Композиция Дети войны (по книге С. Алексиевич Последние свидетели)

Музыкальная композиция «Дети войны»

( по книге С.Алексиевич «Последние свидетели»)

Действующие лица:

Женя Белькевич( во время войны ей 6 лет)

Катя Коротаева (во время войны ей 13 лет)

Зина Косяк (во время войны ей 8 лет)

Таиса Насветникова (во время войны её 7 лет)

Первая часть.

(звучит довоенная или народная аутентичная музыка)

Катя: Это был июнь, а май и июнь в сорок первом были холодные. Если у нас сирень цветет где-то в мае, то в тот год она цвела в середине июня. И вот начало войны у меня всегда связано с запахом сирени. С запахом черемухи… эти деревья всегда пахнут мне войной… (начинает собирать развешенные, разбросанные по сцене ветки сирени)

Женя: (лежала под одеялом, ворочалась. Просыпается, начинает говорить)

Утром проснулась от страха…от каких-то незнакомых звуков..

Мама с папой думали, что мы спим, а я лежала рядом с сестричкой и притворялась, что сплю. Видела: папа долго целовал маму, целовал лицо, руки, а я удивлялась, что никогда раньше он так ее не целовал. Во двор они вышли , держась за руки, я подскочила к окну- мама повисла у папы на шее и не отпускала его. Он оторвал ее от себя и побежал, она догнала и снова не пускает и что-то кричит. Тогда я тоже закричала: «Папа! папа!»

Проснулась сестричка и братик Вася, сестричка смотрит, что я плачу, и она закричала: «Папа!» Выскочили мы все на крыльцо: «Папа!» Отец увидел нас и, как сейчас помню, закрыл голову руками и пошел, даже побежал. Он оглянуться боялся…

(отходит на задний план ) так и связалось у меня в памяти, что война- это когда нет папы… (складывает одеяло и садится)

Катя: (с букетом сирени подходит к вешалке, на которой висит пальто. Замирает на некоторое время. Звучит пение птиц.) Утром у нас было принято всегда идти за свежими булочками. Это считалось моей обязанностью. По дороге я встретила подругу, она мне сказала, что началась война. На нашей улице было много садов, домики утопали все в цветах. Я подумала: «Какая война? Что она придумала?»

Дома отец ставил самовар…не успела я ничего рассказать, как начали прибегать соседи, и у всех на губах одно слово : «Война!Война!» (пение птиц переходит в сводку информбюро о наступлении войны. Все находящиеся на сцене слушают, замирая.)

Брат сказал маме: «я ухожу на фронт, мне ничего не нужно. Возьми эти деньги, купите Кате новое пальто». А я, как только перешла в седьмой класс, стала старшеклассницей, мечтала, что мне сделают синее бостоновое пальто с каракулевым воротником.

(надевает пальто с вешалки) И мама купила бы мне это пальто. Ничего она не успела…

(идет в пальто и кладет букет сирени посередине сцены, садится рядом)

(В это же время Таиса появляется из кулисы, подходит к чемодану и открывает его. Находит там лоскут и замирает с ним в руках. Рассказывает.)

Таиса: ..Уехал папа, через несколько дней уехали и мы. (закрывает чемодан, идет к стулу, садится, будто едет на поезде, звук поезда) По дороге нас все время бомбили, бомбить нас было легко, так как эшелоны в тыл шли через каждые 500 метров. (В это время Женя увидела чуть поодаль от себя патефон, пытается его включить, рассматривает пластинки) Ехали мы налегке: у мамы было сатиновое платьице в белый горошек, а у меня ситцевый красный сарафанчик с цветочками. Все взрослые говорили, что уж очень красное видно сверху, и как только налет, все бросались по кустам, а меня чем только можно было, накрывали, чтобы мой этот красный сарафанчик не был виден, а то я как фонарь. (из патефона звучит довоенная музыка. Под нее появляется Зина. Подходит к стулу, на котором висит пиджак и пионерский галстук, начинает это все примерять, вспоминает)

Зина: Я окончила первый класс, и родители отвезли меня на лето в пионерский лагерь. Приехала, один раз искупалась, а через два дня - война. (Берет стул, букварь. Идет с ними к Таисе, тоже будто едет в поезде, снова звук поезда ) Нас начали отправлять из лагеря. Посадили в поезд и повезли. Летали немецкие самолеты, а мы кричали : «Ура!» То, что это могут быть чужие самолеты, мы не понимали. Пока они не стали бомбить. (гул самолетов, звуки стрельбы и бомб, обе девочки падают на пол, стараясь как могут укрыться.)

