Иоганн Готфрид Гердер. Разговор 3 (перевод с АЯ)

Третья беседа (разговор)

Стр. 115.

Филолай: Что за прекрасная богиня перед тобой? Прекрасна как Афродита и задумчива как Афина, она смотрит на свою прикрытую грудь, и придерживает свою левую руку, как будто [469] что-то измеряет на ней. В этой руке она держит ветку. Есть какая-то умиротворенность в ее позе, и величественная грация во всем ее облике.

Теофрон: Это греческая Немезида, олицетворенная мысль, которая мне очень нравится. Она задумчива и чиста, так как она дочь Правосудия, которая не может быть иначе, чем мудро милостива. Вот почему, она оценивает поведение и судьбу смертных своей правой рукой, в то время как ее беспристрастный взгляд фиксируется на ее груди. Но для того, кто сталкивается с мерой, она протягивает ветку награды. Обычно, у ее ног также лежит колесо, в знак того, что самым легким прикосновением она может в один момент свергнуть и разрушить счастье сверхликующего. Художник опустил этот символ от статуи и дал ей вместо этого умиротворенную позу, нежный и прекрасный облик, который Вы заметили. Не нужно нашей Немезиде, мой друг, это внушительное и разрушительное колесо. Хороший и искренний аспект самой Богини, мудрая мера, и ветка судьбы, которую она держит в руке - символы, которых достаточно, чтобы напоминать нам о непоколебимой истине природы: «Да, вся настойчивость, все благополучие, само существование вещей, строятся на мере, пропорции и порядке, и поддерживаются через них в одиночку». (В1)

Филолай: Так, Теофрон, Вы попали к учению одного из самых мной почитаемых философов, которого я хотел бы назвать Лейбницем нашего времени, к учению Ламберта. (В2) В своей книге «Архитек ….

Стр. 116

Стр. 117

… в одном из своих трактатов он рассчитал движения человеческого тела, и открыл ряд его принципов. Аналогично он испробовал теорию порядка, а также начал применять свой принцип постоянства к вопросам красоты, нравственности и полезности. Он часто выражал пожелание, что эта формула может быть проверена и применяться ко всем системам композита конечных сил, как, например, в космической системе. Он бы, конечно, продолжил свое любимое учение, если бы не его преждевременная смерть, которая стала потерей для нескольких наук, в которые он внес свой вклад.

Теофрон: Его смерть - это сожаление. Но другие умы будут основываться на том, что осталось незавершенным. В математической физике было найдено много подобных законов и возмещения наивысшей мудрости, которые исключают любую возможность произвола и дают мыслящему уму, к его невыразимой радости, возвышенную концепцию «внутреннего совершенства, добра и красоты в существовании и сохранение каждой вещи». Без сомнения, во-первых, кто-то стремился заключить слишком много из многих этих наблюдений, но это не умаляет красоты их открытия. Ошибка стирается, а истина остается. Чем дальше вперед продвигается физика, тем больше мы покидаем царство слепой [472] власти и произвола и входим в царство мудрейшей необходимости, добра и красоты, которые неизменны сами по себе. Весь бессмысленный страх исчезает, когда на каждой руке обнаруживается радостная, ясная безопасность создания, в чьём наименьшем смысле, Бог со своей мудростью и добротой присутствует в своей совокупности, работая в соответствии с характером каждого существа с Его безраздельной и неделимой божественной силой. Что же останется, например, от пустого страха, что комета может обогнать Землю, теперь то, что мы знаем ход этих небесных тел точнее, и насчитали уже не только более семидесяти из них, но также сами случаи, в которых подобную случайность следует опасаться в соответствии с законами природы. (Стр. 118) Возможность этой случайности становится при настолько чрезвычайно малых вычислениях, что она практически исчезает в никуда, в силу событий, присущих природе, благодаря которым вселенная поддерживается. Что же не было ложно представлено, так это нарушения и их дурные последствия, которые повлекли бы за собой падение небесных тел во времени из-за их взаимного притяжения! Когда было установлено, что эти нарушения компенсируют друг друга в соответствии с неизменными законами природы, более четкое представление о материи стало достаточным, чтобы отогнать прочь пустой страх. Как благотворна и красива необходимость, под чьей все охватывающей властью мы живем! Она ребенок высшей [473] мудрости, сестра-близнец к вечной силы, мать всякой благости, счастья, безопасности и правопорядка.¹ Если бы я знал в древности образ прекраснее, то Немезиде бы пришлось сразу же отдать свое место более высокой Адрастеи. (В1)

Филолай: Так что был кусок золота, который вы пообещали мне, что будет в узле, который Спиноза завязал для нас с его внутренней необходимостью природы Бога. (А1) Но, Теофрон, узел еще не разгадан. Как резко он выступает против всех Божьих целей в создании! Как определенно он отрицает разум и волю Бога, и получает все, что существует просто и исключительно от Его безграничной силы, которую он не только не ставит над разумом и целями, но и полностью отделяется от них². Вы знаете, мой друг, как эти учения принесли нашему философу злейших противников³. Даже Лейбниц, который высоко ценил Спинозу, он определил себя наиболее определенно против них в своей работе «Теодицея»⁴. Если вы сможете согласовать эти оскорбительные доктрины со здравым смыслом, или с очень тонкой системой Спинозы, то я смог бы пожелать себе стать Немезидой, вручающей Вам эту ветвь.

