Научная работа по теме: Тайнопись Омара Хайяма

Раздел Другое
Класс -
Тип Другие методич. материалы
Автор
Дата
Формат doc
Изображения Нет
For-Teacher.ru - все для учителя
Поделитесь с коллегами:

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

АВТОНОМНОЙ РЕСПУБЛИКИ КРЫМ



МАЛАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ШКОЛЬНИКОВ КРЫМА «ИСКАТЕЛЬ»

ДЖАНКОЙСКИЙ РАЙОННЫЙ ФИЛИАЛ



Секция зарубежной литературы





Тайнопись Омара Хайяма


Работу выполнил:

Куртмуллаева Лиля,

(Джанкойский район,

Майская ОШ, 11 кл.)

Научный руководитель:

Куртнезирова Ш.М.,

Учитель русского языка

и литературы

Майской ОШ



Джанкойский район.

СОДЕРЖАНИЕ

  1. Введение………………………………………………………………….. 3

  2. Немного истории………………………………………………………….. 5

  3. А был ли поэт Хайям?................................................................................. 10

  4. Чужие четверостишия в рубайятах Хайяма. ……………………………. 13

  5. Много ли стихов написал Хайям?............................................................... 15

  6. РУБАИ …………………………………………………………………….. 17

  7. Легенды ……………………………………………………………………. 21

  8. О разночтениях ……………………………………………………………. 23

  9. «Ответы»………………………………………………………………….. 25

  10. Смерть……………………………………………………………………… 28

  11. Бессмертие ………………………………………………………………. 29

  12. Заключение ……………………………………………………………….. 30





1. Введение.

Омар Хайям... Универсальный гений такого же масштаба, как Леонардо да Винчи, и родившийся так же несвоевременно. Ему в истории повезло еще меньше. Ни одно из его важнейших научных открытий не было понято современниками, потому и не сыграло никакой роли в общечеловеческом прогрессе. Построенная им величайшая в мире обсерватория была закрыта еще при его жизни. Разработанный им точнейший календарь был вскоре вновь заменен традиционным. Написанные им стихи соответствовали мышлению совершенно другой (нашей) эпохи, а потому не пользовались популярностью и уцелели благодаря буквально нескольким почитателям с «извращенным» вкусом, чудом находившимся в каждом столетии. Творчеству Баха пришлось сто лет ждать признания... Творчеству Хайяма - семь с половиной столетий.

Во всем мире Омара Хайяма знают и чтут как поэта, автора изящных и точных по форме и глубоких по мысли рубаи. Создателя знаменитого «Рубайята». Однако у себя на родине поэт стал известен сначала как выдающийся ученый-астроном, математик, физик и философ. Не случайно уже при жизни поэта земляки награждают его почетными титулами «Доказательство Истины» и «Царь философов Запада и Востока», а в средневековых исторических сочинениях и ученых трактатах, упоминающих Хайяма, он называется «Мудрецом». Очевидно, поэтому большинство сведений о Хайяме касается прежде всего его ученых занятий, карьеры придворного астролога. Достоверными же фактами о творческом пути Хайяма его биографы не располагают. Даже легендарных историй о Хайяме-поэте, являющихся неотъемлемой частью биографической литературы о знаменитых стихотворцах на мусульманском Востоке, не сохранилось. Естественно, возникает законный вопрос: считается ли вообще Хайям у себя на родине поэтом? Нет, его признавали, хотя вообще обойти молчанием поэтическое творчество средневековые историки не смогли, ограничиваясь скупыми высказываниями типа: «у него много хороших арабских и персидских стихов», «ему принадлежат всему свету известные трактаты и несравненные стихи». В то же время в исторических и биографических сочинениях приводятся всего лишь одно большое стихотворение и шесть его четверостиший.

Таким образом, главным источником для жизнеописания поэта могут служить лишь книги, известные в средневековье как «истории мудрецов». Вместе с «тазекере» - поэтическими антологиями - «истории мудрецов» явились разновидностью средневековой биографической литературы, весьма в прочем, своеобразной. Наряду с достоверными данными здесь приводились легендарные истории и анекдоты, призванные внести в сухой биографический очерк элемент занимательности, что, впрочем, не исключало веры рассказчика и читателя в их абсолютную подлинность.

Для современных читателей Хайяма эти сведения интересны тем, что они раскрывают перед нами некоторые черты психологического облика создателя «Рубайята», дают ключи к пониманию его взаимоотношений с миром, углубляют представления о том, как оценивали личность Хайяма люди его эпохи. Используются материалы «историй мудрецов» и в предлагаемой ниже биографии Хайяма.




2. Немного истории

140 лет назад на литературном небосклоне Европы «вспыхнула неожиданная звезда. Стихи чужеземного поэта, о котором прежде на Западе никто, кроме редких специ­алистов, и не слышал, преодолев толщу многих веков, за­говорили на чужом языке, засверкали среди чуждой им культуры . Английский переводчик Эдвард Фитцджеральд, говоря языком тогдашних репортеров, в одно прекрасное утро проснулся знаменитым.

