Родительское собрание на тему УВАЖЕНИЕ К СТАРШИМ – ОСНОВА ТОЛЕРАНТНОЙ ЛИЧНОСТИ

Родительское собрание

Уважение к старшим -

основа толерантной личности

Уважение к старшим -

основа толерантной личности

Форма проведения - беседа.

Вступительное слово учителя.

Сколько презрительно-саркастических кличек для родителей придумано и вошло в обиход через СМИ за последние полвека: «предки», «кони», «родаки», «черепа». Уже в самих этих глумливых словах заложен вектор патологического отношения к отцу и матери, которое несовместимо с пятой заповедью. Ну как почитать и слушаться «коней», «родаков» и уж тем более «черепов»? Это, мягко говоря, проблематично. Наши дети в своем большинстве такие милые, обаятельные. В толковом словаре С. И. Ожегова слово «обаятельный» объясняется как очаровательный, полный обаяния. Слово «очарование» толкуется как прелесть кого или чего-нибудь. Но красота бывает не только внешней, но и внутренней, то есть душевной. Но, увы, далеко не всегда совпадают эти два вида красоты.

Материал для обсуждения с родителями

1. Вот красивая девочка. Само очарование. Но послушаем ее разговор с мамой.

Мама: Купим дедушке рубашку и тапочки, а в другой раз - тебе туфельки.

Дочь: Ну вот еще! Старый пень дома сидит. Ну зачем ему рубашка? И в старой походит, ее можно починить. А у меня туфли уже не модные… Купи мне туфли с красивыми пряжками, как у Оксанки».

К сожалению, такое отношение к бабушкам и дедушкам не единично.

2. Саша Горин, ученик 9-го класса, типичный городской школьник и что довольно типично, к сожалению, единственный сын у мамы, которая воспитывает его одна. Правда, не так давно пришлось Елене Алексеевне привезти из деревни больного старика-отца, и теперь они живут втроем. Нельзя сказать, чтобы внук особенно обрадовался такому прибавлению; но дед оказался тихим и незаметным: никому не докучал и почти не выходил из отведенной ему комнатушки; ну а заботы о нем Саша, разумеется, полностью предоставил матери. Сегодня к Саше обещал зайти новый приятель - Генка Вихрев. Да вот и он! Звонит ровно в пять - как договорились. Молодец! Прямо граф Монте-Кристо. Хозяин с улыбкой отворяет дверь, ведет гостя к себе. Генка недавно стал учиться в их классе - родители купили квартиру в этом районе. Все свои восемь школьных лет он жил и учился в деревне у бабушки, так как родители жили в тесноте на частной квартире. Теперь же сын переехал к ним и с трудом осваивается с городской жизнью, скучает по

деревне, где помогал бабушке ухаживать на ферме за телятами. Каждое лето он с радостью возвращается в родные места и работает в полную силу.

Тяжело переносит Генка разлуку с деревенским друзьями и о бабушке беспокоится: как там она, без его помощи, без мужских рук? Звуки какого-то игривого шлягера заполняют комнату. Но вот они замолкают, и за стенкой слышится слабый хриплый старческий кашель. «Кто это там?» - удивленно спрашивает Гена, считавший, что они с Сашей одни в квартире. «Дед мой, - небрежно отвечает Саша, - не обращай внимания, он сюда не войдет, мешать не будет. Как ты насчет Билана? Или предпочитаешь что-то другое? У меня на любой вкус…» - «А дедушке… разве шум не мешает? - снова задает вопрос Вихрев.

Саша отмахивается, берет новый диск. «Нет, он уже привык. Ведь когда я дома, всегда музыка звучит. Без нее ничего не могу делать, даже задачки решать». - «Знаешь, выключи… - смущаясь, просит Гена, стараясь перекричать истерические вопли на непонятном языке и чувствуя себя так, словно он делает что-то не позволительное». - «Как хочешь… Желание гостя - закон. Так, может, чаю?» - «Нет, не надо. Спасибо».

Вместе они копаются в маленьких приемниках, потом листают журналы, смотрят альбом с марками, затем другой - с фотографиями. Деланно небрежно Саша говорит: «Это я снимал, когда мы всем классом в Волгоград ездили, на Мамаев курган. Марьяша просила для школьного стенда сделать. Видел в коридоре на втором этаже? Вот смотри: рука держит факел, Вечный огонь. А по стенам в Зале солдатской славы - мозаичные знамена, на них - фамилии погибших в боях за Сталинград… Знаешь, сколько их там?» «Я тоже туда ездил с родителями. Дед танкистом был. А твой тоже воевал?»

Саша не успевает ответить. Дверь неуверенно открывается, в щель робко просовывается маленькая и усохшая старческая головка, покрытая редким белым пушком, похожим на тополиный; зацветшие слезящиеся глаза на сморщенном личике смотрит с боязливым любопытством. Затем в комнату протискивается худой сгорбленный человечек в темной пижаме и стоптанных шлепанцах.

