И. Щеголихин «Снега метельные». Заманауи технологияларды қолданала ашық сабақ өткізу

И.Щеголихин «Снега метельные». Заманауи технологияларды қолданала ашық сабақ өткізу.

Мақсаты:

1.И.Щеголихин өмірлік және жазушылық өмірбаяны.

2. «Снега метельные» романның тарихи әдебиет обзоры.

3. Тын көтерген ,еңбек еткен адамдарын сыйлай білу, тын мерейлік жылына арналған ескерткішке саяхат жасау. Өздік сухбат жазу.

Сабақ түрі : интеграциялық сабағы және тоқталыспен жазалатын оқу тәсілі(чтение с остановками).

Сабақтағы пайдаланатын қызмет түрлері: алдынала индивидуалдық тапсырма,топтау тапсырма ,жекеше,сұхбат құру .

Сабақ құралдары:

- И.Щеголихин портреті;

-жазушы өмірбаянын презентация ретінде көрсету(бір оқушыға алдынала тапсырма беру);

-тын көтеру уақытындағы тарих анықтама (қазақ тарих пәненен жүргізетін ұстазы) ;

- «Снега метельные » роман үзілістерін пайдалана тоқталыспен жасалатын оқу тәсілі өткізу.

- Жазба дәптерлерге «Снега метельные » романына арналған тірек сызбасын дайындау -топтау тапсырма;

-Стикерлер үлестіру

Ұй тапсырма:

-Тын уақытына арнайы сұхбат жасау

Сабақ барысы:

1.Ұйымдастыру кезені.

2.Мұғалім:

Қымбатты,балалар,біз сендермен бүгін келесі біздің атақты жерлесімізбен Иван Щеголихинмен танысамыз.Щеголихин Иван Қостанай облысының жазушысы.Оның көптеген шығармалары кең тараған,соның бірі «Снега метельные » деген романы.Келесі сөз кезегін сендердің кластасыңызға Дәуренге бөлінеді(компьютерлық презентациясын қолданала балалар назарына И.Щеголихин өмірбаяны және өнерлік жолына арналған ақпаратты ұсыну ) Щеголихин Иван Павлович (1.4.1927, Костанайская обл., Карабалыкский р-н - 13.12.2010, Астана) - писатель, переводчик.

Народный писатель Казахстана (1992). Окончил КазПИ (1956).

В 1956-57 гг. - врач Республиканской санитарно-эпидемиологической станци.

В 1957-76 гг. - заведующий отделом прозы, заместтель главного редактора журнала "Советский Казахстан" (ныне "Простор"). Первый рассказ "Дочь профессора" опубликован в 1954 году.

Автор многих прозаических произведений. Перевел на русский язык произведения: "Тернистый путь" С.Сейфуллина (1964, совм. с С.Талжановым), "Балуан Шолак" (1962, совм. с М.Буралкиевым), "Шаги Великана" С.Муканова, "Очевидец" Г.Мустафина (1969, совм. с Т.Алимкуловым), "Под небом Турфана" Х.Абдуллина (1965), "Жаяу Муса" З.Акишева (1981) и другие. Награжден орденом "Парасат" (1994), медалями "10-летие независимости Казахстана", "За трудовой подвиг".
Сочинения: «В одном институте.» Повести и рассказы 1958г.; « Седое поле.» Повести и рассказы 1961г.; «Снега метельные.» Роман 1961г.; «И снова утро». Роман, повесть, рассказы 1965г. «Храни огонь.» Повести и рассказы 1968г. « Машина времени.» Повесть 1969г. « Пятый угол». Повести 1974г. « Время выбора.» Повесть1979г. « Шальная неделя.» Повесть1979г. «Слишком доброе сердце.» Повесть1983г. « Дефицит.» Роман 1984г.

Дәурен қысқа жауабын тоқтаған соң,тарих пәнінің ұстазы қысқаша,бірақ өте маңызды түрінде тын көтеру уақытына арнайы өз материалын тарихи анықтама ретінде байқауға береді.

... В летописи каждой страны есть события, имеющие эпохальный характер. Для Казахстана и других независимых государств бывшего Союза, таким событием стало освоение целинных земель. Главную цену за все заплатили люди, которые самоотверженно работали на эту идею и эту страну, свято веря в ее светлое будущее, преодолевая немалые трудности и лишения, искренне радуясь тому немногому, что давала им жизнь. В целях быстрейшего освоения целинных земель был проведен ряд организационных мер, стимулирующих материальную заинтересованность людей в дальнейшем подъеме сельского хозяйства. Освоение целины поддерживалось и значительными льготами для трудящихся, прибывающих целинников, а так же появилась возможность получить значительные премии работникам совхозов, выполнившим производственные планы, надбавку за выслугу лет. Целинники обеспечивались бесплатным проездом с имуществом из мест выхода к месту вселения, единовременным денежным пособием на главу семьи в размере 500 - 1000 рублей и по 150 - 200 рублей на каждого члена семьи. Кредит на постройку дома.В самый ответственный этап - начало освоения целины - партийную организацию республики возглавлял Л. И. Брежнев. В борьбу за освоение целины активно включились трудящиеся Казахстана. «... Казахи в целом, в подавляющем своем большинстве, - писал в книге «Целина» Л. И. Брежнев, - с огромным энтузиазмом и одобрением встретили решение партии о распашке ковыльных степей. Подъем целины для казахов явился задачей нелегкой, ведь долгие столетия казахский народ был связан со скотоводством, а тут многим и многим предстояло сломать весь прежний уклад жизни в степях, стать хлеборобами, механизаторами, специалистами зернового хозяйства. Но у местных жителей хватило мужества и мудрости принять самое активное, героическое участие в подъеме целины. Казахский народ оказался на высоте истории и, понимая потребности всей страны, проявил свои революционные, интернациональные черты». Известный читателям роман «Снега метельные» посвящен героическому прошлому целины, сложным судьбам целинников кустанайщины. События того времени стали уже историей, но интересная, насыщенная драматизмом жизнь на целине тех лет не может оставить нас равнодушными и сегодня.Отличительные особенности произведений И. Щеголихина - динамичный сюжет, напряженность и драматизм повествования, острота постановки морально-этических проблем. Жизнь в произведениях писателя предстает во всем многообразии и сложности.

Мұғалім:- Келесі кезенде оқушыларға стикерларды ұсынуы, топтап отырған оқушыларға «Снега метельные » романының 8 үзілістерін дайындап, тоқталыспен жасалатын оқу тәсілін пайдаланып, әрбір үзіліске арнайы сұрақтарға жауап табу тапсырманы ұсыну. .

1. Мұғалім- Барша роман мазмұныны Женя Измайлова деген жас қызға арналған. Автор оның өсуін,көзқарасын өзгеруін,махаббатын кұтуін,өз жұмысына жауапкершілігін нақты өрсетеді.Қазір біз әрбір стикерді рольмен оқуға назар аударамыз.

ЖЕНЯ ИЗМАЙЛОВА.