Теофрон: Я бы хотел (получить) это от руки самой истины. Так как, с одной стороны, я могу точно доказать что Спиноза не в полной мере понимал себя в этих доктринах, потому что они являются следствиями пагубных декартовых объяснений, которые он принимал, и в те времена, был вынужден принимать эту систему. С другой стороны, я могу сказать, что недоразумения по поводу его сейчас уже намного сильнее, чем те недоразумения, которые были гарантированы даже его собственными неясностями высказывания. (А1) После того, как мы уберем эти декартовы ошибки (А2) и объясним учения Спинозы исключительно в свете фундаментальной идеи, на которых он построил свою систему, то они начинают светиться, неясности рассеиваются, и Спиноза, мне кажется, становится ближе даже к Лейбницу, который последовал за ним осторожно, но, пожалуй, слишком осторожно, в этом вопросе.

Филолай: Любопытно.

Теофрон: Во-первых, я полностью не согласен с тем, что Спиноза обратил Бога в бездумное существо. Едва ли могла быть ошибка, более противостоящая его системе, чем эта. По его мнению, природа Бога есть сквозная реальность, и Спиноза сам по себе был настоящим мыслителем, чтобы не чувствовать и не почитать глубоко реальность совершенства в мысли, самого наивысшего, о чем мы имеем представление. Таким образом, его наивысшее существо, которое обладает всем совершенством в самой совершенной форме, не может не нуждаться в мысли, в самом прекрасном из этих совершенств; ибо как иначе могли [475] быть мысли и восприятия в конечных мыслящих существах, которые все, согласно системе Спинозы, только представления и реальные последствия этого наиболее реального существа, которое, как он объясняет, в одиночку заслуживает называться самостоятельным? (Стр. 120) Как он прямо говорит⁵, среди бесконечных атрибутов, в Боге есть также совершенство бесконечной мысли, которую Спиноза отличает только из разума и воображения конечных существ, для того чтобы определить первое как что-то уникальное в своем роде и совершенно несопоставимое с последним. Вы, наверное, заметили [476] его сравнение, что мысль о Боге может не более походить на человеческую мысль, чем звезда в небе под названием Созвездие Собаки, может походить на собаку на земле.

Филолай: Сравнение для меня было бы более впечатляющим, чем поучительным.

Теофрон: Оно не научит Вас! И в ближайшее время мы увидим, что, действительно, не хватает сходства, необходимого для проведения сравнения. (Стр. 121) Однако, это во многом указывает на то, что Спиноза здесь вновь предпочел атаку острее и высказался слишком резко, вместо того, чтобы терпеть, что тот, кто стремился ревностно к самым заслуженным и наивысшим концепциям Бога, должен позволить этому быть ниже при любом слабом сравнении с отдельными вещами в творении. Но, правда, все понятно - полное знание в нашей душе не что иное, как выражение божественного знания, ни один, осмелюсь сказать, не сохранил сильнее, чем Спиноза, который поместил божественную сущность в человека, исключительно этом ясном, живом знании о Боге, Его атрибутах и действиях.

Филолай: Вот именно, мой друг! И, следовательно, не его ли бесконечное мыслящее существо является просто собирательным названием для всех сил понимания и мысли, которые реальны и активны только в отдельных существах? (В1)

Теофрон: Таким образом, Бог - это собирательное имя, самое настоящее существо в небытии, тень воображений конкретных людей, или просто слово, отголосок имени? Значит [477], то, что является наиболее важным, мертво? Значит, то, что универсально эффективно является самой последней, самой ничтожной деятельностью человеческих сил? Филолай, если вы приписываете это Спинозе от ваших собственных убеждений, и, таким образом, можете сделать свою систему в ее полной противоположности, то мне жаль, что я дал вам его книгу и даже обменялся словом с вами о нем. Забудьте мою откровенность, ибо я не могу представить, как это могло бы быть применено к вам, так как это не возможно, чтобы, страница за страницей, и от начала до конца, вы могли бы так неправильно понимать этого философа, который даже в своих заблуждениях, по меньшей мере, последователен. Вы, наверное, выразили мнение одного из его противников прошлого столетия, хотя Вам не следовало бы даже делать этого.