Появилось впервые слово смерть, все стали говорить это непонятное слово…А мамы и папы нет рядом…

Вторая часть.

Таиса: (снова села на стул) Однажды испытала такой страх, что после него уже
никакой бомбежки не боялась. Нас не предупредили, что поезд стоит
десять-пятнадцать минут. Коротко. Поезд пошел, а я осталась... Одна... Не
помню, кто меня подхватил... Меня буквально вбросили в вагон... Но не в наш
вагон, а в какой-то предпоследний... Тогда я впервые испугалась, что
останусь одна, а мама уедет. (достает из чемодана фотографию мамы, вешает на стену) Пока мама была рядом, ничего не было страшно. А
тут я онемела от страха. И пока мама ко мне не прибежала, не схватила в
охапку, я была немая, никто от меня слова не мог добиться. Мама - это был
мой мир. Моя планета. Если мама близко, кажется, что все у нас, как раньше дома
было. Закроешь глаза - никакой войны нет. (садится у стены под маминой фотографии, закрывает глаза, засыпает)

Зина: (сидя на стуле ). Нас привезли в детдом и однажды - позвали на обед, а есть вообще нечего. Сидят в столовой воспитательницы и директор, смотрят на нас, и глаза у них полные слез. А была у нас лошадь Майка... Она была старая и очень ласковая,
мы возили на ней воду. На следующий день убили эту Майку. И давали нам воду
и такой маленький кусочек Майки... Но от нас это долго скрывали. Мы не могли
бы ее есть... Ни за что! Это была единственная лошадь в нашем детдоме. И еще
два голодных кота. Скелеты! Хорошо, думали мы потом, это счастье, что коты
такие худые, нам не придется их есть. (вешает пионерский галстук на спинку стула, отходит к столу)

Катя: (сидя у «могилы»)Наши детские разговоры... Сядем и рассуждаем: если словить мышь (а их в войну развелось много - и в доме, и в поле), можно ли ее съесть? Едят ли синичек? Едят ли сорок? Почему мама не сварит суп из жирных жуков?
Не давали вырасти картошке, лазили в землю руками и проверяли: большая
она или маленькая? И почему все так медленно растет: и кукуруза, и
подсолнухи...

Зина: (у стола, на котором режет буханку хлеба и раскладывает хлебные кусочки )

Ходили мы с огромными животами, я, например, могла съесть ведро супа,
потому что в этом супе ничего не было. Сколько мне будут наливать, столько я
буду есть и есть. Спасала нас природа, мы были как жвачные животные. Весной
в радиусе нескольких километров... Вокруг детдома... Не распускалось ни одно
дерево, потому что съедались все почки, мы сдирали даже молодую кору. Ели
траву, всю подряд ели. Нам дали бушлаты, и в этих бушлатах мы проделали
карманы и носили с собой траву, носили и жевали. Лето нас спасало, а зимой
становилось очень тяжело. (К столу начинают подходить остальные герои, берут по маленькому кусочку хлеба, жуют по углам)

Маленьких детей, нас было человек сорок, поселили
отдельно. По ночам - рев. Звали маму и папу. Воспитатели и учителя старались
не произносить при нас слово "мама". Они рассказывали нам сказки и подбирали
такие книжки, чтобы там не было этого слова. Если кто-то вдруг произносил
"мама", сразу начинался рев. Безутешный рев.

Женя: (идет к «могилке». Кладет этот кусочек хлеба на могилку.)А потом помню: черное небо и черный самолет. Возле шоссе лежит мама с раскинутыми руками. Мы просим ее встать, а она не встает. Не поднимается. Солдаты завернули маму в плащ-палатку и похоронили в песке, на этом же месте. Мы кричали и просили: «Не закапывайте нашу маму в ямку. Она проснется и мы пойдем дальше». По песку ползали какие-то большие жуки… Я не могла представить, как мама будет жить под землей с ними. Как мы ее потом найдем, как мы встретимся? Кто напишет нашему папе?

Кто-то из солдат спрашивал меня: «девочка, как тебя зовут?» А я забыла… «Девочка, а как твоя фамилия?» Я не помнила… Мы сидели возле маминого бугорка до ночи, пока нас не подобрали и не посадили на телегу. Полная телега детей. Вез нас какой-то старик, собирал всех по дороге. Приехали в чужую деревню и разобрали нас по хатам чужие люди.