Его «Рубайят Омара Хайяма» был вольным переводом. Пристрастный отбор четверостиший, произвольное толкование их, дли связности сюжета собственные стихотвор­ение вставки - все это позволило ему из сотни рубаи (самостоятельных стихотворений, по 4 строки в каждом) создать связную поэму. И задумчиво пирующий герой поэмы, и диковинная обстановка вокруг него прекрасно соответствовали представлениям о мусульманском Восто­ке, воспитанным у англичан середины XIX века сказками «Тысячи и одной ночи». Блистательная поэма Фитцдже­ральда издается в англоязычном мире по сей день. Более того, в других европейских странах слава Хайяма начиналась переводами не с фарси, а с английского - перевода­ми этой самой поэмы. Каким-то чудом Фитцджеральд со­хранил загадочность Хайяма, дал ощутить глубину его духа. Читатель чувствует: загадка - та, мировая, неразрешимая, которая встает перед каждым из нас; а Хайям ее решил. Глубина - та, что отпугивает всех нас; а Хайям высветил ее до дна. И хотя Фитцджеральд создал Хайяму репута­цию трагичного весельчака и пьянчуги, якобы призывав­шего «ловить миг» и не думать о будущем, хотя эту неча­янную клевету поневоле подхватили переводчики его поэмы на другие языки, хотя такое представление о Хай­яме стало считаться само собой разумеющимся, - но кар­тинами ли бесшабашного застолья так привлекает нас древний поэт? Очевидно, что прежде всего - одним неис­требимым ощущением: он разгадал некую великую тайну, он сообщает нам ее разгадку, мы силимся его понять, перечитываем, подходим совсем близко - и не понимаем.

Кто же он был такой, Гияс ад-Дин Абу-ль-Фатх Омар ибн Нбрахим Хайям Нишапури?

Одна из легенд поведала такое.

Омар Хайям родился в 1048 или несколькими годами раньше в восточноиранском городе Нишапуре. О том, кто были его родители м в чем занимались, никаких сведений не сохранилось. Однако литературное имя поэта - Хайям, что в переводе означает «палаточник» или «палаточных дел мастер», - указывает на то, что будущий поэт происходил из сословия ремесленников. Впрочем, семья, как видно, располагала достаточными средствами, чтобы обеспечить способному мальчику возможность получать образование в престижных учебных заведениях того времени. Омар Хайям закончил в Нишапуре высшее духовное заведение типа семинарии (медресе), которое по тем временам считалось одним из лучших в Иране и готовило в своих стенах священнослужителей и чиновников высокого ранга. Свое образование Хайям продолжил потом в Самарканде и Балхе, крупных культурных центрах Средней Азии и Хорасана.

За годы учения Хайям овладел всеми науками, традиционно включаемыми в круг средневековой образованности, - математикой, физикой, астрономией, философией, теософией, правоведением, а так же историей, корановедением и основами стихосложения. Сохранились также свидетельства о том, что поэт был сведущ в науке врачевания и искусен в предсказаниях по звездам. В совершенстве изучил арабский язык, который являлся языком священного писания мусульман, языком книжности и науки, Хайям со времен стал настоящим знатоком арабской и персидской поэзии. Увлекался поэт и изучением теории музыки.

Следует заметить, что тогдашняя система образования была построена на запоминании и заучивании наизусть. И обладающий незаурядной памятью Хайям, чтобы усвоить такой объем знаний был вынужден прибегать к специальной тренировке, о чем и повествуется в одной из легенд о нем. Рассказывают, что в годы своего учения Омар отправился в Исфахан, где молодого ученого привлекла возможность познакомиться с очень важным для его занятий научным трудом (поздние исследователи утверждают, что это был арабский перевод «Альмагеста», основополагающего труда древнегреческого астронома и географа Птолемея). Будучи не в состоянии приобрести ценную рукопись, Хайям решил хотя бы снять с нее копию. Историк XI века Бейхаки говорит об этом так: «… он внимательно прочел… книгу семь раз подряд и запомнил ее наизусть, а возвратившись в Нишапур, он продиктовал ее, и, когда сравнили это с подлинником, между ними не нашли большой разницы». Помимо Птолемея, Хайям изучал также научные труды Архимеда, Евклида и Аристотеля. Работы корифеев античной науки переводились на арабский язык и комментировались выдающимися мусульманскими учеными - энциклопедистами ал-Фараби, Абу Али ибн Сина (Авиценна), которого Хайям даже считал своим учителем.

Первый успех на научном поприще пришел к Хайяму в 25-летнем возрасте, после написания «Трактата о доказательствах проблем алгебры и ал-мукаббалы». Это серьезное исследование поставило его в ряд выдающихся математиков того времени. Сразу же Хайям становится придворным ученым, которому оказывают покровительство правители - меценаты. До 1074 года он служит при дворе наследного принца в Бухаре, а за тем получает приглашение ко двору могущественного правителя династии Сельджукидов Малик-шаха (правил в 1072-1092 гг.) в Исфахан, бывший в то время столицей персидского государства. Здесь, в Исфахане, и начинается 20-летний период наиболее плодотворной научной деятельности Хайяма.

Невероятно высок был авторитет Омара Хайяма и как придворного астролога. Характерный случай, доказывающий это, описывает лично знавший Хайяма Низами Арузи Самаркандии. Однажды астрологи при дворе Малик-шаха были заподозрены в том, что намеренно искажают смысл звездным предсказаний. Шах уже готов был обрушить на головы своих слуг жестокие кары, но те в качестве последнего довода стали умолять повелителя срочно послать гонца с их гороскопами «в Хорасан, к великому Омару. Что он скажет?».

Упоминание имени великого звездочета смягчило сердце шаха и отвело грозу от его поданных.

Плодотворный во многих отношениях исфаханский период Хайяма обрывается с гибелью его главного покровителя при шахском дворе визиря Низам ал-Мулка, павшего от руки фанатика-убийцы. А вскоре умирает и сам Малик шах.

