-маше клеили морды зверей.

    Николай Николаевич кивнул.

    - Так вот, тогда на фабрике я впервые поняла, что люди не все одинаковые. Да, да, не улыбайся. Я вдруг увидела, что то, что для меня хорошо, для Шмаковой, например, смешно, а для Мироновой просто глупо. Я должна была насторожиться, но я не обратила на это никакого внимания! - Выражение лица у нее было до крайности удивленное. - Ну, слушай дальше, что из этого вышло… - Ленка возбужденно вздохнула и продолжала: - Мы уже кончили работу. Я доклеила морду зайца, хотела для просушки поставить ее среди остальных на полку, которая тянулась вдоль стоны, а потом передумала и примерила морду на себя.

    В это время вернулся Димка - он ходил получать деньги за нашу работу, - ну и все, конечно, бросились на него:

    «Ну как, получил?»

    «Сколько?»

    «Выкладывай! Не томи! Душа горит!»

    Они его толкали, пытаясь влезть к нему в карман, приставали, канючили.

    «Рыжий! Тащи копилку!» - закричал Димка, отбиваясь от наседавших ребят.

    У нас в это время была уже копилка - такая здоровая зеленая кошка с дыркой в голове.

    Рыжий поставил перед Димкой копилку… и началось!

    Димка полез в карман, долго что-то там колдовал, наконец выхватил руку, помахал над головой красненькой десяткой и бросил ее в копилку.

    «Свои!» - заорал Лохматый.

    «Пять рублей!» - крикнул Димка и снова опустил их в копилку.

    «Кровные!» - восхищался Рыжий.

    «Трудовая копеечка!» - поддакнул ему Попов.

    Димка поднял над головой еще десятку и помахал ею в воздухе.

    Ленка показала, как Димка помахал деньгами. Ей не сиделось, она вскочила, каждая жилка на ее лице трепетала от восторга.

    - Он крикнул:

    «Десятка!» - и бросил их в копилку.

    «Ух!» - ухнули все хором.

    Рыжий попросил у Димки, чтобы тот дал ему бросить монету в копилку. Димка дал ему рубль, и Рыжий бросил.

    И тогда все закричали:

    «И мне! И мне! И мне!»

    И он всем давал, и все по очереди бросали.

    А потом Димка протянул рубль мне и сказал:

    «Брось и, ты, заяц».

    А я от радости, что он мне дал этот рубль, так схватила его, что он разорвался пополам - половинка осталась у Димки, половинка у меня.

    «Вот разиня! - возмутился Валька. - Это же деньги. Их рвать не надо!»

    Я испугалась и не знала, что делать. Но Димка, как всегда, пришел мне на помощь.

    «Ничего, - успокоил он всех, - потом склеим. Бросай, заяц, обе половинки!»

    Я бросила.

    «И кончай работу! - приказал Димка. - Давайте халаты».

    Ребята сняли халаты и побросали их Димке.

    «А тебе, заяц, как самому храброму, я поручаю охрану этого замечательного сундука с драгоценностями», - сказал Димка, протянул мне копилку, а сам ушел относить халаты.

    Я схватила копилку и закричала:

    «Я храбрый заяц! Самый храбрый на свете заяц!»

    Рыжий надел морду тигра и зарычал на меня:

    «Ры-ы-ы!»

    «Ой, не боюсь! Ой, не страшно!» - Я оттолкнула Рыжего.

    А Шмакова нацепила морду лисицы и пропела тоненьким голоском:

    «Зайка серенький, зайка беленький… Мы тебя перехитрим! Мы у тебя сундучок с драгоценностями отнимем!» - И она ущипнула меня.

    Я не ожидала этого - мы ведь играли - и крикнула:

    «Ты чего больно щиплешься?..»

    «А если не больно, то зачем же щипаться!» - рассмеялась Шмакова.

    А в это время другие ребята тоже нарядились в маски зверей, и меня уже плотным кольцом окружили морды волков, медведей, крокодилов. Они прыгали, рычали, наскакивали на меня и рвали из рук копилку. А какой-то медведь - по-моему, это был Попов - крикнул как Шмакова:

    «Зайка серенький, зайка беленький… Мы тебя перехитрим!»

    Волк - Валька несколько раз сильно дернул меня за косу. А я испугалась по-настоящему, как будто меня окружали не люди, а настоящие звери.

    «Не надо! Хватит!» - Я хотела снять маску, но у меня ничего не получалось, потому что они беспрерывно меня толкали.

    «Попался, зайчишка!» - пропела Шмакова.

    «Мы тебя, заяц, задере-ем!» - завопил Лохматый и крутнул меня.

