Книжка - раскладушка на тему: Некрасовские казаки

«Любовь к родному краю, знание его истории - основа, на которой только и может осуществляться рост духовной культуры всего общества» Д.С.Лихачев.

Краткая история казаков-некрасовцев.

Некра́совцы (некрасовские казаки, казаки-некрасовцы, игнат-казаки) - потомки донских казаков, которые после подавления Булавинского восстания ушли с Дона в сентябре 1708 года. Названы в честь своего лидера Игната Некрасова. Более 240 лет казаки-некрасовцы жили вне России отдельной общиной по «заветам Игната», определяющим устои жизни общины.

Некрасов собрал значительные силы в Паншине и Есауловской, намереваясь идти на Черкасс. Это обеспокоило В. Долгорукого, который, не скрывая опасности, писал 5 августа полковнику Дедюту: «... А на Дону Некрасов сбирает великие войска воровские. Боже сохрани от него, ежели сберетца, не плоше Булавина».

Некрасов, находясь в станице Голубинской, ждал прихода Н. Голого с отрядами повстанцев. Чтобы не допустить соединения отрядов Голого и Некрасова, В. Долгорукий и Шидловский со своими полками напали на станицу Есауловскую, а Хованский - на городок Паншин. В ожесточенном бою Некрасов потерпел поражение. Чтобы спасти участников движения от поголовного уничтожения, он уводит булавинцев (в сентябре 1708 г.) на Кубань. Правительство считало восстание на Дону подавленным.

Затем Игнат-казаки - так они стали себя называть после смерти Некрасова - переселились к озеру Майнос

в азиатской Турции. Здесь и стали жить по своим законам, которые они назвали «Заветы Игната Некрасова». Законы были записаны в большой книге, которая хранилась у атамана.

Возвращение в Россию. Первая волна.

Незначительное количество некрасовцев-майносцев - «молодых людей, предназначенных турками ко отбыванию воинской повинности», выехало в Россию в 1911 г. с целью избежать службы в армии Турции, что было самой первой неофициальной волной переселенцев. Несмотря на завет Некрасова «при царе в Расею не возвращаться», с разрешения российского правительства и турецких властей началась их реэмиграция в Россию. Разрешения селиться на Дону или Кубани некрасовцы не получили, а были направлены в Грузию. Первая официальная волна реэмигрантов была незначительной. На забронированные в Грузии ещё с 1911 г. земельные участки для группы возвращенцев из 45 семей в 1912 г. из с. Майнос выехало всего 35 семей. Всего за 1912-1913 гг. выехало 70-80 семей. Основав два селения, Успенское и Воскресенское, казаки прожили там всего несколько лет. После провозглашения независимости Грузии и установления власти меньшевистского правительства (начало 1918 г.) они все были вынуждены снова переселяться, на этот раз на Кубань, в станицу Прочноокопскую. Весной 1919 года Кубанская законодательная Рада зачислила 246 казаков-некрасовцев (в возрасте от 1 до 71 года) в состав кубанского казачества, и им были выделены земельные наделы примерно в 30 км от Приморско-Ахтарской станицы, где к уже к лету 1920 года некрасовцы основали хутора Некрасовский и Новонекрасовский, впоследствии слившиеся в один - Новонекрасовский. Около 170-200 семей оставалось в Турции.

В 1925 г. последние три семьи с Мады приехали в Советский Союз и поселились в Новонекрасовском хуторе. В 1927 г. 170 семей (507 человек) некрасовцев деревни Майнос, несмотря на разрешение, так и не приехали в СССР.

Исследования Александры Москетти-Соколовой в работе «Историко-культурные связи казаков-некрасовцев и липован» и новые архивные документы, рассмотренные в монографии кандидата исторических наук Д. В. Сень - «Войско Кубанское Игнатово Кавказское: исторические пути казаков-некрасовцев (1708 г.-конец 1920-х гг.)», свидетельствуют, что какого-либо массового переселения некрасовцев после 1914 г. и до 1962 г. не было. Казачий словарь-справочник (составители А. И. Скрылов, Г. В. Губарев.), изданный в 1970 году в США, и изданная на его основе в 2007 году «Энциклопедия казачества» (Москва, издательство «Вече») называют число некрасовцев, вернувшихся на родину до 1958 г., в 7200 человек, очевидно, принимая за некрасовцев староверов-липован («дунаков»), в том числе более 2 тысяч семей, прибывших в 1947 году из Румынии в Советский Союз и поселившихся в Ейском районе.