Филолай: Не распыляйся! В обсуждении иногда кто-то приводит мнение чужаков, если это помогает вопросу продвинуться дальше, и становится ясным при помощи контрастов. Что касается меня, то прочитав его книгу «Этика», я вообще не сомневался в знамении Спинозы в этом вопросе. Как он ратует против тех, кто хочет превратить Бога в абстрактный, безжизненный вычет из мира, когда, по его словам, эта уникальная природа является причиной всего сущего, следовательно, и нашего разума, каждой истины и каждого отношения между истинами! Как высоко он ценит полную и совершенную идею!⁶ По его мнению, это знание вечного, погружающегося Бытия, знание, которое также является божественным [478] в том, что оно воспринимает вещи не условными, а необходимыми в аспекте вечности, и только из-за этой внутренней необходимости, оно уверено в себе, как может быть уверен только сам Бог.

Ни один смертный не возвысил более высоко, чем Спиноза суть человеческой души, которая в силу своей природы признает истину, и любит ее как истину. И он, как предполагается, изобразил своего Бога, свой источник, объект и сущность всех знания, слепым, как Полифема? Мне стало почти стыдно перед духом этого человека за выдвинутое ему обвинение, которое так же далеко от него, как антиподы.

Теофрон: Хорошо! Бесконечная, оригинальная сила мысли, источник всех мыслей, является, по мнению Спинозы, сущностью Бога. И в этой системе мы не можем сомневаться в Его бесконечно эффективной силе.

Филолай: Нет, потому что у Спинозы, разум и воля - одно и то же. То есть, в нашем более умеренном языке, разум, который воспринимает самое лучшее, также должна и воля принимать самое лучшее, и, если она имеет силу, то производить он должен самое лучшее. Но нет сомнений относительно бесконечной силы его Бога, так как он подчиняет все этой силе, и получает все от нее.

Теофрон: Тогда, что же ему хватало, что же он не объединил бесконечные силы мысли и действия, и в их союзе [479] не выразил более четко то, что он, должно быть, определенно нашел в них, а именно то, что наивысшая Сила непременно должна быть наимудрейшей, то есть, бесконечное совершенство упорядочено, согласно присущим, вечным законам? По причине того, что неорганизованная беззаконная, слепая сила никогда не является наивысшей. Она никогда не может быть прототипом и суммированием всего - порядка, мудрости и регулярности, -которые мы, хотя и являемся конечными существами, воспринимаем в создании как вечные законы, если она сама не знает эти законы, и осуществляют их в соответствии с её вечной внутренней природой. Слепая сила обязательно должна была быть превзойдена чем-то упорядоченным и, следовательно, не могла быть Богом. Почему Спиноза оставался в такой темноте здесь, и не признавал центральную силу своей собственной системы? (А1)

Филолай: Теперь я понимаю, Теофрон, и заодно благодарю тебя за помощь. Это происходит до сих пор из-за ложного декартового объяснения, которое вновь выключило его собственный свет от него. Мысль и расширение для него противостоят как две отдельные вещи. (А2) Мысль не может быть определена расширением, также как расширение не может быть определено мыслью. Теперь, когда он принял их за атрибуты Бога, неделимую сущность, и не смог объяснить одно через другое, он должен был принять что-то третье, в котором были бы включены оба атрибута, и это что-то он назвал силой. (А3) Если бы он развил понятие о силе, как он сделал это с материей, тогда [480] он обязательно, и, как следствие собственной системы, пришел бы к концепции сил, которые действуют в материи, а также в органах мысли. Значит, в этой концепции, он, кроме того, рассмотрел бы силу и мысль, как силы, то есть, как идентичные по своей природе. Мысль также является силой, к тому же самой совершенной, абсолютно бесконечной силой, только потому, что она есть, и имеет все, что относится к бесконечной самосуществующей власти (силе). (А1) Таким образом, узел ослаблен, и золото, содержащееся в нем, лежит перед нами. Вечная, первичная сила, сила всех сил, является лишь одной, и в каждом атрибуте, несмотря на то, что наш хрупкий разум может разделить ее, она по-прежнему остается бесконечной, и той же самой. Согласно вечным законам своей природы, Бог думает, действует и является самым совершенным, в любом виде, мыслимом по отношению к Нему, то есть, в совершеннейшем виде. Его мысли не мудры, они и есть сама мудрость. Его действия не просто хороши, они и есть сама доброта. И все это не по принуждению или произволу, как если бы обратное было возможно, а через Его вечную, эфирную внутреннюю природу, через совершеннейшую первичную доброту и правду.

Теперь я также вижу, мой друг, почему Спиноза так сильно враждебно относится к целям, и якобы выступает жестко против них. По его мнению, они являются пожеланием и произвольным выбором, которые делает художник, не выполненные до сих пор. То, что Бог осуществил, Он [481] не мог сначала обдумать и выбрать. Эффект вытекал из природы самого совершенного существа. Он уникален, и ничего не было невозможным.