После смерти Малик шаха фактической правительницей государства стала его вдова Туркан-ханум. Хотя положение Хайяма при шахском дворе стало не прочным, он еще некоторое время оставался в Исфахане, исправляя должность астролога и врача царицы. Однако вести работу в обсерватории без монаршего покровительства и материальной поддержки становилось все труднее. К тому же Туркан-ханум не могла простить ему близости к бывшему визирю. Таким образом, конец придворный карьеры Омара неизбежен. Биографы Хайяма связывают его с одним из эпизодов врачебной практики при дворе и относят к 1097 году.

Фактически изгнанному Хайяму не остается ничего другого, как вернуться в свой родной Нишапур, где он и проведет остаток своих дней. Всего лишь несколько раз Хайям покинет Нишапур - в одном случае его целью станут краткие поездки в Бухару и Балх, в другом - длительное, через весь ближний восток паломничество в Мекку. В нишапурские годы к славе выдающегося ученого и мудреца он сумел прибавить славу крамольного философа - опасного вольнодумца и вероотступника. Свои настроения тех лет Хайям точно передал в стихах, сложенных по-арабски:

Доволен пищей я, и грубой и простою,

Но и ее добыть могу я лишь с трудом.

Все преходяще, все случайно предо мною,

Давно нет встреч, давно уж пуст мой дом.

Решили небеса в своем груговращеньи

Светила добрые все злыми заменить.

Но нет, душа моя, в словах имей терпенье,

Иль головы седой тебе не сохранить.

(Перевод Б. Розенфельда)

Вот насколько проблематично даже только определе­ние основных вех его жизни. Исследователя стихов Хайяма еще труднее: на разрешение первого же вопроса, лежащего на поверхности, ушли многие десятилетия, а просвета не видно. Вот он, этот вопрос, породивший бес­конечные споры: как найти четверостишие, заведомо сочи­ненное именно Хайямом?







3. А был ли поэт Хайям?

Единичные цитирования стихов Хайяма найдены в рукописях, созданных через десятки лет после его смерти (нередко сочиненных богословами, осуждавшими Хайяма и приводившими образцы его крамолы). Где ж тут гаранти­ровать их «абсолютную достоверность»? Самые древние сводные списки его стихов (рубайяты), дошедшие до нас, появились только через 2-3 века после Хайяма. Причем они мало совпадают по содержанию между собой. Чтобы выделить «абсолютно достоверное», каждый исследователь предлагал свой принцип; соответственно ему рекомендо­вал считать достоверными кто 6, кто 12, кто 66 четверо­стиший, но даже их перечни в этих рекомендациях редко пересекались.

Мог бы возникнуть вопрос: а был ли поэт Хайям, не литературная ли это легенда? - если б не звучал в четверостишиях голос яркого и самобытного автора, дер­зкого нарушителя традиций тогдашней поэтики, с неповто­римым стилем оригинальной образной манерой и, главное, ни на кого не похожим строем мыслей; если бы - более того - Хайям не остался в фарсиязычной литературе непревзойденным мастером рубаи.

Итак, поэт Хайям - был. Мы слышим, мы узнаем его голос - не только, скажем, в авторитетнейшей для евро­пейских специалистов Бодлеанской рукописи (1460 год), но и в чересчур молодой для них рукописи 1851 года. Однако так ли уж велика, принципиальна разница: 340 или 730 лет после Хайяма? Случайные ошибки накапли­ваются со временем линейно: если в первом списке, до­пустим, примерно 2 чужих четверостишия на сотню, то в последнем, следовательно, 4-5. Всего лишь. Сознательная фальсификация, если только таковая была, скорей всего имела бы место как раз в те самые первые 340 лет, когда «неудобоваримая» поэзия Хайяма носила для ислама хаpактер острой болезни, не переросшей еще в хроническую. Злоумышленник или недобросовестный переписчик мог изуродовать и прижизненный текст, а мы считали бы этот список самым авторитетным, отвергая позднейшие, хотя и более точные. Так что давно пора признать: поиск «абсолютно достоверного» четверостишия Хайяма - химера. Даже найдись таковое - что дальше? Одно рубаи, даже десяток их, это еще не материал для изучения...

Итак, путь снизу оказался бесплодным. Попробуем путь сверху: привлечем в работу не только скудные по объему древнейшие, но и более поздние списки, отбрасывая из них то, что заведомо чужеродно. Будем помнить, что к любому четверостишию нужно относиться настороженно: есть ве­роятность, что это все-таки другой автор. Однако только так мы сможем набрать достаточный материал, чтобы увидеть поэтическое наследие Хайяма, а не худосочные выдержки из него; и тем более нужен большой набор текстов, дающий простор для анализа и сопоставлений, если мы хотим по разрозненный намекам Хайяма рестав­рировать его мировоззрение. Такая точка зрения давно повторяется различными востоковедами. Однако никто из них так и не рискнул пожертвовать своей научной репу­тацией и предположить, что мировоззрение Хайяма - нечто особое и не входит в список традиционных (ортодоксаль­ное мусульманство, суфизм того или иного толка и пр.).

