Урок Бытовая культура восточных славян

Бытовая культура восточных славян

Цель урока: способствовать формированию чувства национального достоинства в процессе ознакомления с традиционной национальной культурой и бытом.

Это занятие по изучению темы "Жилище", оно имеет большое значение для изучения быта и художественной культуры народа, т.к. все виды искусства "вышли" из стен жилища. Человек должен иметь крышу над головой, чтобы успешно заниматься любой деятельностью, в том числе и художественной. Поэтому архитектура - главный вид искусства в художественной культуре.

Сегодня мы поговорим о жилище - том месте, где наши предки отдыхали, спали, согревались и готови­ли себе пищу. Это - изба. Изначально в рус­ском языке изба - это просто деревян­ный сруб о четырех стенах. И до наших дней, когда мы говорим об избе, имеем в виду любой бревенча­тый крестьянский дом.

Откуда же мы узнаём сведе­ния о старинных жилищах? Почему до нас практически не дошли подлинные кресть­янские деревенские постройки возрастом более чем 100-150 лет? Главным врагом деревянных построек является огонь. Редкий год на Руси обхо­дился без пожара - большого или ма­ленького. Иногда выгорали дотла круп­ные города. Кроме того, дерево подвер­жено гниению, особенно в нижней части здания, где оно соприкасается с влажной почвой. Разрушают древесину и различ­ные насекомые, в первую очередь - жуч­ки-древоточцы.

Сведения о древних избах дает нам устное народное творчество. Песни, сказки, пословицы и загадки дают обширный материал для рекон­струкции условий жизни в древности, разъясняют значение тех или иных пред­метов. Часто действие сказок и былин проходит прямо в избе. Вспомните: вели­кий богатырь Илья Муромец просидел на печи тридцать лет и три года. Это значит, что на печи - в самом теплом месте - размещались больные и...

Вспом­ним фрагменты разных сказок:

«Жил-был старик, было у него три сына. Третий сын Иван - дурак ничего не делал, только на печи в углу сидел да сморкался».

«Лежи, бабушка, на печи, - говорит царевич Бабе-Яге, - я и сам всё сделаю.

Воды наносил, дров наколол, баньку истопил, пол вымел...»

Подумайте, кто мог постоянно сидеть на печи?

Учащиеся делают вывод, что на печи сидели и лежали престарелые люди, уже неспособные трудиться, а также лентяи («Кабы мужик на печи не лежал, корабли бы за море снаряжал…»).

Часто люди уходили из своих домов, и те разрушались: стены обвали­вались, крыша падала внутрь, нижняя часть жилища сохранялась. На основа­нии этих остатков археологи восстанав­ливают реально существовавшие еще в прошлом тысячелетии здания. Посмот­рите на рис. 1 и 2.

Строение, изображенное на рис. 1 (полу­землянка южной лесостепной зоны Руси в XI в.), более чем на треть заглублено ниже уровня почвы; его стены - тонкие, они сделаны не из бревен, а из горбы­лей (половинки бревен), обсыпаны землей. Зем­ляными были и пол, и крыша, которая поддерживается столбом. К двери надо спускаться по выкопанным в земле сту­пенькам.

На рис. 2 мы обнаруживаем полно­ценный сруб, стоящий на поверхности. На нижних венцах (так называется один ряд бревен в срубе) уложен пол из досок. Кровля не земляная, но покрыта соло­мой и лежит непосредственно на брев­нах сруба. Справа видно что-то вроде крытого крыльца. Чтобы попасть к две­ри, нужно подняться на крыльцо.

Вывод. Предшественником избы яв­ляется наземная срубная постройка на рис 2.

Теперь, когда мы уяснили разницу между двумя типами двух древ­нейших русских построек, давайте решим: почему жилище, изображенное на рис. 1, было распространено в южной, лесостеп­ной, зоне, а то, что мы видим на рис. 2, - в северной, лесной?

Рис. 1

Ученики находят причины различий в климате: на юге значительно теплее и земля не промерзает на большую глуби­ну. Там же менее топкая почва, и зем­лянку не заливает водой в период дож­дей. Наконец, на юге нет такого количе­ства строевого леса хвойных пород: со­сны и ели, из которых делаются север­ные срубы.