Теперь, я тоже помню многие антропоморфизмы даже в отличной «Теодицее» Лейбница, которая на самом деле никогда не обращался ко мне, хотя в то время я ничего не знал лучше, что поставить на их место, потому что я отступился от слепой необходимости. Теперь я вижу, что мой страх был напрасным, и что не слепая необходимость требуется для того, чтобы признать, что ясная интеллектуальная необходимость, которая существует и работает через основное существо. У Вас «Теодицея» под рукой, Теофрон?

Теофрон: В более чем на одном языке. Но я хочу дать вам более короткую «Теодицею» одного из наших самых любимых поэтов. (B1) Прочтите эти строки⁷:

Филолай:

Когда Бог создал, и зияющие заливы

Осмотрел, царство из царства потенциально возникло

За первую ночь. Тысяча заманчивых затей,

По одному своему кивку может существо сотворить. Тем не менее, сумерки

И холодные тени падают на миры, которые очаровали меня,

А не выбор Создателя. Он хочет, чтобы наш мир

Стал чудовищной обителью. ...

(Стр. 125) Позвольте мне не читать дальше. Я знаю, куда все это ведет. Это верная «Теодицея» Лейбница в красивом стихе, но [482], мне кажется, без философской, чистой истины ради Бога. Бог «обследовал» не «зияющие заливы». Он не сидел, как задумчивый художник, который разрушал свои мозги, планировал, сравнивал, браковал и выбрасывал. Ни одно царство возможности не существует без Бога и вне себя. Поэтому он не хотел создавать этот мир, или не смог создать его, это было просто невозможно. Нет мира, намного меньшего тысячи миров «заманчивых затей», которым нужен был всего один кивок для существования, какой бы Бог не избрал, он никогда бы не мог стать мысль Бога. Он не играл с мирами, как дети играют с мыльными пузырями, пока какой-нибудь из миров не порадовал бы Его, и Он бы его выбрал. Если тысячи других миров, кроме этого одного были бы возможны, тем больше Бог смог бы создать их, и слабее, кропотливо-размышляющий Бог не был бы Богом. (А1)

Теофрон: Читайте дальше!

Филолай:

Когда-то утренние звезды пели похвалы

И бездны хаоса подступили к Его творящему слову,

Наимудрейший выбрал готовый план.

Эти красивые строки просто то же самое. Большинство [483] Мудрый не выбрал, так как не было необходимости в выборе там, где не было необходимости в предыдущем, нерешительном обсуждении. Все они - последовательность мысли, эти планы и эти разнообразные эскизы - несовместимы с самой совершенной природой вечного, неизменного Духа. Они принадлежат к той глухой и немой вечности, которую неактивный Бог,

... некогда провел в одинокой мысли

До тех пор пока не сотворил мир, а не раньше. (В1)

о котором мы уже договорились. Я поражен, что этот великий и точный мыслитель, Лейбниц, мог поддаться антропоморфизмам такого рода.

(Стр. 126)

Теофрон: Пусть это никогда больше не удивляет Вас! Он дал им путь в своей популярной работе, «Теодицее», и вы знаете, как часто популярный вид представления приводит к заблуждению. Многие и правдоподобные возражения Бейля заставили его сделать контраргументы, такие же яркие и многоликие. Результатом стали антропоморфизмы, да, часто практически непрерывная антропоморфизация, которую я, говоря от себя, хотел бы убрать из этой прекрасной книги, но, которая, пожалуй, была еще необходима во времена Лейбница. Но жаль, что его последователи не всегда различали, что предположительно было просто орнаментом и крылатым выражением в его работе от того, что принадлежит строго его системе. Так, например, была давно предпринята попытка опровергнуть Спинозу с помощью различия между миром «от Бога и в Боге». «Мир», как было сказано, «существовали в Боге вечно как идея», то есть, как мыльный пузырь, с которым он играл в воображении. Он был в восторге от [484] этого, и через долгие, долгие вечности, Он размышлял над невылупившимися яйцами. Тогда пришло время (представьте себе это долгое, долгое время в вечности бездействующего Бога!), когда он решил творить. Вдруг от Бога появился мир, который был таким долгим в Нем, и теперь навсегда будет вне Его, а Он вне мира. У Него есть свой маленький уголок в огромном небытии первобытной неактивной вечности, где он созерцает Себя и вечно медитирует. Признаюсь, что боги Эпикура более терпимы ко мне, чем это неактивное, меланхоличное существо, через которое считалось, что Спинозу можно было легко и быстро опровергнуть. Лейбниц не виноват в этой ерунде, так как его поэтический ум никогда, даже в самых строгих истинах, не относился с презрением к орнаменту (ризе?), то есть, изображения, сравнения, аллегории, антропоморфизмы, и т.д.

Филолай: Тем хуже для его последователей! Так как часть этого словоблудия теперь освящены многими как строгой философией.