Кстати, сопоставив несколько десятков старинных рубайятов (практически все источники стихов Хайяма, ко­торыми располагает современное хайямоведение), я при­шел к выводу, что следов сознательного включения в них чужих стихов не наблюдается. Были случайные ошибки из-за ветшания рукописей. Когда они рассыпались, отдель­ные листы (чаще всего из конца рукописи) вставлялись внутрь книги не на свои места; именно таким образом, не отдельными четверостишиями, а группами по 5-7 рубаи (обычное содержание листа), попадали в рубайяты Хайя­ма и стихи других авторов. Есть несколько случаев, когда к рубайяту Хайяма был приложен чужой рубайят, поте­рявший начало и имя автора, и впоследствии такой свод­ный текст считался целиком за хайямовский. Потом эти ветхие рукописи служили источником для новых списков, как правило, выборочных, и тогда картина серьезно запу­тывалась. Но не безнадежно. С помощью компьютерного анализа удалось установить «генеалогию» почти всех старинных хайямовских рубайятов, а в результате - выявить почти все чужие листы-вставки и проследить дви­жение каждого хайямовского рубаи по рукописям. Гораз­до более серьезная проблема - «правка» четверостиший, которой чуть ли не каждый второй переписчик «облагораживал» наиболее крамольные или «уточнял» подпорченные, на его взгляд, тексты. Поэтому необходимо иметь перед глазами все, какие удается найти, версии каждого хайямовского четверостишия. Чужеродная стилистика в них, как правило, хорошо заметна.







4. Чужие четверостишия в рубайятах Хайяма.

Теперь поговорим уже не о случайно вложенных в рукопись страницах, а об отдельных чужих рубаи.

Их появлению среди хайямовских стихов способствовали главным образом три обстоятельства. Первое. Переписчик иногда записывал на полях одно-два собственных рубаи, сочиненных «под Хайяма». Другой переписчик че­рез столетие думал, что это вставка пропущенного, и переносил эти строки в основной текст. Второе. Между Хайямом и его современниками велась полемика не только в философских трактатах, но и в стихах. Четверости­шие -вызов и четверостишие-ответ составляют единый сюжет, хотя и принадлежат разным авторам. Поэтому они совсем не случайно присутствуют в рубайятах Хайяма. Анализ стиля и. мыслей позволяет распознать эти чужие вкрапления. И.третье. Изредка встречаются списки сти­хов, явно составленные по памяти. Не удивительно, если при этом попадали туда схожие стихи других авторов. Но сознательных фальсификаций, не было обнаружено. Для нас же важно, что полемические выпады, свойствен­ные философскому турниру в стихотворной форме", резко отличаются от остальных стихов и хорошо заметны, а в других случаях вставок тон задают именно собственные хайямовские четверостишия, так что эти вставки не выбираются из смыслового потока и, следовательно, не могут всерьез запутать нас при исследовании идей Хайяма.

Впрочем, некоторые рукописи могут ввести в заблуждение, например рукопись В.N.S.Р.1425. Она считается хайямовским рубайятом, поскольку начинается четверостишием.c именем Хайяма. Анализ рукописи привел к выводу, что она составлялась не как рубайят Хайяма, а как тематическая антология суфийских текстов, без упомина­ния авторов. Такие случаи, конечно, нужно иметь в виду. Чтобы понять Хайяма, попросту нет иного пути, как довериться древним и не слишком древним рукописям, собрать все, что приписывается ему, и уж тогда из общей совокупности удалить заведомо чуждое. Конечно, при та­ком подходе нельзя ручаться, что в тексте остались толь­ко стихи Хайяма; но разве может гарантировать это любой исследователь, по какому-либо принципу отобравший не­сколько «абсолютно достоверных» рубаи?







5. Много ли стихов написал Хайям?

Увы, на этот счет история не донесла сведений - никаких, пусть даже неправдоподобных. Приходится идти на догадки, привлекая и практику других поэтов, и различ­ные косвенные соображения, ну и, конечно же, содержимое старинных рукописей. Если забыть о том, что многие стихи Хайяма за девять веков наверняка потерялись безвозврат­но, то верхнюю границу их общего количества даст сум­мирование всего, что в наше время приписывается ему.

Все находящиеся в Европе списки - в совокупно­сти - едва ли насчитывают более 1200 различных четве­ростиший. Даже фундаментальное исследование Свами Говинда Тиртхи (о котором - дальше) определяет суммарный объем «Хайямиады» в 2200 рубаи. Из них можно уверен­но вычесть 300 рубаи, относящихся к случаям заведомой состыковки чужих рубайятов с хайямовскими. Получен­ную величину мы и примем как верхний предел: количе­ство сохранившихся четверостиший, написанных действи­тельно Хайямом, не более 1900.

«В результате тщательных изысканий, проводив­шихся на протяжении десятилетий крупными филоло­гами восточных и западных стран методами тексто­логического, историко-литературного, стилистического, стиховедческого анализа, удалось определить группу четверостиший, примерно в четыреста стихотворений, которые с достаточной степенью уверенности можно считать принадлежащими перу Омара Хайяма».

Многие исследователи полагают, что и фактически Хай­ямом написано едва ли не более 400 pyбаи. В оправдание такого ограничения приводятся арифметические «обосно­вания»; из наблюдения, что древнейшие рубайяты обычно содержали не более 300-400 рубаи, именно столько стихов и «позволяют» написать Хайяму. И при этом словно бы не видят, что простое объединение этих рубайятов по крайней мере удвоит названный объём. Трудней заметить другое, что открывается только при численном анализе: многие из этих рубайятов являются фрагментами более крупных сводов. Так, одна из этих древнейших рукописей: восходит к источнику, содержавшему, как показал математический анализ, не менее 900 рубаи.