Рис. 2

Южная полуземлянка на столбах развилась затем в тип украинской хаты или мазанки - земляной, глинобитной, со стенами из пле­теного каркаса, обмазанного глиной. Стены жилища закрывали его обитателей от ветра и охраняли их нехитрое имущество, крыша защищала от осадков - дождя и снега. Тепло давал огонь. Мы знаем, что первобытные люди грелись у простых костров. Затем появил­ся очаг - костер, обложенный по пери­метру крупными камнями. Еще позже возникли разные типы ранних печей: ка­менка, глинобитная, зем­ляная - вырытая как пещера прямо в грун­те. В южной полуземлянке печь глинобитная, т.к. на юге много глины; а в северных избах печь - ка­менка. Обратите внимание на отверстие в задней стене сруба на рис. 2 - это волоковое окно (выре­занный кусок бревна в венце) для выхода дыма. Печи топились «по - черному», т. е. дым выходил прямо в избу, т. к. труб не было. По мере на­добности окно закрывалось этим самым чур­баком.

Из книги Антона Чехова «Мужики»

« ... бревна в стенах ле­жали криво, и казалось, что изба сию минуту развалится».

В описании избы он упоминает, что «бревна в стенах лежали криво». И действительно: самые прямые деревья, из которых де­лаются бревна, постепенно сужаются к концу. Обтесывать их по меньшему диаметру - работа долгая и трудоемкая.

Как, по-вашему, надо подбирать бревна, чтобы сруб не получился кривым?

Школьники могут сообразить, что тол­стая (комлевая, от слова комель) часть верхнего бревна клалась на тонкую (вершинную) часть нижнего - и наоборот. Та­к достигалась ровная уклад­ка стены в целом. Соприкасающиеся друг с дру­гом поверхности бревен в стенах сруба об­тесывались так, чтобы получилась глад­кая поверхность. Это занимало много времени и требовало высокой квалифи­кации строителей. Между тем крестьяне строили дома сами, да и дерево со вре­менем усыхало, образуя щели между брев­нами. Этот дефект научились исправлять. Существовала даже поговорка: «Кабы не клин, да не мох - плотник бы сдох».

Щели между бревнами коно­патились сухим мхом. При помощи клиньев вколачивались уплот­нения мха между венцами сруба.

В настоящее время для этих целей ис­пользуется пакля, которую забивают сразу при строительстве, а затем - через год, когда бревна окончательно «усядут­ся на свои места».

Строительство дома имело глубокий смысл. Значение придава­лось выбору времени начала работ, мес­та, строительного материала.

Очень важен был исходный материал - лес, который кре­стьяне заготавливали сами. Делалось это обычно зимой или в начале весны, пока «дерево спит и лишняя вода в землю ушла», пока можно еще вывезти бревна санным путем. Интересно, что и теперь специалисты рекомендуют проводить заготовку леса для бревенчатых рубленых стен зимой, когда древесина меньше под­вержена усушке, загниванию и коробле­нию. Материал для строительства жилья заготавливали либо сами будущие хозя­ева, либо нанятые мастера-плотники.

В случае «самозаготовки» часто при­влекались родственники и соседи - та­кой обычай, исстари существовавший в русских деревнях, назывался помочью (толокой). На толоку собиралась обыч­но вся деревня.

Для древних славян деревья были не просто строительным материалом. Наши языческие пращуры видели в них таких же, как и они сами, детей Земли и Неба, притом обладающих ничуть не меньшим правом на жизнь. Из дерева, согласно некоторым легендам, были сотворены самые первые люди, - значит, деревья древнее и мудрее людей. Срубить дерево - всё равно, что убить человека. Но ведь и избу надо строить! Как поступить? Рубя деревья, славяне винились пе­ред древесными душами, изгоняемыми из стволов, предлагали им угощение, а сами постились.