..В Камышный она приехала в конце июля, сразу после окончания медицинского училища. Сколько было волнений у папы с мамой, когда они ее провожали на целину, никто никогда не узнает. И тем более никто не узнает, каково было самой Жене в одиночестве оказаться в незнакомом поселке. Первые ночи она вообще не спала почти. Ее поселили в пустом общежитии МТС - все были на уборке, и ночью не к кому было бежать за помощью, если, не дай бог, что-нибудь случится. С наступлением темноты еще назойливей гудели моторы, машин, самых разных, становилось в два раза больше. Непривычная к новой обстановке, Женя засыпала только глубокой ночью и часто просыпалась в страхе - ночной сумрак комнаты вдруг пронизывал страшный белый столб света с улицы. Это проходили мимо автомашины. Ослепительные пятна фар медленно, колдовски продвигались по стенке, и видно было, как наспех, жиденько она побелена, затем срывались в темноту, словно обрубленные. Пахло бензином, соляркой, и до трех часов ночи гремел репродуктор на столбе возле райкома.

Женя крепилась из последних сил и не сбежала из пустого общежития только потому, что заранее готовила себя к лишениям (кстати сказать, к лишениям относилась нехватка жилплощади, а тут оказался ее избыток). В восемнадцать лет пора уже выходить с жизнью один на один. Больше всего Женя страшилась утерять веру в свои силы, самой себе показаться беспомощной.

На третью ночь в ее комнату стали ломиться пьяные парни. Они требовали какую-то Машку, били в дверь сапогами. Женя убежала через окно, оставив в комнате чемодан на растерзание. Она добежала до продуктового вагончика, где дежурил сторож с оружием в руках, обязанный охранять социалистическую собственность, но сторож не дежурил, а спал и ружье спрятал, чтобы кто-нибудь не подшутил. Убедившись, что погони за ней нет, Женя добралась до больницы и переночевала там на кушетке в ординаторской. Утром пошла в общежитие, представляя, какие там ужасные следы разгрома, но ничего ужасного не увидела, чемодан ее на месте под койкой, окошко раскрыто, словно свидетельствует о ее позорном бегстве, все на своих местах, похоже, что пьяные крики и стуки ночью ей просто-напросто пригрезились, примерещились от страха.

И все-таки она теперь решила, что бессмысленное мужество, все терпение и всепрощение похожи на осужденное нашей эпохой непротивление злу. Нельзя с этим мириться. У каждого советского человека есть права. Вот почему Женя заявила главному врачу, что намерена получить квартиру, как молодой специалист.

А в целом Жене понравился и поселок, и больница, и люди. Над входом в маленькую уютную больницу висела синяя вывеска с изображением чаши, змеи и красного креста. В узеньком вестибюле, как и полагается, санпросветплакаты, пучеглазые мухи - переносчики кишечных заболеваний, ленточные глисты, спутанные, как шелковая тесьма, и улыбающиеся толстощекие младенцы -«Я пью рыбий жир». Стеклянная до потолка стенка отгораживала маленькую аптеку, рядом с ней помещалась ординаторская за голубой дверью.

Три палаты, мужская, женская и смешанная (для новорожденных младенцев) - вот и вся больница.

В первый же день Женя познакомилась со всеми ее немногочисленными обитателями. В женской палате лежали две пожилые женщины из местных, с декомпенсированным пороком сердца. Они жили в глухом поселке неподалеку от Камышного, и до освоения целины лечились, чем попало - травами, припарками и даже наговорами. Медицинские работники заглядывали в их деревушку разве что случайно. Теперь же, с появлением райбольницы и хирурга Грачева, все стали обращаться к нему.

В мужской палате томились два шофера, один с обострением язвенной болезни после выпивки, а другой после аварии, с переломом ноги, лежал в гипсе. О смешанной палате говорили, свято место пусто не бывает, одна за другой проходили через нее мамаши-целинницы.

Женя сблизилась, прежде всего, со своими коллегами, с медсестрой Галей и с акушеркой Ириной Михайловной, женой главврача. Причем акушерка сама заговорила с Женей и сразу стала ее утешать, будто Женя маленькая, будто жаловалась на свою судьбу горькую или что-то в этом роде. «Ты молоденькая и симпатичная, у тебя вся жизнь впереди, а от папы и мамы все равно придется когда-нибудь отвыкать, не печалься и не горюй, держись к людям поближе...» Женя удивлена была таким к себе отношением, она вовсе и не думала печалиться и горевать, и лицо у нее всегда было спокойное и даже уверенное,- так, во всяком случае, она сама о себе думала. Но со стороны-то всегда виднее.

2. Мұғалім- Қыиншылық көрген Грачев отбасылықтардың өмір өзгеруі.Иван Щеголихин осы семья арқылы махаббат күштілігін көрсетеді. Грачев Леонид Петровичтің және Ирина Михайловнаның жұмыстағы үлкен жауапкершілікті атқарады (рольмен оқу)

ПОРТРЕТ ИРИНЫ МИХАЙЛОВНЫ. СУПРУГИ ГРАЧЕВЫ.

Женя любовалась своей старшей подругой. Какие у нее густые каштановые брови, иона совсем не думает их выщипывать, потому что знает, ей так больше идет; какие роскошные ресницы, с такими ресницами Женя вообще бы не поднимала глаз, чтобы они были виднее, и какие буйные волосы с рыжим отливом, под цвет пшеницы... Женя отвела взгляд, опасаясь, что Ирина Михайловна проснется и они встретятся глазами... Она не просто красивая, она добрая, умная, а главное, она любимая - Леонид Петрович в ней души не чает. У них сын, маленький Сашка. Ирину Михайловну любят не только дома, но и в больнице, в поселке. Она на самом деле голубка, как называет ее Леонид Петрович потихоньку, таясь от других, но постоянно, неизменно нежно, Женя видит. Она вообще очень чутка ко всему, что происходит в семье Грачевых. И если Леонида Петровича она не всегда понимает, он замкнутый по натуре, то Ирина Михайловна всегда открыта, для Жени во всяком случае, глядя на нее, не вспомнишь пресловутое «чужая душа потемки»… Грачева Ирина выделила среди других не сразу, поначалу, пожалуй, даже не заметила его. Но больные чаще других упоминали именно Леонида Петровича, старались попасть к нему и на операцию, и на консультацию. А у него ни роста, ни голоса, ни характера, как показалось Ирине на первый взгляд. Самая заурядная внешность. Но что странно - он не здоровался с ней. Проходил мимо нее, как мимо столба, иногда взглянет мимолетно, а чаще и не заметит. Казалось бы, и ей следует ответить тем же, не замечать - и крышка, но ему это удавалось, а ей нет. Даже высшее учебное заведение не научило его обходительности. Впрочем, как заметила Ирина, с другими-то он раскланивался и весьма учтиво, даже с санитарками. В один прекрасный день она сама громко, с вызовом поздоровалась с ним, он это принял как должное, вежливо ответил, а на другой день снова прошел мимо Ирины, как проходил мимо колонн в подъезде….

….- Я не хочу с вами прощаться,- сказала она почти шепотом, взяла его руку, прижала к своему лицу и заплакала.Он беспомощно переминался с ноги на ногу и бормотал:

- Не надо, Ирина Михайловна... Успокойтесь, пожалуйста...

Было еще не поздно, мимо проходили люди и смотрели на них.

- Я поеду с вами... Хоть на край света... Я вам не буду мешать, увидите...- выговаривала она сквозь слезы.

Он погладил ее плечо, успокаивая, а ей еще больше хотелось плакать, хотелось умереть от горя.

-Успокойтесь, возьмите себя в руки!- сказал он требовательно.- Никто вам не запрещает ехать. Давайте обсудим. Билет вы взяли?..Когда они пошли, дорогу перебежал ободранный весенний кот. Ирина в ужасе отпрянула, потом трижды повернулась вокруг себя.

- Да он же не черный!- улыбнулся Грачев.