(Стр. 127)

Теофрон: Многими, но, конечно, не всеми! Посредственный ум остается посредственным, следует ли он Лейбницу или Спинозе. Лучше ум думает обо всем для себя, и заставляет использовать наилучшее в каждом из своих предшественников. Так Лейбниц взял у Декарта, у древних, и у самого Спинозы. Он также его читал и использовал.

Филолай: Тем не менее, он решительно заявил о своей оппозиции к Необходимости Спинозы! (А1)

Теофрон: Он должен был сделать это в популярной «Теодицее», потому что здесь его целью было не аккуратно установить правоту Спинозы, [485], как он сделал с Локком в другой отличной работе⁸, а четко отличить собственную систему от системы Спинозы. (В1)

Филолай: И эта его система была ...?

Теофрон: Система моральной необходимости в Боге, с помощью которой Он выбрал наилучшую по принципу пригодности.

Филолай: А чем моральная необходимость отличается от нашей необходимости, которую я буду называть существенной, внутренней и божественной необходимостью? Бог должен полностью представить себе и делать все из лучших побуждений, а не из-за своего маленького каприза, а в соответствии с Его природой, и без утомительного сравнения с меньшей добротой, которое без Него ничто. В системе Спинозы, также, нет вопроса о физической необходимости, поскольку это означает слепое внешнее принуждение. Спиноза сопротивляется подобной концепции изо всех сил⁹. Но, что же касается моральных законов, внутри Себя Бог их не знает.

(Стр. 128)

Теофрон: Лейбниц так не думал, когда он выбирал термин «моральная необходимость». Он просто установил это в [486] противовес физическим, то есть, слепой силе или внешнему принуждению, и с ссылкой на первое, он обиделся на крайние выражения Спинозы. Те, кто приписывает слепой фатализм Лейбницу относятся к нему несправедливо, на мой взгляд. Он сам выступал в этой точке зрения против с Кларка, (В1) и (A1), даже смягчил насколько мог свою собственную доктрину моральной необходимости в Боге, с помощью таких антропоморфизмов как «замысел», «выбор», «пригодность», и так далее.

Филолай: Мне кажется, дорогой Теофрон, что наказание за эту умеренность проследовала по пятам за ошибки. (A2) Лейбниц был вынужден в своем учении о божественном выборе, согласно которого Бог выбирает самое лучшее, часто относится к «божественным целям», которые знал только Бог, но которые мы будем считать хорошими только потому, что Бог избрал их, в противном случае, Он не выбрал бы их, и так далее.

Теофрон: Именно это он и вынужден был сделать на самом деле!

Филолай: А чего смертного нет, когда он направляет свое внимание из внутренней необходимости, которая является добротой через его собственную природу, и когда он стремится предположить конкретные, внешние цели, возможные для Бога? Невольно он тонет в море фиктивных, конечных причин, которым он удивляется и о которых он догадывается, но через которые он легко отказывается от основания конкретных явлений, и исследования внутренней природы самого вещества. Что хозяин Теодицей, теологий, и физико-теологии последовал замечательной книге Лейбница, который через эту идею «пригодности» не только часто приписывал весьма ограниченные, тривиальные и слабые цели [487] высшему существу, но чаще всего также закончилось в приписывании всего Божьему произволу - таким образом, разрывая на куски цепи природы, и выделяя нескольких его частей, так что тут и там возможно появляется электрическая искра произвольной божественной цели. (Стр. 129) Признаюсь, это не моя философия.

Теофрон: А какая же твоя, Филолай?

Филолай: Это должно соотносить себя с внутренней природой вещей, как они существуют. Существование мира контингентное; никто в этом не сомневается. Так как существует влияние только по поводу его причины, а не само по себе. Теперь мир все-таки существует, т.о., он, возможно, стал существовать. И это указывает на следы мудрости и добра, а не только здесь и там, как обычно говорят, а в каждой точке, в природе всего и его атрибутов, это показывает, если можно так сказать, что Бог абсолютен, то есть, как если бы Он смог стать видимым и активным в этом облике, в этой точке пространства и времени. Поэтому, что же до самого ребячества, то всегда спрашивать, почему и какие секретные цели он, возможно, таким образом, открыл для Себя, вместо того, чтобы создать более необходимое и красивое дознание, «Что же это на самом деле проявляется и в какой форме?» То есть, «Какие силы природы работают в том или ином органе и по каким законам?

Теофрон: Продолжайте, Филолай.

Филолай: Мы произнесли слово «условный», потому что это и есть влияние и оно полно эффектов (влияний). Это выражение не подходит и [488] даже несовместимо с самой нашей речью. Деятельность высшего разума, которая работает в соответствии с необходимыми, внутренними законами своей природы, и, следовательно, влияет на наиболее совершенную доброту и мудрость, есть такая же небольшая «вероятность», так как разум самого Бога условно мудры или условно хороши. Он создал то, что было возможно создать, и согласно бесконечному разуму с бесконечной силой, все возможное возможно. Это все, как у нас говорят, объединено пространством и временем, то есть, порядком. Всякая созданная вещь определяется с наиболее совершенной индивидуальностью, и описывается ею. Таким образом, ни в мире в целом, ни в его малой части, нет непредвиденных обстоятельств. Помимо того, что всемогуще активный Дух обнаружил возможным, что каждая возможность является лишь мечтой, так же как то, что нет никакого места за пределами пространства, ни времени вне времени. (Стр. 130) Все это пустые фантомы воображения, слова, придуманные во сне тех, в чьи видения верят только во сне.