Подбирали деревья очень тщатель­но: подряд, без разбору, не рубили - бе­регли лес. Была даже такая примета: если не понравились три лесины с при­хода в лес, совсем не рубить в этот день. Бытовали и строго выполнялись и спе­цифические запреты на рубку леса, свя­занные с народными поверьями.

Для дома не годилось скрипучее дерево - в нем плачет душа замученного человека.

Ни в коем случае нельзя было рубить почитаемые (священные) деревья в «священных» рощах, никогда не решился бы древний человек срубить дерево, выросшее на могиле, старое дерево (грешно отнимать у патриарха право на естественную смерть). Грехом считалось отнимать жизнь у "молодика"- молодого, недозрелого леса. В этих случаях мифологическое воззрение основывалось на вполне естественном стремлении сберечь молодые деревья.

Деревья с аномалиями развития - большим дуплом, вросшим в ствол камнем, с удивительным переплетением корней - также рубке не подлежали: "Не такие, как все" - мало ли какая сила могла в них затаиться.

Не годились для строительства мёртвые, сухие деревья. Такие деревья для наших предков не имеют в себе жизненных сил, на них печать смерти. Запрет налагался на деревья, упавшие при рубке макушками в северную сторону, «на полночь», эту сторону наши предки ассоциировали с вечным мраком, зимой, безжизненным холодом. Нельзя было использовать и дерево, зависшее в кронах других деревьев - считалось, что в доме из такого леса жильцов ожидают серьезные неприятности, болезни и даже смерть.

Существовал запрет на использование в строительстве деревьев, посаженных человеком. Садовые деревья для наших предков были едва ли не членами семьи. Отзвуки подобных представлений прослеживаются в русских сказках: там с плодовыми деревьями разговаривают, советуются, ухаживают и в ответ на ласку ждут урожая.

Перед рубкой у дерева просили прощения, а вернувшись из леса, непременно следовало попоститься и тщательно вымыться, чтобы души деревьев не разыскали обидчика.

Бревна для строительства дома под­бирали обычно толщиной около восьми вершков в поперечнике (35 см), а для нижних венцов сруба - и более толстые, до десяти вершков (44 см). Нередко в до­говоре указывалось: «А меньше семи вершков не ставить».

Твердая древесина плохо поддава­лась удару топора, и поэтому зимой сру­бали только сучья.

Бревна вывозили в селение, где они лежали до весны, после чего стволы ошкуривали, т.е. снимали, соскабливали оттаявшую кору. Главными орудиями строителя избы были топоры.

Тщательно выбирали и место для дома. Место, конечно же, должно быть "добрым". Не строили на заброшенной доро­ге (так как по ней уйдут достаток, жизнь и здоровье), там, где раньше стояла баня: банный дух Банник мог проникнуть в новую избу и обижать жильцов, где пролилась кровь, - это худые, плохие места. Спорный участок так же не подходил: в таком доме ладу не будет. Верным признаком "недоброго" места были найденные в земле человеческие кости, оставшиеся без должного погребения. Если в этом месте кто-то поранился, сломалась телега, опрокинулся воз, хищники задрали животное, строиться опасались, считая эти места "недобрыми".

Не строили жильё на месте сожжённого молнией дома, оставленного из-за болезни жилища, там, где было наводнение: там куда пал однажды гнев Божий, случилась беда, всё это могло повториться.

Но если никаких недобрых признаков на выбранном месте не обнаруживалось - его непременно надо было "проверить". Вот как это делалось. Считалось, что место, где остановится конь, запряженный в повозку с первой лесиной, где спокойно уляжется корова, выпущенная из хлева, безопасное. Хлеб, шерсть тоже обладали магическими свойствами и помогали проверить место. Зерном обводили контуры будущего дома, "скрепляя углы". Овечью шерсть накрывали горшком и оставляли на месте будущего дома до утра. Отсыреет шерсть - значит место "доброе". На Украине подобный метод гадания существовал ещё в конце XIX века в несколько ином виде: на месте будущего дома оставляли перевернутую сковородку и смотрели, появится ли вода. "Сухое" и "сырое" для славян обозначает то же самое, что "мёртвое" и "живое". Вода, которую в данном случае явно считали "живой", в некоторых разновидностях гадания прямо обозначала "уровень жизни" в будущем доме.