- Ой, да пусть хоть какой! Всего боюсь. В одни только несчастья верю!..

Через два дня они уехали в Кустанай. Всю дорогу Сашка не отходил от Ирины, вел с ней длинные разговоры о поездах и самолетах, о происхождении земли и людей. Допытывался:- А где та обезьяна, от которой ты произошла? Взяли бы ее с собой.

Кустанай был похож на плацдарм великого наступления. Тракторов, плугов, сеялок на улицах было больше, чем домов. Медики разместились в областном здравотделе, спали на полу вповалку. Ирина всюду старалась отвоевать для Сашки самое удобное местечко.

С утра подходили машины, грузили снаряжение для десятикоечных больничек, койки, матрацы, одеяла, медикаменты, перевязочный материал.

Назначения ждали врачи и медсестры из Москвы, Киева, Алма-Аты, торопливо обсуждали, куда интересней поехать, за один день успевали изучить географию области лучше, чем свой родной край. Ирине и Грачеву все эти заботы казались ненужной суетой, мелочью, они были готовы поехать куда угодно, лишь бы вместе. Дождавшись свободной машины, Ирина, Грачев и Сашка втиснулись в кабину, даже не спрашивая у шофера маршрут, и отправились в самую, что ни на есть глубинку, за 300 километров от областного центра…

….- Извините, Ирина Михайловна, вы не спите?

Ирина гладила на тумбочке платье, ответила холодно:

- Как видишь.

«Где она утюг взяла? С собой принесла?»

- Сколько вам надо физиологического? На завтра?- Женя выставила вперед рецептурный журнал, как свидетельство ее делового визита.

- Пока хватит. Спасибо за внимание.

- Не стоит, Ирина Михайловна. Просто аптекарша попросила меня сдавать рецепты как можно раньше,- скромно, вежливо проговорила Женя, как будто между ними никакой черной кошки не пробегало.

Наступило молчание. Ирина не спеша, старательно утюжила свое платье.

Нет, просто так Женя отсюда не уйдет.

- Ваше любимое?- спросила она, кивая на платье.

- Да... Уже с дырками... - И снова молчание.

- Ирина Михайловна, вы меня извините, но... как вы будете жить дальше?

- Ты хочешь сказать, где?

- Нет... С кем?

Ирина отставила утюг, аккуратно развесила платье на спинке койки, и хотя оно сразу легло гладко, она долго, тщательно его расправляла.

- А если - ни с кем?- сказала она, наконец.- Одна? Ты пришла мне помочь сделать выбор?

- В общем - да,- отважилась Женя.

- Тебя кто-то послал, попросил?

- Нет, я сама,- Женя подумала и вздохнула.- И сама, и не сама. Кто-то все время посылает меня, толкает, Ирина Михайловна, честное слово, поверьте мне. Я больше не могу в стороне оставаться. Это ведь и моя беда, наша беда. Сергей под трактор, а там Леонид Петрович, Сашка...

- Ох, Женечка!..- вырвалось у Ирины со стоном.- Но что мне делать, что-о?

- Главное, он вас любит. ...

- Кто?

- «Кто-о»,- повторила Женя с укоризной.- У него такая тоска в глазах, такая боль, я просто не выдерживаю. «Не надо, говорю, дорогой, родной Леонид Петрович!»

- А он?

- А что он?... Только погладит меня по голове, неощутимо так, просто мимо рукой проведет и - шепотом: «Спасибо». А мне чудится «спаси-ите». Я уже больше не могу, Ирина Михайловна, у меня сердце разрывается. А вы... а вам все равно.

Ирина покачала головой.

- Может быть, это жестоко, Женя, даже бесчеловечно, но... я рада, что так все произошло. Я знаю, ты меня осудишь, да и все осудят, но я поняла на свои веки вечные, что люблю только его, Леню, и никого в жизни не любила и больше не полюблю!..- Ирина с тревогой оглянулась на окно.- Ты слышишь?

- Что-о?

- Под окном.

Женя прислушалась, поддаваясь тревоге, но ничего не расслышала.

- Это вам показалось, Ирина Михайловна.

- Нет, кто-то ходит... Вокруг больницы, под моим окном. Снег за стеной хруп-хруп... Женечка, дорогая, родная, я, наверное, с ума сойду, что мне делать?!- вскричала Ирина.

Женя бросилась к ней, взяла ее за плечи, пытаясь ее защитить от неведомого отчаяния и сама пугаясь его.

- Я знаю - что, Ирина Михайловна, знаю! Только вы послушайте моего совета, очень прошу, хотя бы один раз в жизни послушайтесь, исполните мою просьбу!

- Ох, Женечка, слушаю, слушаю, никого у меня больше не осталось, кроме тебя...- Ирина готова была разрыдаться, совсем потеряла самообладание. Видно, нелегко дались ей эти дни, житье в изоляторе.

- Сейчас вы пойдете домой,- Женя гладила ее плечи обеими руками, словно стараясь этим жестом подкрепить свои слова.- И станете перед ним вот так.- Женя опустилась перед Ириной на одно колено, умоляюще глядя на нее снизу вверх.- Или даже вот так!- Она опустилась на оба колена.- И скажете ему всего два слова: «Прости меня».

Ирина отстранилась, видно было, она не сможет этого сделать.

- Но вы ничего не успеете сказать, Ирина Михайловна! Вы не успеете даже на одно колено опуститься, как он вас сразу подхватит, сразу поднимет, Ирина Михайловна, родная, ведь вы же его знаете, разве он позволит? Поднимет вас, обнимет - и всё. Вы мне верите?

- Ох, не знаю, Женечка, не знаю...

- Идите, умоляю вас, идите!- Женя шагнула к вешалке, сняла пальто Ирины, хотела одеть ее, как маленькую, но Ирина слабым жестом остановила ее.

- Не могу. Ноги не идут...- она подошла к окну, приникла лицом к стеклу, тихо ахнула:- Леня!..

И сорвалась, побежала на улицу, как сумасшедшая, без пальто, без платка, в одной кофте.

Женя опустилась на койку, положила пальто на колени. «Как я устала, боже мой». И заплакала.

3. Мұғалім- Райкомитет басқарушы Николаев роман бойынша бізге өте жиі кездеседі.Оның адалдығы,оқиға болсын,мереке болсын,я партиялық тапсырыс болсын ең үлкен бағамен бағалауға болды (рольмен оқу)

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА ЖЕНИ С НИКОЛАЕВЫМ

- Выходите из машины!- скомандовала Женя.

-- Ох, как грозно!- молодой человек усмехнулся, откинул дверцу и легко спрыгнул на землю. Он оказался довольно высоким, русым и оливково загорелым.

Усвоившая на полевой работе командирский тон, Женя невольно придержала язык: незнакомец совсем не походил на шоферов с их лениво-самоуверенными движениями.

- Дайте, пожалуйста, руку, я вам сделаю прививку.

- Против чего?

- Против туляремии и бруцеллеза.

- Вы уверены, что мне не делали прививок?

- Уверена. Я помню всех, кому мы делали.

Женя с трудом, но все еще сохраняла наступательный тон. Когда работаешь на прививках, нужна решительность, прежде всего.

- Неужто вы всех помните?- продолжал молодой человек, слегка усмехаясь.

- Вас я вижу впервые, это уж точно. А вообще, что вы торгуетесь, как на базаре? Это же комариный укус, господи!- сказала Женя тоном Ирины Михайловны, сама того не желая.

- Действительно. Какую вам руку?