6. РУБАИ

Рубаи - персидское четверостишие (множественное число - рубайят). Особый жанр поэзии - четверостишие со схемой рифмования ААБА. В каждом из них - хотя бы крупица юмора и (или) мудрости.

Поясним на примере:

А "Ад и рай - в небесах", - утверждают ханжи.

А Я в себя заглянув, убедился во лжи:

Б Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,

А Ад и рай - это две половины души.

(пер. Г.Плисецкий)

Допускается также схема рифмования АААА, хотя встречается гораздо реже. Возможны редифные рифмы (в конце всех рифмованных строчек - одно и то же слово или словосочетание) и внутренние рифмы:

А В жизни сей опьянение лучше всего,

А Нежной гурии пение лучше всего,

А Вольной мысли кипение лучше всего,

А Всех запретов забвение лучше всего.

(пер. Г.Плисецкий)

Наряду с рифмованными двустишиями - месневи (маснави), (характерны для творчества другого персидского поэта Джалал-ад-Дина Руми (1207-1279) ), рубаи - исключительно персидский поэтический жанр, исконно народный (в фольклоре - дубайти или таране), не заимствованный из арабской литературы.

По-видимому, первым в письменную поэзию такие четверостишия ввел Рудаки. Омар Хайям утвердил внутренние законы рубаи, выгранил и трансформировал эту форму в новый философско-афористический поэтический жанр. Каждое его четверостишие - это маленькая поэма. Позднее, под влиянием персидской культуры, этот жанр был адаптирован и использован в других странах. Наиболее известным и ранним примером его появления в западной культуре, несомненно, является рубайят Омара Хайяма в переводе английского поэта Эдварда Фитцджеральда.

Некоторые исследователи полагают, что, подобно античным стихам, рубаи пелись одно за другим; отделенные паузой - как куплеты песни. Поэтические образы и идеи получают развитие от куплета к куплету, нередко контрастируя, образуя парадоксы. Именно это позволило Эдварду Фитцджеральду объединить 101 из своих переводов хайамовских рубаи в поэму, выдержавшую в XIX веке 25 изданий.

На русский язык Рубайят Хайяма переводили очень многие. К сожалению, не во всех публикациях указывается автор перевода. Попадаются "сборники лучших переводов" без какого-либо указания на имена переводчиков. Это нонсенс, поскольку при переводе стихов роль переводчика вполне сопоставима с ролью самого автора. Перечислим (в алфавитном порядке, чтобы никого не обидеть) имена известных нам переводчиков рубайят на русский, включая прозаические переводы:

Р.Алиев, К.Арсенева, К.Бальмонт, Ц.Бану, С.Ботвинник, В.Величко, К.Герра, В.Голубов, Н.Гребнев, А.Грузинский, В.Державин, В.Зайцев, Т.Зульфикаров, И.Ильин, В.Кафаров, С.Кашеваров, Л.Козловский, Н.Кононов, Я.Козловский, Ф.Корш, А.Кушнер, Т.Лебединский, Н.Леонтьев, С.Липкин, В.Мазуркевич, Х.Манувахов, Б.Маршак, В.Микрюков, И.Налбандян, А.Наумов, Л.Некора (Л.Н.), Л.Озеров, М.-Н.Османов, Л.Пеньковский, Г.Плисецкий, П.Порфиров, В.Рафальский, О.Румер, С.Северцев, Д.Седых, М.Сельвинский, Гл.Семенов, Т.Спендиарова, А.Старостин, Н.Стрижков, В.Тардов, Н.Тенигина, И.Тхоржевский, А.Умов, Я.Часова, А.Щербаков. А.Янов.

Приведем несколько примеров различных русских переводов одного и того же четверостишия с указанием использованного переводчиком стихотворного размера.

Вхожу в мечеть смиренно с поникшей головой.

Как будто для молитвы. Но замысел - иной.

Здесь коврик незаметно стащил я в прошлый раз,

А он уж поистерся. Хочу стянуть другой!

Переводчик -.Л.В.Некора. Размер: 6-стопный ямб

Я в мечеть не за праведным словом пришел,

Не стремясь приобщиться к основам пришел.

В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,

Он истерся до дыр - я за новым пришел.

Г.Плисецкий. 4-стопный анапест

Вхожу я под купол мечети суровый,

Воистину - не для намаза святого

Здесь коврик украл я... Но он обветшал,

И в доме молитвы явился я снова.

В.Державин 4-стопный амфибрахий

Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.

Не в жажде чуда я и не с мольбой:

Отсюда коврик я стянул когда-то,

А он истерся; надо бы другой!

И. Тхоржевский. 5-стопный ямб

Небо - кушак, что облек изнуренный мой стан,

Волны Джейхуна - родил наших слез океан,

Ад - это искорка наших пылающих вздохов.

Рай - это отдых, что нам на мгновение дан.

В.Державин. 5-стопный дактиль

Небо - пояс загубленной жизни моей,

Слезы падших - соленые волны морей,

Рай - блаженный покой после страстных усилий,

Адский пламень - лишь отблеск угасших страстей.

Г.Плисецкий 4-стопный анапест

Свод неба - это горб людского бытия,

Джейхун - кровавых слез ничтожная струя,

Ад - искра из костра безвыходных страданий,

Рай - радость краткая, о человек, твоя!

О.Румер 6-стопный ямб

До тебя и меня много сумерек было и зорь.

Не напрасно идет по кругам свод небес золотой.