    «Ры-ы-ы!» - дурным голосом прорычал Рыжий.

    «Димка-а-а!» - закричала я и грохнулась на пол, потому что у меня закружилась голова.

    Димка вбежал и спросил, чего я кричу. А я ему ответила, что испугалась.

    «Кого?» - не понял Димка.

    «Всех… зверей», - ответила я.

    «Подумаешь, и поиграть нельзя», - сказал Валька.

    «Зайка серенький… Зайка беленький… Мы тебя задерем! - хихикнула Шмакова. - Какая нервная!»

    «Чепуха! - мрачно заявила Миронова. - Просто кривляется. Пошли, ребята!..»

    И вся компания удалилась вслед за Железной Кнопкой, вполне довольная собой.

    А мне еще долго мерещилось, что Шмакова похожа на лису, Лохматый - на медведя, а Валька - на волка.

    Мне было стыдно, что я так думала про ребят. Поэтому я догнала их на улице и всех угостила мороженым на свои деньги. И рассказала Шмаковой под честное слово свою тайну, что Димка похож на «Уснувшего мальчика».

    Она была очень довольна, хохотала и клялась, что никому не скажет, но мне почему-то казалось, что голос у нее был похож на тот, когда она пела: «Зайка серенький, зайка беленький…» Шмакова - лиса. Настоящая. И я подумала, что зря ей все рассказала… Ну ты же ее видел, дедушка. Правда, она лиса? А я тогда и не знала, что есть люди - лисы, медведи, волки…

    После я спросила у Димки:

    «Ты меня осуждаешь, что я испугалась ребят на фабрике?»

    «Что ты, - ответил он. - Испугаться каждый может».

    Вот видишь, какой Димка был человек - добрый, - сказала Ленка. - А потом он себя еще отчаянным храбрецом показал. Было это так…

    Мы возвращались с Димкой домой. И вдруг увидели Вальку. Он бежал трусцой нам навстречу, на поводке тянул собаку, маленькую такую, на кривых ногах и с большими лохматыми ушами.

    Валька заметил нас и нырнул за угол. Димка бросился за ним, а я за Димкой. Валька прижался к стене и смотрел на нас какими-то странными глазами.

    «Какая у тебя собака хорошая. - Я погладила ее. - Только что это ее так колотит? Заболела она, что ли?»

    Валька не успел мне ответить, потому что Димка вцепился в него, вырвал собаку и выпустил.

    «Мой поводок! - заорал Валька, вырываясь из Димкиных рук. - Петька!.. На помощь!»

    Я не поняла, почему Димка так ошалел и почему Валька кричал «поводок» и звал на помощь какого-то Петьку.

    Петька, старший брат Вальки, тут же появился. Он здоровый, ему скоро в армию. Я его сразу узнала, он шофер с уборочной машины.

    А Валька как увидел Петьку, заорал еще сильнее:

    «Петька, он мою собаку с поводком упустил!»

    Петька подтянул Димку к себе и вежливо сказал:

    «Ты уж извини, дружок, но я должен сделать тебе больно. Ты сам заслужил».

    И он так звезданул Димке по скуле, что тот пролетел мимо меня и шлепнулся на землю.

    «Заработал? - захохотал Валька. - Знай наших».

    «Всего доброго, дети», - сказал Петька.

    Они ушли не оглядываясь. А я не бросилась за ними, не вступилась за Димку, не позвала на помощь. Вот стыдно!

    Ленка посмотрела на Николая Николаевича.

    - Я же тебе говорила, что раньше была трусихой. Это я теперь ничего не боюсь. Никогда больше не отступлю. Никогда! Ни перед чем. А тогда я задрожала и подошла к Димке, когда Валька и Петька уже совсем скрылись.

    Другой бы на месте Димки обиделся, а Димка нет.

    «А я опять струсила», - созналась я.

    «Ничего. Смелость дело наживное. - Димка потер ушибленное место. - Я у него, подлеца, третью собаку отбиваю! Он их на живодерню поштучно за рублевку сдает».

    «Ну и тип этот Валька! С тех пор как он на меня в волчьей морде напал там, на фабрике, он мне все время кажется волком», - призналась я Димке.

    «Ну, это уж слишком», - ответил он.

    «Волк он, волк, - крикнула я, - раз для него самое главное деньги!»

    «А Петька похлеще Вальки, - сказал Димка. - Рыбу на реке глушит».

    «Жалко, - сказала я. - Я думала, вот стоит городок восемьсот лет, и все в нем хорошие… А Валька - живую жизнь своими руками на живодерню. Я про таких только читала. А ты, Димка… ты просто герой!»

    Я правда думала, что он герой. А он смутился:

    «Да брось ты!..»