Ещё одним символом домовитости почитались у славян муравьи. Заберутся ночью под оставленный на земле кружок - значит, место счастливое. Вот как ответили бы наши предки - язычники на вопрос: "Что нам стоит дом построить?". А ведь строительство ещё не начиналось.

Современные научные изыскания подтверждают: на земле действительно есть места, благоприятные и неблагоприятные для жизнедеятельности человека. Это связано с расположением силовых линий некоторых энергетических полей нашей планеты. Наши предки, жившие тысячу лет назад, никогда бы здесь не поселились. Они прекрасно знали о "добрых" и " недобрых" местах и умели их отличать. Хотя мифологическое мышление наделяло эти знания мистическими представлениями, считая их знаками Богов. Конечно, учитывались при строительстве дома и чисто практические соображения: чтобы не затапливало в паводок, чтобы было солнечно и не задували холодные ветра, чтобы поблизости была вода и т.д.

Время и начало строительства выбиралось нашими предками не менее тщательно, чем место. К сожалению, примет и поверий, касающихся выбора времени для начала строительства дома, сохранилось до наших дней немного.

Вряд ли строительство дома затевалось под вечер. "Утро вечера мудренее" - гласит русская поговорка, отражающая древнее верование: утро, солнце олицетворяли для древних людей торжество добра, справедливости, светлых Богов. Вечер и ночь - временную власть Тьмы, зла, враждебных сил.

Похожие верования касались и лунных фаз. Не начинали строительство при ущербной луне: убыль или прибыль луны должна была сказаться на благосостоянии семьи. Русские крестьяне ещё в XX веке ко всяким важным начинаниям старались приступить при растущей луне.

Важную роль играл и годовой солнечный цикл, к которому был тесно привязан сельскохозяйственный оборот и с ним последовательность календарных обрядов. Сотворение дома старались приурочить ко дню сотворения мира, а наши предки хорошо знали, в какой день это произошло: а именно, 21 марта, в день весеннего равноденствия. Уже в позднейшие времена бытовало и поверье, что сроки строительства непременно должны были захватить летний праздник Троицы: "Без Троицы дом не строится". В этом случае христианские представления наслоились на более древние языческие.

Итак, начинать строительство дома лучше всего было около 21 марта, притом в новолуние, а кончать - к 22 июня, когда солнце входит в полную силу и не успело ещё повернуть на осень. Именно таких воззрений придерживалось русское крестьянство, в Сибири. Существовали и другие интересные поверья. Например, на Украине избегали закладывать дом в понедельник ("Понедельник - день тяжёлый"), среду и пятницу. Несчастливым днём считалось и воскресенье. К хорошим, "лёгким" дням исстари относили вторник и четверг. Четверг считался днём Бога Грозы у самых разных народов: немцев, англичан, норвежцев. Вот и славяне верили, что дом, начатый в четверг, пребудет под особым покровительством Перуна, а значит, живущие в нём могут не опасаться грозы.

Самым ответственным мо­ментом при рубке дома было устройство связующих эле­ментов между бревнами - углов сруба или замков. От точности подгонки здесь зависела форма сруба, его жесткость. Долгое время углы рубили в обло, т.е. круг­ло, оставляя концы бревен нетронутыми снаружи сруба. Было удобно рубить чашкой вверх, или в подкладку. Чашка - круглое углубление или паз - вырубалась на нижнем венце, а затем в него вставлялось бревно верхнего венца (см. рис. 3).

При этом способе не требовалось долго подгонять соединение, ворочая бревно туда и сюда. Вскоре, однако, выяснилось, что выполненные таким обра­зом соединения быстро гниют, и стали рубить чашкой вниз (в накладку), т.e. вырубать ее в верхнем бревне, накладывая затем на целый нижний

венец (см. рис.4).

В результате подгнивание сруба в этом месте резко замедлялось. Попробуйте догадаться, в чем тут дело.