Гена встает и почтительно говорит: «Здравствуйте, дедушка!»

«Здравствуйте… молодой человек…» - тонким голосом произносит старик, но тут же начинает кашлять и задыхаться.

Саша недовольно морщится. «Тебе чего, дед?» - спрашивает он сурово и недружелюбно.

Старичок смущается, машет рукой. Но вот кашель понемногу проходит, и дед отвечает, сконфуженно улыбаясь и вытирая пальцами слезы на глазах: «Да нет, внучек, ничего. Я только хотел…»

«А ничего, так и иди к себе! Сгинь, как говорится, и не возникай. Не мешай нам».

«Уйду, уйду… - жалко бормочет старик, поворачиваясь опять к двери, от которой он так и не успел отойти. - Извини… внучек…»

Когда он исчезает, гость неодобрительно спрашивает: «Чего это ты с ним… так?»

«С дедом-то? - искренне удивляется Саша. - А чего ему с нами делать? Балдеть, что ли? Диски крутить?»

Он сам от души смеется над таким предположением, но Гена остается серьезным и озабоченным. Снова садится, трет рукой лоб: «Послушай… А может, ему что-нибудь нужно было? Лекарства? Или доктора вызвать?»

Саша беззаботно отмахивается: «Да брось ты! Услышал твой голос - вот и осмелился, думает, я при тебе постесняюсь его выставить. Так-то я отучил его соваться без дела в мою комнату: как заведет свою шарманку - ни одного урока не сделаешь. Знаешь, старики какие болтливые».

«Он что, воевал?» - повторяет Гена заданный ранее вопрос.

«Кажется… Не знаю точно. Вроде бы воевал, но он от старости заговаривается. Верить ему ни в чем нельзя».

«У моего дедушки было восемь медалей и один орден, - задумчиво говорит Гена. - Он погиб под Сталинградом в 43-м, в феврале…»

Саша из вежливости некоторое время молчит, потом предлагает: «Ну что, может, опять музыку включим? В шахматы сразимся? Или все-таки чайку?»

«Да нет… Спасибо. Знаешь, я, пожалуй, пойду».

Генка поднимается с дивана.

«Скоро сочинение сдавать. Мария Сергеевна велела к понедельнику, а я до сих не закончил. Ты уже написал?»

«Тоже нет… Ну еще три дня, успею».

Немного обескураженный, Саша провожает приятеля, чувствуя смутное недовольство собой - да и Генкой тоже. Он садится за сочинение «Подвиг нашего народа в Великой Отечественной войне». Материалов у него хоть отбавляй: тут и трилогия К. Симонова, и воспоминания маршала Г. Жукова, и сборник «Строка, оборванная пулей»… Он привык работать тщательно и добросовестно, у него почти по всем предметам пятерки. А его сочинение Мария Сергеевна, или Марьяша, на уроках обычно читает вслух как образец, восхищаясь эрудицией автора и эмоциональностью изложения. Декламировал Саша тоже отлично, с большим чувством, так трогательно, что девочки иногда не могли сдержать слез… Но сегодня Саше Горину почему-то не пишется. Он встает, бродит по комнате, делает небольшую разминку, снова садится и перелистывает первоисточники, затем бросает их, включает диск с записью модного певца, опять досадливо щелкает выключателем…

Вдруг его осеняет: «Ну и дурак же я, роюсь в книжках! Ведь это идея - расспросить деда, живого свидетеля и участника войны! Припоминаю: он вроде и в самом деле где-то воевал… Кажется, про Болгарию что-то говорил? Или Польшу? В общем, где-то за границей участвовал в боях - если, конечно,

можно ему верить. Да если чего и присочинит - кто проверять будет? Честно говоря, Саше совсем не улыбается идти к старику, слушать его слабый голос, то и дело прерываемый кашлем. Внук считает, что дед давно отжил свое, и относится к нему как к ненужной старой мебели, которая хоть и мешает, а выбросить не поднимается рука: не то чтобы жалко, а немного неудобно перед матерью. Она ведь ко всему этому привыкла - как ее огорчишь? У Саши, конечно, есть свои недостатки, как у каждого человека: бывает грубоватым и нетактичным - что есть, то есть, никуда не денешься, он это и сам осознает; но, в целом, он неплохой парень, «даже где-то добрый, щедрый, и притом хороший товарищ», как он сам про себя думает. Поколебавшись еще несколько минут, Саша встал и, растроганный своим великодушием, открыл дверь в боковую комнатушку: «Дед, я к тебе. Можно?» Ответа нет. Саше становится не по себе. Старик лежит на кровати в какой-то странной, неестественной позе, откинув голову. Открытые глаза неподвижно смотрят в потолок.