    «Нет, ты настоящий герой. Самый настоящий! - Потом вдруг набралась храбрости и спросила: - Можно, я буду с тобой дружить?..» - А сама даже испугалась собственной храбрости.

    «Ну давай», - согласился Димка.

    А я спросила его:

    «На всю-всю жизнь?»

    «Ну давай», - улыбнулся он.

    От восторга я… - Ленка на мгновение замолчала, - ну, в общем, поцеловала его в щеку. Просто от восторга, что он герой и что он теперь будет моим самым надежным и близким другом.

    Дедушка, я так тогда была рада! - Глаза у Ленки стали восторженными, голос громким. Она когда восторгалась чем-нибудь, то переставала стесняться, совсем не контролировала себя, и это ее свойство тоже очень нравилось Николаю Николаевичу. - А когда я его поцеловала, то я совсем не испугалась, а, представляешь себе, весело рассмеялась.

    Он очень удивился:

    «А это еще зачем?»

    «Так женщины, говорю, раньше благодарили рыцарей. - Я веселая была в тот момент и даже забыла, что у меня "рот до ушей, хоть завязочки пришей". - А ты, Димка, рыцарь, ты же спас от Вальки собаку и меня. И она сейчас, счастливая, рассказывает всем собакам города: "Ну и Сомов - молодец!"

    В это время у меня над ухом раздался свист и хохот.

    Я оглянулась - перед нами стояли Петька и Валька. У них на поводке болтался тот же самый несчастный лопоухий пес, которого спас Димка. Оба довольные, хохотали, что снова поймали несчастную собаку и к тому же подслушали наш разговор. Волки, волки, а не люди!

    Я им прямо в лицо крикнула:

    «Это нечестно!.. Подслушивать…»

    «Барышня обиделась», - сказал Петька и сделал грустное лицо.

    «А ты, лыцарь, не обиделся?» - спросил Валька у Димки и нахально толкнул его плечом. При Петьке он был большой храбрец.

    А Димка как бросился на Вальку! Даже Петьки не испугался. Вот какой он был раньше! Только Петька перехватил его, поднял над землей, и Димка повис в воздухе, болтая ногами, - Петька ведь здоровый, на две головы выше Димки, - и процедил, ну почти пропел сладким голоском, как Шмакова:

    «Давай, дружок, еще раз поцелуемся. - Захватил его лицо громадной ладонью, повертел голову, словно хотел ее отвинтить. Димка задыхался, потому что Петька закрыл ему ладонью рот и нос. - И прошу тебя, дружок, - пел он дальше, - не разглашай нашей маленькой тайны про эту собачку. Договорились?..»

    «Договорились», - промычал Димка сквозь пальцы Петьки, стараясь разжать железные тиски его ладони.

    «Ну, я рад, что ты все правильно понял», - ухмыльнулся Петька.

    И, волоча собаку под смех и выкрики Вальки, они снова ушли. А собака отчаянно упиралась, мотала головой и подымала пыль своими ушами. Мне ее так было жалко.

    Димка покосился на меня, погрозил кулаком вслед братьям и крикнул почему-то негромко:

    «У-у-у, Валька!.. Только сунься в школу!.. - А когда они отошли совсем далеко, он чуть прибавил голос: - Живодеры!»

    А я сложила руки рупором, чтобы было громче слышно, и заорала:

    «Жи-во-де-ры-ы-ы!»

    Петька остановился и посмотрел в нашу сторону… Нас как ветром сдуло, потому что Димка схватил меня за руку и мы убежали. А я расхрабрилась и говорю:

    «Правда, он услышал, как я кричала?»

    «Услышал, - ответил Димка, - но понимаешь, с этим надо быть поосторожней. Мы что?.. А он - что?!»

    «Он здоровый», - вздохнула я.

    «Значит, не надо лезть на рожон».

    Дедушка, - сказала Ленка, - ты представляешь, какая я была дура. Представляешь?! Я ему поддакнула. И вообще я все время ему поддакивала!.. Я знаю теперь: поддакивать - это плохо…



    Приложение №3

    Пушкин А. С. - «Элегия»

    Безумных лет угасшее веселье
    Мне тяжело, как смутное похмелье.
    Но, как вино - печаль минувших дней
    В моей душе чем старе, тем сильней.
    Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
    Грядущего волнуемое море.

    Но не хочу, о други, умирать;
    Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
    И ведаю, мне будут наслажденья
    Меж горестей, забот и треволненья:
    Порой опять гармонией упьюсь,
    Над вымыслом слезами обольюсь,
    И может быть - на мой закат печальный
    Блеснет любовь улыбкою прощальной.



    © 2010-2022