Вторая волна.

22 сентября 1962 года из Турции, селения Коджа-Гёль (до 1938 - Бин-Эвле или Эски-Казаклар, по-некрасовски Майнос) в Россию вернулись 215 живших там семей некрасовцев общим числом 985 человек. Всего к 1962 году в Россию и СССР переехало около 1500 некрасовцев, из них чуть более 1200 майносцев. Сейчас их потомки проживают в посёлке Новокумский Левокумского района Ставропольского края.

В 1963 году несколько десятков семей некрасовцев и «дунаков», общим числом в 224 человека, отказавшихся выезжать в Советский Союз, были приняты в США. В Турции осталась только одна семья.

Современное состояние.

Возвратившись в Россию, казаки-некрасовцы сохраняли старый уклад, хотя и начали работать в совхозах. Они носили нательные кресты и бороды. Крестили детей, венчали молодоженов и отпевали покойников (читали сорокоуст). Чтили христианские праздники Рождество и Пасху. Однако их дети ходили в советские школы, учились в вузах и служили в армии. Юрисдикционно принадлежали в основном к белокриницкому согласию. Происходила медленная ассимиляция некрасовцев советским обществом, что привело к постепенной адаптации некрасовцев.

Народный костюм некрасовских казаков.

Костюмы у некрасовцев совсем не казацкие - яркие шелковые ткани, балахоны - это больше напоминает праздничные одежды турков…

Местность и окружение оказывают влияние на человека. Отразилось это и на русских казаках, проживающих в Турции. Костюмы их совершенно не похожи на обычную одежду казаков. Некрасовский костюм очень яркий, можно даже сказать эпатажный. Поверх рубахи на турецкий манер некрасовцы всегда одевали желто-синий балахон, который спереди по всей длине застегивался на пуговицы. Балахон шился из ярких турецких тканей. Вообще вся расцветка костюма была связана с круговоротом жизни на земле: желтый цвет символизировал зерно, синий - воду, красный - солнце, а зеленый - зелень, пробуждающуюся жизнь.

Нижний край одежды и все швы обязательно украшались вышивкой, узор которой по языческим преданиям являлся оберегом. Технически она была очень сложная и требовала кропотливой работы. По поверью, «нечистая сила» не могла ни войти, ни выйти через отверстия, защищенные рукотворным декором. Обычно выполнялся узор тонкой черно-желтой нитью.

Одежду некрасовцы передавали из поколения в поколение - из рубахи отца шили рубаху сыну, из рубахи матери - дочери. Весьма интересны у некрасовцев были головные уборы женщин. По ним можно было узнать, сколько лет женщине, замужем ли она. Девушки носили тканевые повязки, украшенные различными оберегами: монетками, маленькими ракушками, бисером. Поверх повязки - яркий платок красно-желтой расцветки. Кстати, все швы, соединяющие детали одежды, сшивались при помощи игольного кружева, которое плелось разноцветными нитками. Сейчас, к огромному сожалению, техника традиционной некрасовской вышивки полностью утеряна.

Свадебные костюмы некрасовцев.

У казаков-некрасовцев в большей степени, чем у донских казаков, сохранились архаические черты древнего восточнославянского свадебного обряда, где брак рассматривался как умирание девушки и воскресание в «мире ином». Об этом свидетельствуют четко читаемые в свадебном обряде некрасовцев такие действия, как:

1) «сажание невесты «на посад» за «стол-престол»;

2) прощание невесты с тем, что окружало ее в девичестве, ярко выразившееся в прощании с родными и со своей половозрастной группой (запивание руки);

3) манипуляции с косой и волосами невесты (заплетание косы, торговля-выкуп и расплетание косы).

К этим же действиям, на наш взгляд, следует отнести и многочисленные переодевания невесты на протяжении всего свадебного обряда, явно направленные на изменение облика невесты, ее оберегание и подготовку к новому периоду жизни.

Следует отметить, что в свадебном обряде участвует весь традиционный комплекс женской одежды с аксессуарами и атрибутами, которые, несомненно, исполняли религиозно-магические функции.