Поэтому, Создатель не отдыхал ни минуты, потому что нет минут отдыха в Божьей вечности, и, по существу Он действующий никогда не отдыхал. Но мир не вечен как Бог из-за этого, потому что он (мир) всего лишь сочетание временных вещей. Следовательно, каждый момент временной последовательности, да, само время последовательности, не сравнимо с абсолютной вечностью Бога. Все вещи во временной последовательности - обуславливаются, зависят друг от друга и от причины, которая привела их в бытие. Таким образом, ни один из них не может быть сравним [489] с существованием Бога. Сколько времени в последовательности, столько пространство сосуществует. Бог не соизмерим в пространственных условиях, потому что Он сосуществует с ни чем, как он сам. Но вечный, бесконечный корень всех вещей так возвышен за пределами нашей силы воображения, что все пространство и время исчезает в Нем. Мы, конечные существа, включенные пространством и временем, так что мы понимаем все вещи только в их условиях, можем, но говорим из наивысшей причины, «Это так. Это действует». Но этими словами мы говорим обо всем. С бесконечной силой и добротой, эффективно в каждой точке пространства, в каждом моменте мимолетного времени. Но для нас, пространство и время являются лишь более или менее неясным образом единства вещей, в соответствии с этим утвердилось, вечным порядком, который является атрибутом и эффектом самой бесконечной Реальности, и, который, таким образом, лежит на нереальности меньше, чем эта неделимая, вечная бесконечность. Поэтому наш ум знает не более благородную задачу, чем созерцать порядок, который Вечный задумал. Каждый из его законов сам по себе суть вещей, и, следовательно, не произвольно присоединен к ним, но и является одним с ними. Их природа основана на Его законе, Его закон на их природе и на связи всех натур. (Стр. 131) Как же тогда это по-детски, если я восхищаюсь красотой цикла и его многочисленными отношениями, я сделал попытку проникнуть в тайные и особые причины, почему Бог создал такой цикл, почему он сделал точные и красивые отношения в нем, сущности пространства и нашего измерительного разума. [490] Пространство не будет пространством, если во всех его возможных конструкциях этот цикл не будет происходить, и наш разум не будет разумом, если он не сможет воспринимать красивые отношения в каждой из его частей.

Теофрон: Я помогу тебе с другими иллюстрациями, Филолай. Если бы люди навеки замерли в восхищении, потому что: -

... Бесчисленные звезды с постоянной скоростью

И с когда-либо сияющим светом двигаются в своих сферах,

Смешиваясь скрытыми законами, еще не спутанными,

И никогда от своего курса ...,

то их восхищение, правда, было бы своего рода молитвой к Богу, о котором сказано: ... Его воля их сила

Распределяет каждое качество, их отдых,

Их обдуманное движение с целью ...

и, таким образом многие цели, ложные и истинные, достойные и недостойные, могли бы быть обдуманы. Но тот философ настоящий, кто первым отвел взгляд от этих целей и искал «скрытый закон», по которым звезды:

... движутся в своих сферах

Смешиваясь ..., но не спутанные

И никогда от своего курса ... (B1)

несомненно, сделал больше, чем самый большой изобретатель целей среди людей мог бы сделать. Он размышлял о Боге и нашел мысль, не во сне произвольной «пригодности», а в природе самих вещей, чьи отношения он измерил, взвесил, и подсчитал. (Стр. 132) Теперь мы знаем великий закон этой космической системы, и наше восхищение рационально, в то время как в противном случае, это было бы вечное и когда-либо набожное, но пустое чудо.

Филолай: Добавьте к этому также, очень обманчивое чудо! Ибо, если мы принесем априори, конкретные цели Бога в [491] создании, и хотим, чтобы уже в вечном зале заседаний узнали, почему у Сатурна есть кольцо, у нашей земли есть луна, а у Марса и Венеры ничего нет, - от того, каков прямой путь к обманчивым гипотезам, которые, как правило, будут свергнуты уже на следующее утро, - то мы сильно рискуем! Так много было сказано и считается согласованным с регистром божественных целей о кольце Сатурна и луны у земли и Венеры, которые должны были быть приняты еще в стыда, когда было установлено, что у Венеры не было луны, и что, учитывая освещение жителей Сатурна его бриллиантовыми кольцами и даже с самой нашей собственной луны, условия сильно отличались от того, что они, казалось бы, представляли из себя на первый взгляд. Все эти хитрости, в которых имя Божье употребляли не по назначению, избегаются трезвым естествоиспытателем, который, по сути, не сообщает нам о конкретных решениях из палаты божественного совета, но вместо этого, проверяет состояние самих вещей и отмечает существенные законы, вживленные в них. Хотя, казалось, он забыл божественные цели, он ищет и находит в каждом объекте и точке творения, что Бог совершенным. То есть, он находит во всем внутреннюю истину, гармонию и красоту, без которых его не было бы и быть не могло, и от которых его существование зависит с внутренней, хотя условной необходимостью, но по-своему так же важно, как сама необходимость, на которой существование Бога, безусловно, опирается. Именно зависимость вещей от Бога [492] делает свои основные природы в необходимые образы его доброты и красоты, так как они могут быть выявлены в таких, а не в других проявлениях.