- Обе. Бруцеллез на правую, туляремию на левую.

Он вытянул руки, сжал пальцы в кулак, с удовольствием, как показалось Жене, напряг мускулы. Протирая спиртом его смуглую кожу, она почувствовала, что краснеет. Он не поморщился, не застонал в шутку и не заайкал, как это делают многие, молча подождал, пока Женя сделает насечки с вакциной.

- Всё?

- Всё. Если почувствуете температуру, обязательно зайдите в больницу….

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА ЖЕНИ И НИКОЛАЕВА.

… Он разговорился оттого, что она внимательно, неравнодушно его слушала, часто поднося пушистую рукавичку ко рту, словно боясь перебить Николаева и сказать что-нибудь не так, невпопад.

Когда переходили накатанную дорогу, Женя поскользнулась и ухватилась за Николаева. Он согнул свою руку в локте, чтобы ей удобнее было опереться. Но, выйдя на тропинку, Женя отпустила его, словно не желая связывать прежнюю его свободу.

Они говорили о любимых книгах, о знакомых людях, говорили гак, будто были давно знакомы, потом расстались, соскучились друг без друга и сейчас не могут наговориться.

- Вам еще спать не хочется?- Женя не стала ждать ответа, тут же предложила:-Давайте еще побродим, выйдем на простор, на аэродром, давайте?

- На простор так на простор,- согласился Николаев.

Возле дома Женя сняла рукавичку, подала руку.

- До свидания.

Он торопливо стянул варежку, коротко пожал ее руку и сказал:

- Наденьте рукавичку, пальцы замерзнут.

- Какой заботливый!

Он улыбнулся,- что тут особенного, не нашел, что ответить.

- Вы заходите к нам,- без всякой связи сказала Женя.- Что передать Леониду Петровичу?

- Спасибо, ничего не передавайте. Я просто так зашел, развеяться.

- Ну и как, развеялись?

- Медицина и здесь оказала свое благотворное воздействие.

- В таком случае, заходите почаще. У медицины тоже бывает желание развеяться...

Домой Николаев шагал стремительным, пружинистым шагом, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. И совсем не потому, что ему надо было спешить, нет. Вспомнился Омск, студенчество, весенние ночи, когда он догонял последний трамвай, пробегая порой за ним целый прогон. Прошло уже с той поры восемь лет, немало, но ему кажется, что он совсем не изменился, меняется только жизнь вокруг, а он - прежний, молодой и резвый. Иду, бегу, дышу, надеюсь!

ТРЕТЬЯ ВСТРЕЧА ЖЕНИ С НИКОЛАЕВЫМ.

… С памятного того вечера Николаев больше не заходил к Жене, но домик медиков и больница всё больше притягивали его. Видимо, уже тогда он на что-то такое понадеялся и, возможно, тогда же принял какое-то, пока не совсем ясное для себя, решение. И теперь в редкую свободную минутку он представлял, как Женя в белом халате, в белой косынке с красным крестиком, ходит в больничной тишине, раздает лекарства, легким нежным прикосновением делает перевязки.

«Надо бы зайти,- думал он.- Когда?» И снова окунался в дела и заботы.

Камышный... Целина... Множество людей, имен, фамилий, и среди них все большее место стала занимать Женя Измайлова. Не сама по себе, а как соучастница в круговерти самых разных дел и событий, стремительно промелькнувших, оставив такой значительный след. Не верилось, что всего два года назад здесь пустовала земля, и ничего не было - ни поселка, ни райкома, ни тракторов, ни миллиарда пудов зерна……

…… - Я уезжаю на операцию... Поздравляю вас с наступающим Новым годом, желаю большого-большого счастья!

- Когда едете?- перебил Николаев.

- Сейчас. Машина возле крыльца.

- Подождите меня, Женя. Я иду.

Женя вышла на крыльцо Малинка уже сидел в машине. Грачев стоял возле дверцы.

- Садитесь, Женя.

- Я сейчас, Леонид Петрович, сейчас... Одну минуточку!

Быстро подошел Николаев. Грачев поздоровался и хотел было шагнуть к нему, но замешкался, отряхнул снег с пальто и неловко, боком полез в машину.

- Не простудитесь, Женя. Надо полушубок застегнуть. Можно?- Николаев поправил ей воротник и застегнул его на крючки.- Так будет теплее.

Его забота взволновала обоих.

- Вы давно не заходите в наш домик...

- Обязательно зайду, Женя. Я хочу о многом поговорить с вами. Возвращайтесь скорее.

Машина нетерпеливо фыркала.Это было вчера, в прошлом году...

4. Мұғалім- Тын көтеруге үлкен мемлекетіміздің түкпір түкпірінен көптеген адамдар келді№Бұл роман мазмұнында да брнеше өмір тарихтар орын алады (рольмен оқу)

НЕОЖИДАННЫЙ ВЫЗОВ.

В семь утра кто-то постучал в окно. Ваня накинул полушубок, вышел и вскоре вернулся вместе с пожилым казахом в тулупе колоколом, в малахае, заметеленном, косматом от снега. Через локоть у него висел кнут.

- Новым годом, новым шастим!- проговорил вошедший.

- Вы - дед Мороз!- воскликнула Женя.

- Я - колхоз Амангельды. Дохтыр здесь?

- Здесь, здесь,- первым ответил Малинка, глядя на Женю, довольный, что поездка затягивается.

- У нас шалавек балной. Звонил Камышный, сказал, дохтыр сюда пошел. Я лошадь брал, встречать ехал. Буран! Машина не идет, трактор не идет, самолет не идет. Лошадь - всегда идет. Кошма есть, тулуп есть. Шалавек балной. Дженьшина...

Завтракали наспех. Ваня без настроения, с больной головой после вчерашнего.

Прибежал радист, худой чубатый парень в демисезонном пальтишке.

- Здесь врачи из Камышного? Секретарь райкома запрашивает, как дела, все ли благополучно.

Леонид Петрович молча посмотрел на Женю и улыбнулся.

«Ах, лукавый, ах, коварный Леонид Петрович!»- вспыхнула Женя и спросила громко, твердо:

- У нас все в порядке, товарищ хирург?

Он рассмеялся:

- Так и передайте: у нас все в порядке.

Радист убежал.

….. Она думала: «Я хочу о многом поговорить с вами. Приезжайте скорее...» Леонид Петрович любит жену... Мы поставили Малинку на ноги. Новый год... Милая глубинка - посвист белой метели, звонкая синь утихшего простора, вкусный дымок над поселком, и мы, его надежные обитатели... «Я хочу о многом поговорить с вами». Она представила ясные глаза Николаева и вспомнила: «Нет исхода вьюгам певучим, нет заката очам твоим звездным».

Нет исхода. И нет заката!

Она шагнула в снег, к дому. Ветер опалил щеки. Он нес надежду, знобящий восторг, и Жене казалось: не слезы, а светлые льдинки скатываются из-под ее ресниц.

ЗНАКОМСТВО С МАРЬЕЙ АБРАМОВНОЙ. ЕЕ ЦЕЛИННАЯ ИСТОРИЯ.

Женя подошла к поварихе, стала пристраиваться на ступеньки, сработанные, судя по светлым невыгоревшим доскам, недавно, к началу уборки.

- Если негде, у меня переночуете,- просто сказала повариха.

- Хорошо, спасибо.

Они помолчали. Жене неловко было молчать, надо было говорить хоть о чем-нибудь в ответ на любезность.

- А знаете, между прочим, в соседнем совхозе в один день вышла из строя бригада в двенадцать человек,- сказала она.