Женский костюм некрасовки состоял из рубахи, надевавшейся прямо на тело. Поверх рубахи надевался «балахон» - вид распашной одежды с узким коротким рукавом. Балахоны шились вначале из полосатой набойки, затем из полосатой ткани фабричного производства; балахон носили с 12-14 лет, подчеркивая этим переход девочки в следующую возрастную группу. Поверх балахона носили завеску-фартук, по подолу обшитый красной отделкой - «кырмызом». Сзади за веревочку заправлялись «мутозоки» - завязки из разных кусочков тканей с пушистой кистью из разноцветных шерстяных нитей. Девочки и девушки на голове носили «связку» - сложенную в несколько раз полоску ткани (бордово-оранжево-черной), украшенную бисером, монетами, раковинами каури. Поверх связки иногда надевали платок красно-желтой расцветки - «уруминский». Платок складывали по диагонали и завязывали под подбородком. Женский головной убор - «бабичий» - состоял из четырех элементов.

В приданое, которое готовили родители невесты («налаживали сундук»), входили 60 рубах, 40 балахонов, завески, бахилы - легкие сапожки, катаур - девичий пояс из гаруса с металлической бляхой с изображением птицы Феникс, кулан - женский пояс из гаруса с махрами на концах, кокошник (сорошник, сорока) - головной убор из парчи, украшенный жемчугом, рубинами, бирюзой, золотыми или серебряными монетами. Кокошники были двух видов: девичий - маленький, с гладким верхом, наподобие шапочки, и замужней женщины - большой, с рожками, который женщина носила по праздникам. Кроме того обязательно готовилась и кичка-шапочка с рогами, который шили из подкладочного материала, проваривая его в сахаре или крахмале. Рожки делали высотой до 15 см и набивали ватой. В приданое также входили шелковый шарф-«лента», шлычка.

С момента начала подготовки приданого мать надевала девушке золотые серьги. Просватывали невесту в 13- 14 лет, а свадьбу играли, как правило, когда невесте исполнялось 15-16 лет. Независимо от сроков свадьбы, когда невесте исполнялось 15 лет, жених дарил - «справлял» - невесте одежду-балахон, сарафан - стеганую на вате одежду, которую носили зимой по праздникам вместо балахона, завеску, платок, серьги монисты (ожерелье из монет), для того, чтобы свадьба непременно состоялась. Этот комплекс одежды и аксессуаров скорее всего надо рассматривать как кладку - материальное обеспечение женихом невесты, сохранившуюся у донских казаков верховых станиц под этим названием до начала XX в.

С этого момента невесту начинают беречь «от сглазу», чему придается первостепенное значение. Ярко выраженный апотропейный характер в этот период имеет одежда невесты. Она носит рубаху, балахон и завеску, но старые или чужие, «чтоб невесту не узнали», в подол которой втыкают булавки - обереги. Голову невеста покрывала платком, в косу вплетала веревочку с узлами. Имени невесты в этот период вслух не произносили.

После «большого начала» - сговора - невесту «сажали на посад» в угол под иконы. Смысл обряда - в прощании невесты с матерью, сестрами, подругами, всем, что окружало ее в этом мире. Невеста плакала, подруги «оголашивали» ее. Не приходится сомневаться, что во время сидения у стола и происходила символическая «смерть души». Заметим при этом, что на невесте - будничная рубаха из простого материала, подпоясанная веревочкой, на ногах обувь без каблуков, т.е. тот наряд, в котором ходят девочки-некрасовки, не достигшие брачного возраста (в аналогичном наряде хоронят и умерших женщин).

Момент «смерти девичьей души» подчеркивался и головным убором невесты: на распущенных волосах - связка и девичий кокошник-сорока, что подчеркивало неопределенность ее социально-возрастного статуса.

После оплакивания подруги уводят невесту в баню, а потом наряжают по-праздничному, во все новое, подаренное свекровью, что символизировало единение невесты с семьей жениха. Праздничный костюм шился из более дорогого материала.