(стр. 133) Хотел бы я, чтобы Спиноза родился спустя столетие, так чтобы он, возможно, философствовал далеко от гипотез Декарта, в более свободном и чистом свете математических, естественных наук и более истинной естественной истории. Какой бы другой формы даже его отвлеченная философия достигла бы!

Теофрон: И я надеюсь, что другие мужественно последуют этой дорогой, которую Спиноза открыл в закате тех дней, а именно, чтобы развивать точные, чистые природные законы, не заботясь тем самым об определенных Божественных целях. Тот, кто смог бы показать мне естественные законы, по которым явления нашего так называемого мертвого и живого творения, таких как соль, растения, животные, и союзом активных сил в этих, а не в других органах, способствовали бы самому замечательному восхищению, любви и поклонению Бога гораздо больше, чем кто-то из палаты божественного совета будет внушать мне, что у нас есть ноги, чтобы ходить, глаза, чтобы видеть и так далее, - секрет открытий которых никто никогда не ставил бы под сомнение.

Филолай: Мне также кажется, что физические теологии практически вымирают.

Теофрон: Они были очень полезны в свое время, и, на самом деле, не было ничего более, чем довольно детские, [493] популярные приложения новой и более пристальной естественной науки. Их основа, таким образом, будет всегда. Да, правда в них станет несравненно более славной, когда люди больше не будут вырывать даже после отдельных малых целей при каждом маленьком обстоятельстве, а будут достигать все больше и больше вида в целом, который, до мельчайших отношений, является всего лишь одной системой, в которой наимудрейшая доброта проявляется в соответствии с непреложными, внутренними законами. Сооружение (доктрина) во славу Божию, которое метафизически возвышается над бесконечностью пространства и времени, а также покоясь неподвижно твердо в физике на природе самих вещей. (Стр. 134) Каждый найденный истинный естественный закон будет, таким образом, обнаруженным законом вечного божественного разума, который можно увидеть только правду, и производить только реальность.

Филолай: Как это меня огорчает, что философия Спинозы, которая указывает в этом направлении, должна быть переплетена с таким количеством непривлекательных трудностей! Ибо в своем нынешнем виде она может быть только для немногих.

Теофрон: Именно в этом ее достоинство. Огромная масса не должна читать эту философию. Она никогда не должна создать секту.

Филолай: Ее автору уже видно, что с его собственным стилем¹⁰. Тем не менее, я не отрицаю, что я мог бы пожелать более широкое распространение и более глубокое влияние, чем большинство людей смогут и получат из его книги, за счет красивых истин, которые он выражает о Боге, о мире, о природе и сущности человечества, о слабости и силе, и уровне [494] рабства и свободы. Когда-то я предвзято относился к нему, так же, как я теперь убежден во внутренней любви этого человека к истине, и в превосходстве его моральных, а также его философских принципов. Таким образом, хотел бы я еще больше узнать о нем.

Теофрон: Время и правда, конечно, добьются этого. Прочитайте эту книгу и посмотрите, что Лессинг сказал о нем¹¹. Вы ничего не читали о слухах, которые возникли на могиле этого ученого о том, что он был сторонником Спинозы?

Филолай: Я хотел это услышать, потому что, как ты знаешь, я был так плохо проинформирован о Спинозе, и мне не нравилось видеть имя Лессинга запятнанным. Теперь я с огромным желанием буду читать то, что об этом говорят, хотя я не могу больше представить Лессинг как Спинозиста, чем мы с вами сами. (Стр. 135) Он не был сделан, чтобы быть «ist», независимо от того, какие буквы могут быть приставкой к этой концовке, и его присущая ученым проницательность, должно быть, наверняка усмотрела ошибки картезианского осадка в дискурсе Спинозы.

Теофрон: Не судите, а читайте. Тогда мы продолжим нашу дискуссию.

1 Астрономические сочинения Лагранжа и Лапласа, которые имеют отношение к этому вопросу, есть в отчетах Берлинской и Парижской академий. «Изложение всемирной системы» Пьера-Симона Лапласа, Ньютона нашего времени, которое было опубликовано (1796), является небесной схемой этих мудрых вечных законов мироздания. [п. 2-е изд.]