Таиса: (не ела хлеб, а так и застыла с ним в руках) В конце сорок четвертого года... Я увидела первых пленных немцев...Они шли широкой колонной по улице. И что меня поразило,так это то,что люди подходили к ним и давали хлеб. Меня это так поразило, что я побежала на работу к маме спросить: "Почему наши люди дают немцам хлеб?" Мама ничего не сказала, она только заплакала. Тогда же я увидела первого мертвого в
немецкой форме, он шел-шел в колонне и упал. Колонна постояла и двинулась
дальше, а возле него поставили нашего солдата. Я подбежала... Меня тянуло
посмотреть на смерть вблизи, побыть рядом. Когда по радио объявляли о
потерях противника, мы всегда радовались... А тут... Я увидела... Человек
как будто спал... Он даже не лежал, а сидел, полускрючившись, голова немного
на плече. Я не знала: ненавидеть мне его или жалеть? Это был враг. Наш враг!
Не помню: молодой он или старый? Очень усталый. Из-за этого мне было трудно его ненавидеть..

Катя: Вспоминаются какие-то отрывки... Иногда - очень ярко...
Как немцы приехали на мотоциклах... У каждого было ведро, и они
тарахтели этими ведрами. А мы спрятались... У меня еще было два маленьких
братика - четыре и два года. Мы с ними спрятались под кровать и весь день
просидели там. Пока они не перестали тарахтеть...
Я очень удивилась, что молодой фашистский офицер, который стал жить у
нас, был в очках. А я себе представляла, что в очках ходят только учителя.
Он жил с денщиком в одной половине дома, а мы - в другой. Братик, самый
маленький, у нас простыл и сильно кашлял. У него была большая температура,
он весь горел, плакал ночами. Наутро офицер заходит на нашу половину и
говорит маме, что если киндер будет плакать, не давать ему спать по ночам,
то он его "пуф-пуф" - и показывает на свой пистолет. Ночью, как только брат
закашляет или заплачет, мать хватает его в одеяло, бежит на улицу и там
качает, пока он не заснет или не успокоится. Пуф-пуф...

В последний день… Перед своим отступлением немцы подожгли наш дом. Мама стояла, смотрела на огонь, и у нее ни слезинки на лице. А мы втроем бегали и кричали: «Домик, не гори! Домик, не гори!» Вынести из дома ничего не успели…

Третья часть.

(звучит музыка победы. Все замерли на площадке. Катя - посередине , у нее черные от угля руки; Женя -у могилки так и сидит; Таиса - на стуле слева; Зина- сидит у стола. )

Таиса: Девятого мая мы проснулись утром оттого, что в подъезде кто-то очень сильно кричал. Было еще совсем рано. Мама пошла узнать, что случилось, прибежала растерянная: «Победа!» Это было так непривычно: война кончилась, такая долгая война. Кто-то плакал, кто-то смеялся, кто-то кричал… Плакали те, кто потерял близких, смеялись оттого, что все-таки это была победа. У кого-то была горстка крупы, у кого-то - картошка, у кого-то - свекла, - все сносили в одну квартирую. Я никогда не забуду этот день. Вот это утро… Даже к вечеру уже было не так…

В войну все почему-то говорили тихо, мне даже казалось, что шепотом, а тут все вдруг заговорил громко. Мы все время были рядом со взрослыми, нас угощали, нас ласкали и прогоняли: «Идите на улицу. Сегодня праздник…» И звали обратно. Нас никогда столько не обнимали и не целовали, как в этот день.

Но я - счастливый человек, у меня вернулся с войны папа. Папа привез красивые детские игрушки. Игрушки были немецкие. Я не могла понять, как могут быть такие красивые игрушки немецкими…

Катя: Папа наш с войны не вернулся, маме прислали бумажку, что он пропал без вести. Уйдет мама на работу, мы соберемся втроем и плачем, что папы нет. Перевернули дом, искали бумажку, где было про папу. Думали: там не написано, что папа убит, там написано, что папа пропал без вести. Порвем эту бумажку, и придет весть, где наш папа. Но мы бумажку не нашли. А когда пришла с работы мама, она не могла понять, почему в доме такой беспорядок. Она спросила у меня: «Что вы здесь делали?» За меня ответил младший брат: «Папу искали…»

Зина: Иду из столовой, дети мне говорят: «Приехала твоя мама». А мама мне снилась каждую ночь. И вдруг она наяву, но мне казалось, что это во сне… Вижу - мама! И не верю. Несколько дней меня уговаривали, а я боялась к маме подходить. Мама плачет, а я кричу: «Не подходи! Мою маму убили…» Я уже боюсь ее…