В него входили все элементы традиционного костюма, надеваемые в уже перечисленном порядке, за исключением рубах, которых на этот раз надевалось две - под низ светлая, из простого материала, с красной отделкой («кырмызом») и «матущим» рукавом - спальную, которую привозила сваха со стороны жениха. Сверху надевали шелковую рубаху, сшитую из ткани нескольких расцветок, также отделанную «кырмызом». Поскольку подвенечную рубаху наделяли апотропейной и оплодотворяющей силой, горловину, манжеты вышивали мелким крестом, а ткани на рубаху брали с крупным растительным орнаментом. Балахон отделывали серебряными пуговицами и серебряными «плащами» - круглыми нашивками, расположенными вдоль застежки. Иногда и по низу балахона нашивали мелкие монеты-«левнички». При этом надо заметить, что если рубаха в желтых тонах, то балахон надевали «красненький», и наоборот. Отметим, что аналогичные цвета фиксирует и Домострой, давая описания свадебного обряда XVI в., где для невесты рекомендуется желтый летник и красный сарафан.

Поверх балахона крепили шелковую завеску, отделанную «кырмызом» и кружевом. Рубахи и балахон подпоясывались веревочками, причем каждая деталь комплекса отдельно. Пояса у всех восточнославянских народов считались предметом сакральным, а также связанным с продуцирующей и апотропейной магиями. В связи с этим, большое значение придавалось мутозокам, они заправлялись за веревочку, которой был подпоясан балахон. Праздничные мутозоки шились из шелковых кусочков ткани и заканчивались гарусной кистью из нитей 5 цветов. Мутозоки имели большое символическое значение, связанное с продуцирующей магией (аналогичны наспинным «грибаткам» в крестьянском костюме южнорусских губерний). По расположению мутозоков судили о семейном положении женщины. Девушки носили их сзади параллельно друг друга. Пожилая некрасовка подтыкала их сзади несколько раз, а вдова, желающая выйти замуж, носила справа один спущенный вниз, другой подоткнутый мутозок. В день венчания просватанная девушка надевала мутозоки справа параллельно друг другу (так же носили мутозоки женщины по большим праздникам). На ногах - белые чулки с золотыми или серебряными нитями и бахилы. Помимо серег, невеста надевала жерелки - короткое ожерелье из нашитых на ткань монет, монисто - длинное ожерелье из монет - дар свекра, иногда дублу - большую серебряную монету на цепочке и пояс-катаур. Невесте заплетали одну косу, в которую вплетали махор - серебряную пластинку с подвешенными на цепочках серебряными монетами. Посреди пластинки вставлен рубин или другой драгоценный или полудрагоценный камень. Голову повязывали связкой.

Обращает на себя внимание обилие красного цвета в одежде второй части свадьбы (после «посада»). Красный цвет считался в народе обладающим особыми волшебными свойствами. Он отражает символику любви, брака, брачной ночи.

После выхода к родным и жениху и поклона невеста подносит жениху стакан с вином и кланяется до земли «обеими руками», жених наступает на рукав рубахи невесты - магический обряд, связанный с подчинением, послушанием жены мужу и миром в семье.

Затем невесту сажают в красный угол, где она снимает девичью связку и отдает ее подруге на память. Ей надевают девичью сороку и накрывают покрывалом. Начинается торг - выкуп косы («золотить косу»). Продажа косы как бы сливалась с продажей самой невесты, а также выкупом места возле нее. Выкуп места и выкуп косы - один и тот же обряд, но выкуп - более поздняя трансформация его. Вероятно, этот ритуал в XIX в. был лишь реминисценцией когда-то существовавшей купли невесты. После получения денег «за косу» в дом входила свашка жениха, которой свашка невесты передавала женский - «бабичий» - головной убор.

Он состоял из «каука» - наполненного овечьей шерстью валика из хлопчатобумажной ткани, поверх него надевали шлычку-повязку в форме птицы, потом повязывали широкую, без украшений связку и покрывали платок, т. н. «уруминский» (румельский), оборачивая один сложенный край вокруг головы. При этом хвост шлычки обязательно выглядывал. В данном случае приносили праздничную шлычку из набойки с бордовым узором «край лапка» и платок «большой руки», т. е, длиной 1,5 м, один угол которого украшен гарусными кисточками, кружевом и нашитыми пушками из гусиного пуха

Таким образом, традиционный комплекс женской одежды (балахон, рубаха, завеска) казачек-некрасовок и головные уборы, сохранившиеся практически без изменений с конца XVII в., ввиду отсутствия специальной обрядовой свадебной одежды, следует рассматривать не только как явление собственно материальной культуры (есть ряд работ, где описана одежда с этих позиций), но и как часть духовной культуры этноса, связанную с верованиями и идеалистическими воззрениями народа.