Будь же тщателен ты, наступая на прах - этот прах

Был, конечно, зрачком, был очами красы молодой...

К.Бальмонт. 5-стопный анапест

Месяца месяцами сменялись до нас,

Мудрецы мудрецами сменялись до нас.

Эти мертвые камни у нас под ногами

Прежде были зрачками пленительных глаз.

Г.Плисецкий. 4-стопный анапест

Таким образом, переводчики использовали самые различные стихотворные размеры. При этом, философская направленность четверостишия увеличивает роль личности переводчика в процессе перевода и, соответственно, различие в его вариантах .

Следует отметить, что, будучи по форме исконно народными, рубаи Хайяма, и при его жизни, и после смерти породили множество подражаний. Поэтому установить подлинность тех или иных списков и их атрибуцию достаточно сложно. Исследователи расходятся в оценке их количества. Общее число рубаи достигает двух тысяч, но, по мнению многих ученых, ядро истинных стихов Хайяма не превышает ста.

Создание новых рубаи - подражаний Хайяму продолжается и в наши дни.



7. Легенды

Однажды в городе Балы, на улице работорговцев, во дворце эмира, на пиру за веселой беседой наш учитель Омар Хайям сказал: "Меня похоронят в таком месте, где всегда в дни весеннего равноденствия свежий ветер будет осыпать цветы плодовых ветвей". Через двадцать четыре года я побывал в Нишапуре, где был похоронен этот великий человек, и попросил указать мне его могилу. Меня привели на кладбище Хайры,и я увидел могилу у подножия садовой стены, осененную грушевыми и абрикосовыми деревьями и осыпанную лепестками цветов так, что она была совершенно скрыта под ними. Я вспомнил слова, сказанные в Балхе, и заплакал. Нигде во всем мире до обитаемых его границ не бывало человека, подобного ему.

(рассказ современника)

Глава империи Великих сельджуков Низам-ул-мульк, образованнейший человек своего века, обладавший большим государственным талантом, предложил Хайяму управлять городом Нишапуром и всей прилегающей областью. Хайям ответил: "Не хочу управлять людьми, приказывать и запрещать, а хочу весь свой разум посвятить науке на пользу людям!"

Его счастьем были Близнецы: Солнце и Меркурий находились в степени восхождения в третьем градусе Близнецов Меркурий был в перигелии, и Юпитер, смотря на них обоих, был в утроении.

(гороскоп Хайяма)

Когда же современники его очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и, легонько схватив поводья своего языка и пера, совершил хадж по причине болезни, не по причине богобоязненности, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними двери преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хаджа своего в город, посещая утром и вечером места поклонения и скрывая тайны, которые неизбежно откроются...

(Кифти. Книга мудрецов)

Омар читал "О божественном" из книг "Исцеление" (Авиценны). Дойдя до раздела "О едином и многом", он положил между листов какую-то вещь и сказал мне: "Позови народ, я сделаю завещание". Когда единомышленники собрались, он исполнил, согласно известным условиям, "стояние" и занялся молитвою. И отвратился от всего постороннего. Исполнив молитву на сон грядущий, он пал ниц на землю и сказал: "Боже! Поистине я познал Тебя по мере возможности моей. Прости меня, познание мое - заслуга пред Тобою!" И отдал Богу душу.

(Имам Мохаммед Багдадский).

В момент гибели "Титаника", помимо сокровищ на сумму около 13 млн. фунтов стерлингов, на его борту находился бесценный манускрипт Омара Хайама "Рубайят".





8. О разночтениях

Очень редко встречается хайямовское четверостишие, текст которого во всех источниках совпадает слово в слово. Иные же рубаи имеют десяток текстуальных вер­сий. Естественный вопрос: какую из них предпочесть? Наши поэты-переводчики, впрочем, с этим вопросом обыч­но не сталкивались: они работали либо с одной рукопи­сью (Л. Некора, переводивший знаменитую Бодлеанскую рукопись), либо с одной-двумя сводными книгами (О. Румер, который, используя французское и немецкое научные издания, преимущественно опирался на приведенные там прозаические переводы), либо по русскоязычным подстроч­никам (В. Державин, Г. Плисецкий в почти все осталь­ные). Составители же сводных книг обычно имели в виду доказать свою точку зрения на идеологическую позицию Хайяма (якобы он поэт-суфий - так считали французс­кий исследователь Никола и индус Тиртха, или ортодоксальный мусульманин - мнение персидского ученого Фуруги, й т. п.) и отбирали соответствующие версии.

Выбор «наиболее близкой к Хайяму» версии - пробле­ма трудная и скользкая. Разночтения охватывают широкий спектр искажений текста - от замен слов синонимами до перестановки пар строк; от ошибок, порожденных неразборчивостью переписываемого текста, до сознательных переделок, смягчающих резкость оригинала. Интересно такое редкое явление, как склейка (обычно парами строк) двух различных рубаи. Таким образом доходят до нас и обломки утраченных четверостиший.

Даже когда кто-либо составляет не скромную по объе­му целевую подборку, а крупный свод четверостиший Хайяма (как в книге Тиртхи), вроде бы неизбежно объективный благодаря большому количеству стихов, обилие разночтений в источниках оставляет богатые возможности для идеологических спекуляций. Признаюсь, я боялся и сам попасть под гипноз собственных пристрастий и потому при отборе основных текстов для этой работы был предельно осторожен. Объективность потребовала поместить в книге и переводы некоторых других версий: я привожу их, когда трудно предпочесть одно другому, или когда версия знакома читателю по иным поэтическим переводам, или когда вариант имеет принципиально другой смысл. Переводы их выполнены таким образом, чтобы объем разночтения был близок к наблюдаемому в ориги­налах.