- Да?- рассеянно отозвалась повариха.- С чего это они?

- Пищевое отравление. Всех увезли в райбольницу. Директор совхоза волосы на себе рвал: самый разгар уборки, а людей нет, техника стоит. Представляете, целая бригада!- говорила Женя озадаченно, стремясь произвести как можно большее впечатление.

- Да, плохо дело,- отозвалась Марья Абрамовна. Несмотря на красноречивый пример, повариха, как показалось Жене, не особенно испугалась, во всяком случае, не бросилась тут же перемывать котел заново во избежание пищевого отравления, и на впечатлительность Жени смотрит снисходительно, уверенная, что у нее на кухне ничего подобного не случится….. Помолчала и, словно в оправдание, добавила:-Да все они тут дети мои. Кормишь, поишь, знаешь каждого не один день.- И еще помолчав, спросила:- А что?

- Да так...- неопределенно ответила Женя, не зная, к чему следует отнести это подозрительное «а что?».- Просто голос у вас такой, материнский...

Все-таки Марья Абрамовна не зря насторожилась, Женя не могла скрыть своего недоумения здешней жизнью, а точнее сказать, здешними нравами. А может быть, здесь так принято, хочешь-не хочешь, а приходится привыкать к соленым полевым шуточкам. Не легко, наверное, здесь Марье Абрамовне, у нее лицо такое хорошее, доброе…..

….. женщина вздохнула.- А я сюда из Москвы приехала. Одна я... Муж на фронте погиб, а сын на целине. В марте, по первой весне, в пятьдесят четвертом трактор повел через Тобол... Сейчас там граненый камень стоит, дети цветы на могилу носят... А я как приехала хоронить, так и осталась здесь до своего часа.

5. Мұғалім- Роман бойынша автор бізді әр сипатты кейіпкерлерімен кездестіріді. Солардың бірі Хлынов Сергей.Мазмұны бойынша Хлыновпен нақты танысамыз.Оның намыстылығы,алғырлығы,батырлығы,күштілігі,сөзге шеберлігі,жауапкершілігі барша оқырманға ғибрат болуға мүмкін(рольмен оқу)

ОБРАЗ ЦЕЛИННИКА-ХЛЫНОВА СЕРГЕЯ.

Со снимка смотрело на нее задорное улыбающееся лицо, смелое, дерзкое, открытое, действительно, такому сам чёрт не брат. Флотская, с маленьким козырьком фуражка сдвинута на затылок. Сверху набрано крупным шрифтом: «Хлынов - семьдесят гектаров!»…. Сергей выехал из поселка рано. Ночью прошел дождь, и сейчас все: трава, пыль, мотоцикл, встречный ветер с пшеничного поля,- пахло дождем и утренней свежестью.

Рассвет был медленный, затянувшийся, серый после дождя, но Сергей мчался по дороге в хорошем настроении. Одинокую фигурку в белом платье он заметил издали. Она была одна, действительно, как былинка в поле. Шла с тяжелой сумкой через плечо.

«Придется подвезти,- подумал Сергей.- Значит, скорость будет в два раза меньше. Хоть бы не по пути оказалось».

Сергей решил посмотреть, что будет, если он не обратит на нее никакого внимания. Насвистывая, не глядя на путешественницу, он чуть-чуть притормозил возле нее и проехал мимо.

- Стойте! Одну минутку! Подождите!

Обычный набор слов. Сергей притормозил, небрежно шаркнул подошвами по земле и подождал не оборачиваясь. - Ах, вон оно что!- с вызовом сказала Женя.- Пустите меня к рулю!-приказала она.- Держите! - Вы Хлынов,- утвердительно сказала девушка и выставила на Сергея палец пистолетом.

- Допустим. А вы?- он выставил палец пистолетом в ее сторону.

- Отлично, на ловца и зверь бежит,- она улыбнулась.- А я Женя Измайлова. Везите меня в свою бригаду.

- Зачем?

- По заданию секретаря райкома.

- Ого!

Сергей оглядел девушку - светленькая, а глаза карие. Хрупкая, какая-то очень уж городская, нездешняя. Впрочем, все на целине нездешние или почти все.

….Сергей едва успел поймать тяжелую, как свинцовая болванка, сумку и попятился на заднее сиденье. Девушка не оробела под его взглядом, не опустила глаза, но заметно посуровела. Сергею показалось, он хватил лишку своим изучающим обзором, и поспешил оправдаться:

-- Если что - зубами за землю,- посоветовал он, следя за тем, как девушка села сначала боком, потом, чуть приподняв подол, перекинула ногу, приподнялась, поправила широкие складки,- и все это спокойно, неторопливо, независимо, будто усаживалась на свою машину,

Но Женя не обращала внимания на его окрики, легонько, привычно упруго приподнимаясь на педалях там ,где его и потряхивало.

6. Мұғалім-Адам өмірінде қиіндық және жеңістік,махаббат пен араздық,татулық пен адамгершілік қатар жүретін автор Иван Щеголихин нақты көрсетеді (рольмен оқу)

ЛЮБОВЬ ХЛЫНОВА И ИРИНЫ МИХАЙЛОВНЫ

Короче, Женечка, передай записку. А кому, сама знаешь.

- Я не пойду сегодня домой... Я дежурю. А вообще, Сергей...- она хотела ему сказать прямо, в лоб, зачем он пристает к замужней женщине, но сказала другое: - Почему сам не передашь?

- Должна понимать, не маленькая.

Что-то беспомощное заметила Женя в его слабой улыбке. Она еще не видела, как Хлынов смущается, и не подозревала, что он на это способен.

- Ладно, извини,- он опять криво усмехнулся.- Сам отнесу, как советуешь.

Отчаянная душа, Сергей! Добром не кончит,- так говорят в поселке. Сейчас он выйдет из больницы и своим быстрым, сильным шагом пойдет по селу на окраину, к новому дому медиков. Опущенные мохнатые наушники шапки будут взмахивать при каждом его шаге, он словно на крыльях понесет свою отчаянную, непутевую голову. Подойдет к дому, постучит в дверь, вызовет хирурга и скажет, что ему нужна Ирина Михайловна по личному делу. Не отведет дерзких глаз, и ни один мускул не дрогнет на его лице. Он ведь и в Камышный перебрался ради Ирины, если считать по правде, а внешне - повздорил с Ткачом и прощай «Изобильный». Хлынов толкнул дверь.

- Ладно...- тихонько произнесла Женя.- А то ты натворишь.

Сергей сунул в кармашек ее халата сложенную вдвое записку. Даже не запечатал, доверял Жене. Рядом с его черными, заскорузлыми пальцами халат показался еще белее и тоньше. Видно, Хлынов опять грел руки над костром, вряд ли они что-нибудь там успели утеплить.

Хлынов ушел, и Женя тут же, у двери, непроизвольно оглянувшись - не подсматривает ли кто,- перепрятала записку из халата в кармашек платья. Она представила, как будет передавать ее Ирине Михайловне, и ей стало жарко, до слёз тревожно. Как она посмотрит в глаза Ирины Михайловны, а потом и Леонида Петровича?

Женя прошла в процедурную, прикрыла дверь, прислушалась и, прижимая руки к груди, у самого подбородка развернула записку.

«Иринушка моя, ласточка! Истосковался по тебе, как последний слабак! Хватит, хочу видеть тебя сегодня. Буду ждать за больницей, там, где базарные ворота, в восемь часов. Не бойся, заверну в тулуп, никто тебя не увидит. Только надень валенки, в туфлях не бегай...»