Достаточно сложный вопрос, ответить на который можно только представив себе процесс движения влаги по внешним стенам сруба. Действительно, способ чашкой вверх предполагает просачива­ние воды в обработанное углубление, где нарушена цельность древесных волокон. При втором варианте такая ситуация зна­чительно менее вероятна: влага стекает по внешней поверхности бревен.

Борьба с гниением и, соот­ветственно, с влагой, имела первостепенное значение.

Нижний, окладной венец зачастую клали прямо на землю. Для того же, что­бы этот начальный венец - нижник - был менее подвержен гниению, а также с целью создания прочной и надежной основы дома бревна для него подбира­лись более толстые и смолистые. Напри­мер, в Сибири для нижних венцов исполь­зовалась лиственница - очень плотный и довольно долговечный древесный материал.

Нередко под углы и середины закладных венцов подкладывали крупные кам­ни-валуны или вкапывали в землю обрез­ки толстых бревен, которые от гниения обрабатывали смолой или обжигали. Иногда применялись толстые поставленные вниз корнями выкорчеванные пни. При строительстве жилой избы окладные бревна старались класть так, чтобы нижний венец плотно примыкал к земле, зачастую «для тепла» его даже слегка присыпали землей.

Важность установки первых венцов - нижников - подчеркивалась и тем, что под них часто закладывали по несколь­ко монет: чтобы в доме деньги водились. Этот обычай соблюдался и для каменных строений, поэтому некоторые здания можно при раскопках датировать по этим самым «закладным деньгам».

Вы уже заметили, что избы в старину не строили, а рубили, обходясь без пилы и гвоздей, так как пиленые бревна и до­ски гораздо скорее и легче впитывают влагу, чем рубленые и тесаные. Мастера-устроители не опиливали, а обрубали то­пором концы бревен, длина которых ред­ко превышала три сажени (6,5 м): опиленные бревна «дерет ветром» - они трескаются, а значит, быстрее разрушаются. Такие же процессы происходят и в местах, где вбиты гвозди. Доски же дела­ли вручную из бревен - в торце бревна и по всей его длине намечали зарубы, вгоняли в них клинья и раскалывали на две половины, из которых и вытесывали ши­рокие доски - тесины. Точно так же - топором, а не пилой - обрабатывались сложные поверхности при новом спо­собе устройства срубного замка, пришедшего на смену системе в обло. Назывался он в лапу и показан на рис. 5.

Помимо плотности соединения, руб­ка в лапу имела еще одно преимущество перед вышеописанными системами, ко­торые часто называли еще рубкой с остатком.

Посмотрите еще раз на рисунки и по­думайте: в чем это преимущество заклю­чалось?

Для правильного ответа ученикам не­обходимо обратить внимание на предше­ствующую информацию о том, что длина бревен сруба не превышала 6,5 м. При рубке в обло снаружи оставалось как ми­нимум две толщины бревна, составлявших остаток. Если мы рубим в лапу, то длина внутренней стены будет равна длине бревна без двух его толщин. От 6,5 отнимаем два раза по 0,4, получаем 5,7 м. Жилая площадь сруба оказывается равной 32,49 кв. м.

При рубке с остатком мы должны бу­дем вычесть из длины бревна еще две его толщины, которые остались за предела­ми сруба. Длина внутренней стены ока­жется равной уже 4,9 м, а площадь соста­вит только 24,01 кв. м. Экономия жилого пространства оказывается весьма солид­ной - более 8 кв. м., т.е. в размерах со­временной кухни в городской квартире.

- С другой стороны, рубка в лапу требовала высокой квалификации и привлече­ния специалистов. Это, как и последую­щая заделка углов тесом снаружи, влек­ло дополнительные расходы.

Простой, на современный взгляд, въезд в новый дом превращался в целое ритуальное действо, имевшее очень глубокие корни.

Древний человек никогда не был до конца в том, что действительно не нарушил ни одного мистического запрета при выборе места, сроков и материала строительства; в том, что во время своей работы должным образом выполнил все необходимые правила; в том, наконец, что не прошмыгнул мимо злой человек и не сглазил строение. Следовало обязательно испытать "доброй" ли получилась изба, можно ли в ней вообще жить? Или в ней завелось зло, которое убьет первого вошедшего в дом?