Нередко стилистический анализ заставлял сомневаться в авторстве Хайяма, а порой и полностью исключать его - даже если четверостишие широко известно у нас именно как хайямовское. Особое место среди них за­нимают те, которые откосятся к жанру «ответов».






9. «Ответы»

В классической персидской поэзии был широко рас­пространен жанр стихотворения - «ответа». Удачное произ­ведение порождало немало «ответов», авторы которых пы­тались либо превзойти eго в поэтическом мастерстве, либо дать новое толкование мыслям и сюжету оригинала. Со­здавались «ответы» и на большие поэмы. Так, поэма Ни­зами «Лейла и Меджнун» породила более ста поэм-«ответов», в числе авторов которых - Джами и Навои.

«Ответы» на произведения малых форм должны были воспроизводить форму и ритмику оригинала, его редиф и звучание его рифмы. На рубаи Хайяма писали «ответы» в современники, и поэты последующих поколений - то в развитие или в опровержение его мыслей, то как пародии.

Про одно из четверостиший, часто попадающееся в рубайятах Хайяма, составитель «Тараб-ханэ» утверждает, что это «ответ». Он сообщает, что Хайям обратился К Абу-Саиду со стихотворным посланием

Кто здесь не очернен грехами, объясни,

Какими занят он делами, объясни?

Я должен делать зло, Ты -злом воздать за это.

Какая разница меж нами ,объясни?

на которое Абу-Саид ответил четверостишием

Хайям! Забудь шатер телесный, вникни в суть:

Твой дух - султан в пути, решивший отдохнуть.

Но разбудить его придет посыльный Смерти

И разберет шатер: султан продолжил путь.

Что оно - действительно «ответ» Хай­яму, несомненно. Однако нет формальных совпадений с первым четверостишием, позволяющих отнести его к жан­ру «ответа». Заметим, и по содержанию они не стыкуют­ся: вопросы об одном, да и адресованы они Богу, ответ же - совершенно о другом. Между тем Абу-Саид был настоящим поэтом, и написать безупречный по форме «ответ» едва ли было ему затруднительно. Поэтому показалось интересным поискать среди четверостиший Хайяма - на которое из них возможен такой «ответ»? И, кажется, посчастливилось найти. Это - четверостишие

Стихии сочетав, хозяин сплел узор.

За что же выбросил его в ненужный сор?

Коль вышло хорошо, уничтожать - за чем же?

Коль вышло кое-как, тогда - кому укор?

Похоже, хайямовским стихотворением и чьим-то пародийным «ответом» на него являются и рубаи

Пока пленяет уст вишневый самоцвет,

Пока на зов зурны душа звенит в ответ,

Лишь этим и живи, и хватит пустословья!

Пока смертельно пьян, живому смерти нет

Пока ты любишь уст вишневый самоцвет,

Пока, заслышав най, готов бежать вослед,

Бог видит: ты - дитя, любитель погремушек.

Пока не бросишь их, тебя как будто нет.

Видимо, присутствуют в рубайятах Хайяма и другие «ответы» ему. Писал «ответы» и он сам. Явно к ним относится четверостишие

«Оттуда, где про хмель и представленья нет,

Где дивного лица для вдохновенья нет, -

Пусть это даже рай, стремглав беги оттуда!»

Вот так слагай слова. В твоих - горенья нет.








10. Смерть.

Долгое время самой вероятной датой смерти Омара Хайяма считался 1123 год. Имеется несколько дошедших до нас источников, частично противоречащих друг другу. Д Низами Самарканди рассказывает о посещении им могилы Хайяма через четыре года после смерти, из чего следует, что ученый умер в 1131-32г. С другой стороны в рукописи писателя Яр-Ахмеда Табризи "Дом радости" есть два указания на возможную дату смерти. "Продолжительность его жизни "ab" солнечных года. "ab" - две цифры, написанные неразборчиво, но первая из них выглядит как 7 или 8, а вторая как 2 или 3. Вторая фраза, по-видимому, относящаяся к Хайяму: он умер в "четверг 12 мухаррама 555 года в деревушке одной из волостей округа Фирузгонд близ Астрабада". Этот ребус еще более осложняется вероятными ошибками в приведенных источниках. Возможны два решения, в зависимости от использования астрономических таблиц. Если принять первый вариант - 23 марта 1122 г., то приходится допустить наличие ошибок в первых двух источниках. Другой вариант 4 декабря 1131 г. - не противоречит ни одному из документов, и именно его, по-видимому, следует считать наиболее вероятной датой кончины.



11. Бессмертие.

Могила Хайяма находится в Нишапуре около мечети памяти имама Махрука. На этой могиле в 1934г. на средства, собранные почитателями творчества Хайяма в разных странах, был воздвигнут обелиск. Надпись на обелиске гласит:

СМЕРТЬ МУДРЕЦА 516 г. ХИДЖРЫ

ПО ЛУННОМУ КАЛЕНДАРЮ.

У могилы Хайяма присядь и свою цель потребуй,

Одно мгновенье досуга от горя мира потребуй.

Если ты хочешь знать дату построения обелиска,

Тайны души и веры у могилы Хайяма потребуй.