Бумажка в руках Жени мелко дрожала. Женя вздохнула и бессильно опустила руки.

Нежность... Никогда бы не подумала - нежный Хлынов...

.....- К тебе в последние дни никто не заходил? Из прежних знакомых.

- Ах, да!- притворно спохватилась Женя и покраснела.- Вот, просили передать.- И подала записку.

- Девочка ты моя!- Ирина Михайловна порывисто притянула Женю к себе, потормошила ее, как маленькую.- Не порвала и не выбросила.- Она заметила смятение Жени, отстранилась и спокойно предложила: - Давай ее вместе уничтожим. - Она подошла к лампе, не прочитав, грубо смяла записку, затем расправила ее, чтобы лучше горела, и поднесла к верху стекла. Краешек подрумянился, потемнел, быстро скрутился и вспыхнул, осветив снизу неподвижное, вдруг постаревшее лицо Ирины Михайловны.

ИЗМЕНА ЖЕНЫ ГРАЧЕВА.

Сидя один в темной комнате, Грачев думал о том же самом, только с другими, более мучительными для себя подробностями...

Ирина вернулась в полночь, тихонько отворила дверь, и Грачева обдало холодом, морозной свежестью.

- А ты не спишь, Леня?- она торопилась, запыхалась.- Задержалась, прости, пожалуйста.

Ее непринужденность покоробила Грачева, он ничего не ответил.

- Задержалась,- опять сказала она, сбрасывая пальто, платок, стягивая валенки. Капроновые чулки лоснились на ее плотных икрах.- Сашенька спит?

Грачев не ответил.

- А ты поужинал, Леня?- только сейчас в голосе ее появилось напряжение, она почуяла неладное и, чтобы избавиться от молчания Грачева, пошла на кухню.

Он постоял, постоял и пошел за ней, сел за выскобленный стол. Он молчал не по каким-то там соображениям, он просто не мог, не знал, о чем тут можно говорить и ждал, что она сама скажет.

В печке гудело пламя, на плите что-то шипело.

- Господи, темнота-то какая! Керосин, что ли, кончился. Прямо беда, ох ты, боже мой,- проговорила Ирина, будто стараясь заполнить словами пустоту. Выкрутила фитиль побольше, лампа разгорелась поярче.

Она чувствовала его подозрение, догадку и не могла остановиться, тонула в суесловии.

- Первый час уже, надо же! Спать давно пора, а мы...

- Где ты была?

Горлышко белого чайника в руках Ирины мелко застучало о край стакана, она подняла его и так резко, что заварка выплеснулась на стол.

- Я тебе уже объясняла,- отчужденно ответила Ирина.- А кроме того, забегала в больницу.

Она знала, он не станет проверять ее и расспрашивать персонал, была ли она там на самом деле.

- Где ты была?!- повторил он настойчиво, показывая тем самым, что никаким ее объяснениям не поверил.

Она попыталась что-то сказать, но он знал, будет снова ложь, и перебил:

- Ты могла мне сказать правду сразу, когда уходила. Или даже еще раньше. Я не вынуждал тебя лгать!

Она отодвинула стакан и положила руки перед собой на стол, глядя на них и раздумывая, как будто решаясь на что-то.

- Мы с тобой взрослые люди,- продолжал Грачев глухим и недобрым голосом.- Если тебе плохо со мной, мы можем вместе найти выход. Или ты считаешь, только ложь поможет тебе, мне и тому, третьему?

Она продолжала молчать, видимо, дожидаясь каких-то других его слов, какого-то решения.

- Значит, ты и дальше будешь вести себя так, на манер... потаскушки?

Лицо ее покрылось пятнами, ноздри побелели, она в упор глянула на Грачева.

- А если я люблю его?

Он оскорбил ее, и она прикрылась этим могучим словом «любовь», как щитом. Не только прикрылась, отбилась, но и его ранила.

- Тем более,- едва слышно произнес Грачев. Он понял, - не только ее оскорбил, но и себя унизил. Но тем быстрее развяжется этот узел, прорубится выход. Только не надо больше унижать себя. Он сразу остыл, успокоился, а может быть, просто сник, оглушенный ее признанием.

На желтой пластмассовой тарелке лежал нарезанный хлеб. Грачев взял ломоть и начал жевать, тупо глядя на печную дверцу. Все ясно, просто, а он ничего не видел. Ему казалось, у них одна жизнь, единая, неделимая во веки веков, а вышло две, разных, параллельных... Дверца озарялась изнутри зыбчатым светом огня, а в душе Грачева всё гасло, с лица его сошла твердость, лицо стало странно-покорным, детским. Он с усилием проглотил сухой комок,- здешний, целинный, сейчас такой горький хлеб.

«Не сотвори себе кумира, не сотвори...»- завертелось в его сознании.

Ирина дышала громко и часто, едва сдерживая слезы.

Говорят, женщина не станет признаваться в измене, если не собирается уйти к другому.

- Уйдешь, когда найдешь нужным,- сказал он, следя за своим голосом, спокойным, ровным, бесстрастным.- Возьмешь всё, что найдешь нужным. Никаких просьб и тем более скандалов, претензий с моей стороны не будет. Что еще? Кажется, всё.- Он сделал нелепый жест - повернул руки ладонями кверху и развел их в стороны.

- Нет!.. Нет...- еле выговорила Ирина и уронила голову на руки. Она плакала, волосы колыхались по столу, обнажив шею. Он ненавидел сейчас и волосы ее и белую, без единой морщинки шею, всю ее ненавидел. Она предала его.

Открылась дверь, появилась Женя в ночной рубашке и в шали на полуголых плечах. Она бросилась к Ирине, прильнула к ней и тоже заплакала, восклицая, захлебываясь слезами:

- Что вы наделали!.. Что вы наделали...

Грачев оделся и вышел на улицу. Он не чувствовал ни жалости, ни раскаяния, но и себя не чувствовал, своей воли. Казалось, его втянула, завертела и понесла инерция чужой силы. И продолжает кружить, нести.

«Надо пойти к Хлынову. Сейчас же, немедля. И всё ему выложить».

… В доме медиков все еще светилось окно. Ирина, похоже, ждала его. Он вошел, увидел, дверь в спальню открыта, но не стал приглядываться, сел на диван, начал разуваться. Ирина не положила на диван ни подушки, ни одеяла, ничего. Или думает, он туда пойдет, в общую постель?

Он поднял голову, глянул в полумрак спальни. Ирина лежала поверх одеяла, в платье, подперев голову ладонью. Рядом из-под одеяла виднелась голова Сашки, узкая детская рука его обнимала Ирину за шею. Кровь ударила в лицо Грачева, ему захотелось крикнуть, заорать: «Оставь его!!», но тут он увидел возле кровати узел, обёрнутый клетчатой шалью,- и гнев схлынул.

Она, наверное, плакала, и Сашка жалел ее, успокаивал, пока не уснул.

Ирина, не мигая смотрела вниз и в сторону, ничего, как будто не замечая, ни Грачева, ни руки мальчонки. Она, наверное, ждала, что муж войдет, увидит узел, грубо разворошит его, разбросает тряпьё пинками, и эту грубость его она примет, как нежность, как милость.

«К нему собралась»,- подумал Грачев и лег на спину. Поерзал головой по диванному валику, приказал себе: «Спать! Спать! Утро вечера мудренее. Я засыпаю, я сплю...»