2 «Фактический интеллект, конечный или бесконечный вместе с волей, любовью, желанием и т.д., должен быть отнесен к природе природы, а не к природа делает природу» (Опора: XXXI:. Bk 1) «В природе нет предопределенной цели. Все окончательные причины являются изобретениями человека». (Опора:.. XXXVI App и FF) [n. 2-е изд. Хейл Уайт пер.] См Письма 24, 25 и т.д. [n. 2-е изд.]

3 См Письма 24, 25 и т.д. [n. 2-е изд.]

4 См Реестр его работ, название «Спиноза». [n. 2-е изд.]

5 Как он часто и ясно говорит: «Чем больше реальности или бытия имеет вещь, чем больше атрибутов ему принадлежат». (Опора. 9 Кн.1). «Бог, или субстанция, [Гердер: самостоятельное существо], состоящий из бесконечных атрибутов, каждый из которых выражает [зд.: по его словам] вечное и бесконечное существо, несомненно существует». (Опора 11). «Из необходимости Божественной природы, бесконечное количество вещей в бесконечном пути, то есть все вещи, которые могут быть задуманы [зд.: вышеук.] бесконечным интеллектом (на лат. : при условии, что они могут упасть до бесконечности) должны следовать». (Опора. 16) «Божий интеллект (единственный) является причиной вещей, как их сущности, так и их существовании ... он обязательно должен отличаться от них как с точки зрения его сущности, так и с точки зрения его существования». (Опора. 18 Schol.) [В Хейл Уайт это Опора. 17 Schol.]

«Существование Бога и Его сущность - есть одно и то же». (Опора. 20)

« … возможно, вещи были созданы Богом ни другим образом или в порядке, что является истиной, которая следует из его абсолютного совершенства [зд.: следовательно, в наибольшем совершенстве, потому что это обязательно следует из самой совершенной природы]. Здесь нет здравого смысла, который может убедить нас поверить в то, что Бог не хотел создать все вещи, которые находятся в его интеллекте с тем же совершенством, в каком они существуют в его интеллекте». (Опора. 33, Schol. 2). «Мысль - есть атрибут Бога, ... один из бесконечных атрибутов Бога, который выражает Его вечную и бесконечную сущность». (Опора. I кн. II).

«В Боге обязательно присутствует идея Его сущности, и всех вещей, которые обязательно следуют из Его сущности. Простые люди понимают силой Божьей Его свободную волю ... но мы уже показали, что Бог делает все с той необходимостью, с которой он понимает Сам себя (с лат.: сам понимает), т.е., как это следует из необходимости божественной природы, которую сам Бог понимает ... так при такой же необходимости следует, что Бог делает бесконечность вещей в бесконечном пути». (Опора. 3 Schol.)

«Идея Бога, из которой бесконечное количество вещей следует в бесконечных потоках, может быть только одной: [зд.: его] ... бесконечный интеллект не понимает ничего, кроме атрибутов Бога и его любви». (Опора. 4).

«Порядок и связь [зд.: его] идей это тоже самое, что и порядок и связь вещей». (Опора. 7).

«Все, что может быть воспринято бесконечным интеллектом как составляющая суть субстанции, полностью относится к одной единственной субстанции». И так далее. (Опора. 7 Schol.) [n. 2-е изд.].

6Доказательством этого является вся «Этика» Спинозы. [n. 2-ое изд.]

7Uz. Лирические стихотворения: «Теодицея». [n 2-е изд.]

8 Философские произведения Лейбница (Амстерд., Распе, 1765) почти самое поучительное из сочинений Лейбница, в которой, кроме того, каждая строка является поучительным.

9Так как ни в коем случае я не подчиняю Бога судьбе, но я понимаю, что все следует с неизбежной необходимостью от природы Бога так же как все понимают, что она следует от природы Самого Бога , что Ему следует понять самого себя. Конечно, никто не отрицает, что это обязательно следует из божественной природы, и все же никто не представить себе, что судьба принуждает Бога понять самого себя, но что Он делает это так абсолютно свободно, хотя с необходимостью. Посл. 23. Opp . posth. Стр. 453 [п . 2-е изд . Посл . LXXV. Перев. Вульфа]

10 «... Тот, кто желает помогать другим людям советом или делом, для того, чтобы они могли вместе наслаждаться наивысшим благом, будет стремиться, в первую очередь, завоевать их любовь, а не вовлекать их в восхищение, так чтобы доктрина могла быть названа в его честь ...». (Eth. P. IV Приложение: XXV) [п. 2-е изд.]

На доктрины Спинозы (Бреслау, 1786). Новое дополненное издание Бреслау 1789 [n. 2-е изд.]

11На доктрины Спинозы (Бреслау, 1786). Новое дополненное издание Бреслау 1789 [n. 2-ое изд.]