Наши предки хорошо знали, как это проверить. Испытывая безопасность жилища, использовали принцип жертвы по степени значимости для духов. На первую ночь в новом доме закрывали кота с кошкой, на вторую - петуха с курицей, на третью - поросёнка, на четвёртую - овцу, на пятую корову, шестую - лошадь. И только на седьмую ночь в дом решался войти и заночевать хозяин - и то лишь в том случае, если животные оставались живы, веселы и здоровы. Старики первыми входили в новое жи­лище.

По наблюдению этнографов такого обычая придерживались ещё в начале XX века в Белоруссии.

Полностью обжитой изба считалась лишь после того, как в ней совершалось одно из ключевых событий жизненного цикла: рождение, смерть или свадьба. Только после этого новый дом становился воистину, Домом, в котором, согласно пословице, "и стены помогают".

Покровителем жилища у славян был домовой. Домовой - душа избы. Чтобы обезо­пасить себя, человек приносил строи­тельные жертвы. Лошадиный череп закапывали под красным углом дома, так как считали, что из души жертвен­ного животного и возникал домовой.

Домового переносили со старого ме­ста на новое в лапте или на лопате для хлебов, с угощением и уговорами. Домовой устраивался жить под пе­чью, на чердаке. Славяне представляли его в виде маленького старичка, зарос­шего волосами, с коготками на мохна­тых лапках. С домовым старались поддерживать хорошие отношения, не за­бывали обратиться к нему с ласковым словом, иногда оставляли ему немного еды. Домовой платил людям добром за добро: ухаживал за скотиной, помогал содержать дом в порядке, предупреждал об опасности.

У славян сложился обычай: нельзя здороваться или передавать что-нибудь через порог, так как порог был границей между своим и чужим. Порог - это ру­беж, а к рубежам относились серьезно.

Домовой, живший рядом с челове­ком, - самое доброе из божеств. За порогом избы мир становится более враж­дебным. Дворовый - хозяин двора - и овинник, распоряжающийся в овине, менее доброжелательны, чем домовой. Банник - дух бани, стоящей на краю двора, - даже опасен.

Банник - крохотный, но сильный ста­ричок, с длинной, покрытой плесенью бородой. Его злой воле приписывают обмороки, несчастные случаи в бане. Славяне мылись в бане в 2 захода. В «первый пар», самый жаркий, мылись мужчины. Во «второй пар» - женщины и дети. Считалось, что в «третий пар» моется нечистая сила. Люди оставляли баннику хороший пар, све­жий веник и лоханку чистой воды.

За оградой двора древнего славяни­на начинался лес. Лес определял уклад жизни. В славянском доме из дерева де­лали всё - от жилища до ложек и пуго­виц. Лес давал дичь, ягоды, грибы. В лесу росли особо почитаемые деревья - непомерной высоты или толщины; мно­гие из них были овеяны легендами.

Славяне считали, что старое дерево - это праведный человек, который жил очень давно. Такое дерево - хранитель, помощник, оно не пропускает врага в селение.

Дикий лес таил загадки и смертель­ную опасность. В лесу можно было встретить лешего. Он похож на человека; его одежда вывернута наизнанку - а может быть, это не одежда, а покрывающий тело мех. Волосы лешего - длинные, серо-зеленоватые, глаза горят зеленым огнем. Присаживаясь на пень, он кладет левую ногу на правую. В славянских поверьях левое - это что-то нехорошее, неправильное.

Лешего можно встретить во все вре­мена года, но не зимой. Перед наступ­лением холодов леший плачет - это осен­ние ветры и бури.

Лесная стихия, кормившая челове­ка, казалась в то же время угрожающей: как бы не пропасть в тайге, не угодить в зубы хищнику, не стать жертвой злых духов. Приходилось придумывать, как отделаться от лешего: вывернуть на­изнанку одежду, съесть чеснок, переме­нить обувь. Славяне стремились ладить с лешим и не наносить вреда его владе­ниям: не ломать понапрасну ветвей, не обижать муравьев, птиц, зверей, не оставлять горящих костров. Лешему де­лали подношения: ягоды, грибы, пиро­ги, пряники, блины. Охотники оставляли лешему на пеньке первую добычу.