«Дед! - почти шепотом завет Саша. - Деда! Дедуля!»

Ответа он не получает, и ужас стискивает его сердце железными клещами. В первый раз в жизни он видит мертвым того человека, с которым говорил (если это можно назвать разговором) несколько минут назад и которого видел живым и сравнительно бодрым, который только что ходил, кашлял, здоровался, извинялся…

Вероятно, старику было плохо с сердцем, а Саша не подошел к нему, не расспросил, не помог, а просто выгнал - да еще при чужом человеке… И никогда теперь не узнать, что и как случилось, и никогда и ничем теперь не загладишь эту непрощаемую вину… Может, это он, Саша, ускорил смерть деда своего грубостью, проще говоря, убил его? Полный раскаяния, дрожа от страха, он с трудом набирает негнущимися пальцами «03», потом звонит матери на работу. Саша пошел в школу только через три дня, уже после похорон деда. Сочинение ему, конечно, разрешили сдать позже, в пятницу. Получил он за него, как всегда, пятерку, и Мария Сергеевна опять читала его вслух в классе… А когда мать, то и дело вытирая слезы, разбирала потом дедовы вещи, она нашла целый чемоданчик всевозможных бумаг. Там оказались фронтовые письма ее отца к матери, Сашиной бабушке, и ее ответы, дневники-воспоминания, который вел бывший воин, и выцветшая газетная заметка об Алексее Петровиче Голованове: это он, дед - отец Сашиной мамы, первым ворвался на своем танке в пылающую деревню, только что покинутую отступившим врагом… На самом дне чемодана лежали несколько медалей и орден Красной Звезды. Жаль, что Саша не знал этого раньше, очень бы пригодилось для сочинения.

Учитель. Чтобы воспринимать другого человека как безусловную ценность, как уникальную личность, необходимо прежде всего принимать так самого себя. Известно, что «обучение добру происходит прежде всего не

на словах, а в реальной жизни, в его повседневном опыте». В. А. Сухомлинский писал: «В основе нравственной убежденности лежат чувства.

Дорожка от нравственного понятия к нравственному убеждению начинается с поступка, с привычки».

Заключение.

Плохим, невоспитанным ребенок не рождается. Это истина, давно известная. С первых дней рождения человека и до последних его учат жизнь, общество, которое его окружает, а главное - семья, в которой происходит его детство. Ребенок, чтобы развиваться верно и творчески, должен иметь в своей семье очаг любви, единомыслия и счастья. Если он не научится любви в семье своих родителей, то где же ему этому научиться? Если ребенок с детства не привыкнет искать счастье во взаимной любви, это может привести его к поиску в дурных и злых влечениях. Надо чаще говорить о вашей вере в него, вашей любви. Жизнь справедлива. Если не в своей семье, так в другой, если не в этой школе, так в следующей, не от вас, так от других людей, рано или поздно ваш ребенок все равно узнает, что такое любовь, великодушие, понимание.

Дополнительный материал для учителя

Помидоры

«Пропусти, дедулю, слышишь, парень!

Дед, не бойся, проходи вперед!» -

У ларька на тесном тротуаре

Нехотя раздвинулся народ.

Под неодобрительные взоры

Все же пропустили старика,

Нервно клал он в сетку помидоры,

И дрожала правая рука,

Действуя и быстро, и устало,

Ту «авоську» штопором крутя,

Слева ей неловко помогала

Жалкая нелепая культя.

«До сих пор, видать, не передохли! -

Вдруг раздался парня злобный крик. -

А пора б».

Внезапно тихо охнув,

Наземь опрокинулся старик.

Словно ждал и был он наготове

Умереть - и вовремя успел…

Помидоры, словно сгустки крови,

Раскатились под ноги толпе.

На асфальте, словно на панели,

Дед лежал с пробитой головой,

Вот когда она достигла цели -

Пуля, пощадившая под Ельней,

Обернулась словом под Москвой…

Продавщица парня обругала,

Очередь сказала, что могла,

«Скорая», конечно, приезжала,

Но уже ничем не помогла.

Дальше - путь известный заповедан:

Морг, могила, добрых слов елей…

Все - по чести.

Разве это беды!

Ну, случилось - помер в День Победы,

Ну, еще одним калекой-дедом

Просто стало меньше на земле.

Все как прежде: снова разговоры,

Суматошно-будничные дни,

Перебранки, очереди, споры…

У ларька, забыв былые ссоры,

Продавщица хвалит помидоры:

Говорят, болгарские они…

Л. Захарова

Берегите старых людей

Для веселых весенних ветвей

Корни более чем родня…

Берегите старых людей

От обид,

Холодов,

Огня.

За спиной у них - гул атак,

Годы тяжких трудов

И битв…

Но у старости

Силы не те.

Дней непрожитых

Мал запас…

Берегите старых людей,

Без которых не было б нас!

Л. Татьяничева