Авторы надписи считали, что Хайям умер в 516 г. (1122-1123г.). Вполне возможно, что историки будущего еще поломают голову над датой возведения обелиска, на которую, в соответствии с восточной традицией, указывает последняя строка четверостишия. Разгадка такова: если заменить каждую букву строки ее числовым значением в арабской буквенной нумерации и сложить эти числа, в сумме получится 1313г., что соответствует 1934 г. по нашему календарю.

Ныне над могилой Омара Хайяма в Нишапуре возвышается величественный надгробный памятник - одно из лучших мемориальных сооружений в современном Иране. Его фотографию можно увидеть в начале этой статьи, вместе с портретом Хайяма работы иранского художника Азаргуна, воссозданного, как утверждается, на основе исторических изысканий.


12. Заключение

Итак, из рубайята Хайяма нам открываются и своеобразная картина мироздания, и весьма смелое для его времени морально-этическое учение, цель которого - счастливая жизнь на Земле, свободной от воли Аллаха. Замысел Хайяма тем ошеломительнее, что он встает на борьбу не только против гигантского монстра - человеческой инерт­ности и косности, но и против воли небес, ведет борьбу сразу на два фронта. А богоборчество, поначалу потрясающее читателей, на фоне этого - так, почти забава.

И Хайям безусловно убежден в осуществимости сво­ей идеи, недаром у него столько рубаи на эту тему, неда­ром они звучат как фрагменты из бесед с учениками.

Кстати, не на два, а на три фронта, третий - воинству­ющий шариат. Объект сражения не случаен: шариат - чудовищный анахронизм, если рассматривать Бога отсут­ствующим, а потому и служение ему - бессмыслицей. Шариат - также и главное практическое препятствие в переориентации духовной деятельности человека на зем­ные проблемы.

Может быть, поэтому язык Хайяма зашифрован: слу­жители Аллаха пусть негодуют на его насмешки, но им незачем знать, что Хайям не только издевается над шари­атом, но и воспитывает учеников в духе нового учения, призванного преобразовать мир. И тогда «Мекки гордый храм» действительно проиграет.

Вспомним слова Кифти, что стихи Хайяма - «сборные пункты, соединяющие для открытого нападения».

Как мы знаем по прошествии девятисот лет, преобра­зовать мир Хайяму не удалось. Едва ли дело только в том, что законы исторического развития оказались сильнее его блестящих идей. В то время хайямовское учение все-таки имело возможность укорениться. Но была у него и неус­транимая слабая сторона: оно адресовалось более к интел­лекту, чем к эмоциям, и не могло предложить мгновенно зажигающих новичка лозунгов, которые бы концентрировали подспудно бродящие в народе неоформленные мыс­ли. Увы, не было у народа таких мыслей, сам по себе, без подсказки, он и близко догадаться не мог о подобном состоянии мировых дел, о том, что мы Творцом «выброше­ны на свалку». Кроме того, требовались десятки спокой­ных лет, свободных от социальных потрясений, чтобы (так же, как это когда-то удалось суфиям) последователи Хай­яма смогли, увеличиваясь численно, постепенно укоренить­ся в мусульманском обществе и накопить силы для «открытого нападения» на консервативное мусульманство. Однако этих спокойных лет не было дано: вначале крова­вый террор Саббаха, повергший народ в ужас, потом междоусобицы, погрузившие страну в хаос, а потом и нашествие восточных орд, потрясшее половину мира. Уче­ние Хайяма забылось, последователи его исчезли. Оста­лись только стихи. Но не потому ли за последний век так ярко вспыхнул интерес к его творчеству, что в нем звучит тревога за будущее человечества, особенно актуальная сегодня, не потому ли, что его призывы к благородству, к душевной чистоте нисколько не потускнели со временем, а его вера в прекрасную будущность человека и сейчас, в самое кровавое столетие земной истории, способна отрезвлять нашу совесть.

Ученый, который в области математики, астрономии и физики сумел уйти намного вперед своего времени, отставал в понимании законов развития человеческого общества. В результате этого поэт, встретивший в жизни много трудностей, о которые одна за другой разбивались его благородные мечты, переживший немало трагических моментов, в ряде своих рубаи уступает место фатализму, говорит о непредотвратимости судьбы, порой впадает в пессимизм.

Скептическое отношение к жизни на земле, отрицание этой жизни, отшельничество было широко распространено на средневековом Востоке.

Однако, даже в тех четверостишиях Хайяма, в которых на первый взгляд очень сильны пессимистические мотивы, мы в подтексте видим горячую любовь к реальной жизни и страстный протест против ее несовершенства.

Творчество Хайяма - еще одно доказательство того, что в средние века, в период инквизиции, всеобщего гнета духовное развитие человеческого общества не останавливалось и не могло остановиться.

Научное и литературное наследие Омара Хайяма служило и служит Человеку, являясь яркой страницей в культуре народов мира.







МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ

АВТОНОМНОЙ РЕСПУБЛИКИ КРЫМ



МАЛАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ШКОЛЬНИКОВ КРЫМА «ИСКАТЕЛЬ»

ДЖАНКОЙСКИЙ РАЙОННЫЙ ФИЛИАЛ



Секция литературного творчества




Творческие переводы


Работу выполнила:

Асанова Асие,

(Джанкойский район,

Майская ОШ, 10 кл.)

Научный руководитель:

Булатова Л.Н..,

учитель русского языка

и литературы

Майской ОШ



Джанкойский район - 2008 г.


© 2010-2022