Славяне, почитавшее и воду, считали, что самые нерушимые клятвы даются возле воды - она им свидетельни­ца. Особой силой славяне наделяли род­никовую воду. Вода для славян - доб­рая, дружественная стихия. Но, как и все стихии, она требовала правильного с собой обращения, а разгневавшись, могла утопить, погубить, смыть деревню.

Водяной опаснее лешего; это суще­ство, враждебное человеку; славяне боя­лись заблудиться меньше, чем утонуть. Водяного представляли в виде старика, косматая голова которого вся в тине; у него зеленые глаза навыкате, с левой полы его одежды постоянно стекает вода.

Хлеб был для славян священным даром богов. Репу можно есть сырую, зерно же требует тепловой обработки. Чтобы сварить кашу, нужен союз огня, воды и зерна.

Сладкая каша на меду, заправленная ягодами, - языческая ритуальная еда. Другая ритуальная еда - блины, похожие формой на солнце. Их пекут на маслени­цу. Это праздник воскресения Солнца.

Праз­дник масленицы - это проводы соста­рившегося бога. Люди знали: минует зима, и Ярило вернется, воспрянет, как зерно, похороненное в земле, воскреснет стеблем, колосом. Зерновые, которые сеют весной, называют яровыми.

С хлебным полем связано не мень­ше верований и примет, чем с жили­щем. Всё жизненно важное обстав­ляли охранительными ритуалами. Су­ществовало разделение сельскохо­зяйственных культур на мужские и женские. Хлеб сеяли мужчины, репу растили женщины.

Иногда люди встречали в поле не­взрачного сопливого старичка - полеви­ка. Старичок просил прохожего утереть ему нос. И, если не брезговал человек, в руке у него оказывался кошель серебра (земля щедро одаривает тех, кто не бо­ится выпачкать об нее руки).

Рабочий день на селе начинался рано. Полуденную жару лучше переж­дать, дать себе передышку. Полудница смотрела, чтобы в полдень никто не ра­ботал. Ее представляли в виде девушки в белой рубахе или косматой старухи. За несоблюдение обычая она могла на­казать солнечным ударом, заставляла человека до изнеможения отвечать на вопросы, разгадывать загадки.

Ремесла, которыми владел не каждый, казались таинственными; ремесленников не только уважали, но и побаивались.

Особое отношение у славян было к железу. Ему, как и другим металлам, приписывалась оберегающая сила. К человеку, державшемуся за железо, не смела приблизиться никакая нечисть. Враждебные духи не могли проникнуть в двери, закрытые на железный засов. Железные доспехи не только спасали воина, но и оберегали от колдовских чар. Мечам клялись в верности, им давали человеческие имена; мечи звенели пе­ред победой, стонали, предчувствуя ги­бель хозяина, выпадали из рук похити­теля...

Кузнец - повелитель железа и по­братим огня - светлая фигура в мифо­логии.

А мельнику сопутствовала дурная слава, так как мельница стоит на воде и вращается с разрешения водяного.

Славяне были гостеприимны. Когда в дом приходит гость, он пере­секает границу между мирами. Гость является с чужой стороны; откуда знать хозяину, кто он такой?! По мне­нию славян, людьми нередко притво­рялись мифические существа, часто опасные. Уж лучше их не гневить. Если на пороге стоит человек, то оби­жать его нельзя.

У жилья устраивали маленькие очажки. Никакая нечисть не сможет миновать святой огонь, а гость, пересту­пив его, оставит за порогом зло. Своим становился тот, кто делил с хозяином трапезу, садился с ним за стол. Еда - не просто физическое насы­щение, а ритуал. Совместная трапеза превращала людей

чуть ли не в род­ственников. Хлеб-соль, которыми встречают гостей, - это своего рода мирный договор между хозяевами и гостями.