Лампа горела до рассвета, пока не кончился керосин.

…..Ирина не спала. Под утро мутная синева осветила пустые окна, вдали затарахтел движок.

Ирина поднялась с постели, прислушалась к ровному дыханию мужа, накинула платок, надела пальто. Грачев не пошевелился. Она нагнулась к Сашке, тихонько поцеловала его и подняла узел. Несколько мгновений она смотрела на бледное лицо Грачева. В слабом свете утра увидела его сдвинутые брови, твердо сжатые губы. Он дышал глубоко и ровно. «У меня всё решено, я сплю спокойно,- как бы говорило его дыхание.- Я сплю и ничего не вижу, ни тебя в пальто, ни твоего узла. Если я открою глаза, то увижу и окликну тебя. Но я не открою...»

Ирина толкнула дверь, узел с суконным шорохом задел за косяк. Грачев перестал дышать, слушал и ждал, не всхлипнет ли она, не вздохнет ли?..

ТЯЖЕЛЫЕ ДУМЫ ГРАЧЕВА.

Грачеву не спалось. Он сидел в одиночестве на кухне в доме медиков и курил. Бросив окурок в таз возле плиты, он вставал, делал три шага к окну, затем поворачивал к двери, затем снова к окну и машинально брал следующую папиросу. Выбив мундштук о коробку, чиркал спичкой и после первой затяжки сознавал: кажется, опять закурил. И заглядывал в коробку, считал, сколько еще осталось, хватит ли до утра?

Трудно сказать, что его сейчас тревожило. В общем, конечно, больница, в общем и целом, а если сказать конкретней...

Нет, конкретней лучше не говорить.

Беспокоил, разумеется, послеоперационный больной. Не поднялась ли температура, как поведет себя шов... Он потерял много крови. Может быть, ввести физраствор подкожно?..

……Грачев оделся, вышел на улицу. Перед самой больницей остановился: а вдруг Ирина в палате, возле Хлынова? Какова будет картина, брошенный муж явился подсматривать?..

Женское сердце жалостливо, Ирина может зайти в палату к послеоперационному, приободрить, утешить, ничего в том нет предосудительного. «Совсем нет, прямо-таки ничегошеньки нет предосудительного»,- подумал он язвительно.

Почему врач, настоящий врач, исцелитель, каковым он себя считает, не может попросить женщину утешить больного после операции?

Может, но почему-то не попросил.

Ах, эта женщина - его бывшая жена, и в нем заговорил инстинкт собственника. Вон каков ты, оказывается, настоящий врач, исцелитель. Да еще подглядывать пришел, сторожить!..

Грачев повернул обратно. Прошел шагов пятьдесят, остановился.

- Черт знает что такое!- проговорил он вслух.- Куда все подевалось - уверенность, спокойствие, хладнокровие? Для чего горожу-нагораживаю? Весь вечер раздуваю в себе идиотские подозрения. Зайду, узнаю, как его самочувствие, и пойду домой, спать.

Он всегда так делал, после любой операции. Нет причины нарушать традиции. Грачев пошел к больнице снова, издали нацелившись взглядом на окно изолятора. Оно светилось розовым светом и наполовину было задернуто марлевой занавеской. Он смотрел неотрывно, ждал, что там вот-вот промелькнет ее тень. Не дождался...

У входа он снова остановился в нерешительности. Что делать, если Хлынова не окажется в палате, если он... в изоляторе?

А ничего не делать. Попросить сестру, чтобы она нашла больного и уложила его в постель. И не просто сестру, а Женю, которая все знает.

Бог ты мой, а кто тут всего не знает!..

Никого он просить не будет, а зайдет сам в палату, как делал это всегда, и если убедится, что больного нет на месте, обратится за помощью к сестре. И даже не за помощью, а просто напомнит ей о больничном режиме.

Она приведет больного, водворит его, так сказать, на место, и Грачев спокойно - спокойненько!- скажет, что во избежание осложнений сейчас ему необходим максимальный покой, постельный строгий режим. А блага жизни он может наверстать потом. И отсутствие руки в данном случае не помешает.

«Все-таки ты сволочь, Грачев»,- сказал он себе.

В ординаторской он снял пальто, повесил его на вешалку, взял халат и решительными рывками натянул его.

Тишина в больнице, покой...

Он вошел в темную палату, оставив дверь приоткрытой, чтобы проходил сюда свет из коридора. Хлынов спал, дышал тяжело, хрипло, как сильно уставший за день человек. Толсто забинтованная культя покоилась на белой широкой лангете.

Грачев тихо вышел, тихо прикрыл за собой дверь. Постоял в коридоре, прислушался неизвестно к чему, может быть, к самому себе. В дальнем углу едва заметно голубела дверь изолятора...

В процедурной, склонившись на столик, дремала Женя, похожая на белую птицу, спрятавшую голову под крыло. На звук двери она подняла сонное личико, с усилием открыла глаза.

- Ах, это вы! А я тут сплю...

Нечего ей пугаться и оправдываться не надо, измоталась за день, устала.

- Все в порядке, Женя? Как послеоперационный?

- Спит. Пусть поспит, двое суток подряд мучился,- она пожалела Хлынова, как всякого другого больного, не подозревая о состоянии Грачева.- А вы отдыхайте, Леонид Петрович. Я на страже.- Женя сонно улыбнулась.- Я всегда чувствую, когда все в порядке, а когда что-нибудь случится.

«Милое дитя»,- подумал Грачев и попросил:

- Пошлете за мной, Женя, если что... Кровотечение вдруг и так далее.

Она пошлет за ним, все это само собой разумелось, можно было и не говорить, но он сказал эту пустую просьбу и тем самым отрезал себе путь в больницу, чувствуя в то же время, что не сразу отсюда уйдет, а если и уйдет все-таки, то вернется. В эту же ночь...

И все-таки он погнал себя домой и не оглядывался больше на окно изолятора.

..... Грачеву не спалось. Он сидел в одиночестве на кухне в доме медиков и курил. Бросив окурок в таз возле плиты, он вставал, делал три шага к окну, затем поворачивал к двери, затем снова к окну и машинально брал следующую папиросу. Выбив мундштук о коробку, чиркал спичкой и после первой затяжки сознавал: кажется, опять закурил. И заглядывал в коробку, считал, сколько еще осталось, хватит ли до утра?

Трудно сказать, что его сейчас тревожило. В общем, конечно, больница, в общем и целом, а если сказать конкретней...

Нет, конкретней лучше не говорить.

Беспокоил, разумеется, послеоперационный больной. Не поднялась ли температура, как поведет себя шов... Он потерял много крови. Может быть, ввести физраствор подкожно?..

Грачев оделся, вышел на улицу. Перед самой больницей остановился: а вдруг Ирина в палате, возле Хлынова? Какова будет картина, брошенный муж явился подсматривать?..

Женское сердце жалостливо, Ирина может зайти в палату к послеоперационному, приободрить, утешить, ничего в том нет предосудительного. «Совсем нет, прямо-таки ничегошеньки нет предосудительного»,- подумал он язвительно.

Почему врач, настоящий врач, исцелитель, каковым он себя считает, не может попросить женщину утешить больного после операции?

Может, но почему-то не попросил.

7. Мұғалім- Келесі стикердегі мазмұнында Хлыновпен болған өте ауыр оқиғаға күа боламыз (рольмен оқу)

ТРАГЕДИЯ С ХЛЫНОВЫМ.

В Камышном на автобазе борт к борту стояли бесполезные сейчас машины. Шофера, слесари, ремонтники сидели в тихом гараже у костра и курили, когда вошел Николаев с двумя парнями из райкома комсомола. Они сняли шапки, выбили снег о колено, шапками отряхнули валенки. Возле костра, не спеша, расступились, примолкли. Пахло гарью, жженой резиной и дустом.

- Товарищи, на втором стане сидят наши рабочие, сто двадцать человек,- сказал Николаев -У них нет продуктов, нечего курить, появились больные.

Эти трое, Николаев с двумя комсомольцами, совершили в сущности подвиг - прошли от поселка до автобазы. Почти километр в пургу. Они обошлись без посыльных, явились лично, чтобы показать, насколько важна задача.

- Там нелегко,- негромко продолжал Николаев.- Хотим с вами посоветоваться, товарищи, как оказать помощь второму стану.

...Может быть, потом, спустя годы, когда жизнь на целине устроится, секретарь райкома не будет принимать личного участия в подобном деле, найдут другой, может быть, даже более оперативный способ убеждения и связи. Но сейчас, когда целинная жизнь только налаживалась, всем и каждому приходилось в любом важном деле принимать участие лично...

Шофера пока молчали. Николаев не приказывал, не доказывал, не взывал к совести. Они молчали из чувства собственного достоинства.

- Газик райпотребсоюза пробивался целые сутки,- сказал комсомольский секретарь белорус Гулькевич.- Не мог пробиться. Шофер передал по рации из совхоза имени Горького, что застрял, заблудился.

- Надо было ДТ-54 послать,- сказал один из шоферов.

- На газике только па охоту ездить, зайцев гонять,- отозвался другой.- При ясной погоде.

- Мы не можем оставить в беде наших товарищей,- продолжал Николаев.- Надо пробиться к ним и как можно скорее. Давайте вместе прикинем, кому из самых смелых и надежных ребят мы поручим этот ответственный рейс.

- А чего тут прикидывать,- слегка вызывающе проговорил Сергей Хлынов.- Лично я не прочь размяться. Думаю, братва со мной по мелочам торговаться не станет.

- Спасение людей - не мелочь,- холодно осадил его Николаев.

- Я это так, к слову,- хмуро оправдался Хлынов.- Короче, я готов поехать.

Он шагнул вперед. Вслед за ним, как привязанный, шагнул и Курман Ахметов.

- Вдвоем поедем. Для страховки.

Курман с лета перебрался в Камышный вместе с Оксаной и уже тремя детьми, тремя всадниками. Именно из-за них они сюда и переехали. Тот памятный день - первые роды Оксаны - оставил глубокий след в сердце Курмана, и он все ждал случая, чтобы перевезти семью поближе к хорошим медикам. Так будет всем спокойнее - и Курману, и Оксане, и самим медикам.

- Медлить нельзя, товарищи, дорога каждая минута.

Не прошло и часа, как друзья на тракторе ДТ-54 с прицепом подъехали к складу райпотребсоюза. Они легко выпросили пол-литра водки на дорогу - оттирать конечности на случай обморожения, тут же хватили по глотку-другому, нагрузили в прицеп мешки с продуктами, укутали их брезентом и затянули веревками. Возле больницы Курман попросил друга остановиться.

…. Сергей несколько мгновений сидел неподвижно, бездумно, потом глянул на больничную дверь, давным-давно знакомую ему, еще с той поры. Вывеску со змеей и чашей занесло снегом, косо, как плиту на кладбище, и только остались на виду четыре буквы «Боль...»

Сергей посидел, посидел, вздохнул, выжал конус и повернул трактор на дорогу.

- Прости, Курман, не обижайся,- сказал он вслух.- Нельзя больному ехать в такой рейс.- И еще раз вздохнул с облегчением, ему хотелось побыть одному, ехать, ехать и ехать...

Последнее время Сергей полюбил одиночество. Самолюбие не позволяло ему скисать на виду у всех, поддаваться тоске. Брось, скажут, пропадать из-за бабы (причину-то знали все, не утаишь), будут еще их десятки в твоей жизни, молодой и веселой. И Сергей бодрился, старался не подавать виду, работал так же, как работал прежде, и жил вроде бы так же, балагурил, посмеивался над растяпами. Но тоска мучила, клонила голову к земле.

Ирина упрямо его сторонилась. А он терпеливо ждал от нее вестей, надеялся на ее решение. Он, конечно, знал, что она ушла от мужа (да и кто этого не знал!), но как теперь всё это понимать - то ли она ушла, чтобы сойтись, наконец, с ним, то ли он просто-напросто стал причиной скандала, развода, причиной ее страданий, в конечном счете. Там ведь еще и сын остался. Говорят же, когда горе стучится в дверь, любовь вылетает в окно. В таком положении он не мог требовать свидания, как прежде, настаивать, надоедать ей, самолюбие мешало ему стать приставалой. Он ждал. А она не давала о себе знать.

Курман видел, Сергей не в себе и переживал за друга. Он и сочувствовал ему, и злился оттого, что ничем не может помочь. Злился на хирурга, на Ирину, на самого себя. Взрослые, серьезные люди, а не могут найти выхода.

- Женщина, как заноза, влезет незаметно, а вытащить больно,- говорил Курман с чужих слов. Сергей только кивал в ответ и молчал.

- Пойду к твоему хирургу, скажу - человек пропадает!- грозился Курман.

- Не вздумай,- цедил Сергей.

- Пусть уезжает отсюда, нечего ему здесь делать,- искал Курман выхода.- Или давай мы уедем, целина большая.

- Уедем...- рассеянно соглашался Сергей. И вот он едет. Один...

…Прикинув на глаз расстояние до прицепа, он выключил скорость, оставив двигатель в работе, взял взамен шкворня гаечный ключ, кусок проволоки и выпрыгнул из кабины. Снегу по пояс. Сергей нашарил дугу прицепа и поднял ее, машинально, по привычке дернув,- прицеп ни с места. До трактора не хватало еще с полметра. Нужно снова лезть в кабину и осторожно сдавать поближе. Тут он заметил, что трактор, вздрагивая, как будто пульсируя всем корпусом от оборотов мотора, понемногу и довольно нацеленно сползает вниз, приближается сам, уклон ему помогает. Сергей поднял дугу на колено, приготовился.

Трактор надвигался, серьга его все ближе и ближе, двойная, как раскрытая пасть, черная, с истертыми до блеска кружками.

«Серьга против Сергея, давай-давай, кто кого?!.»

Он пригнулся, поднял ключ, как кинжал, чтобы успеть воткнуть его вовремя. Серьга, однако, шла не прямо, а чуть вбок, совсем чуть-чуть мимо. Сергей напрягся, изо всех сил дернул дугу прицепа в сторону, чтобы совместить отверстия, подправил кольцо рукой и - все тело вдруг обожгло, он зарычал от боли, рванулся, извиваясь, взметывая снег, ему с хрустом ущемило, невообразимо впаяло кисть между прицепом и тяжело насевшим трактором.

«Всё, конец, кранты!..» От страха отупела боль, он перестал дергаться, стараясь собраться с мыслями. «Нож,- спокойно решил Сергей.- Нужен нож!» Вдруг всплыло детство, деревня, охота с отцом и волчья лапа, оставленная в капкане.

Он сунул руку в карман брюк - здесь ли? Нащупал холодную рукоятку и перевел дыхание - вот оно, спасение! Осторожно вытащил нож, боясь уронить его, разжал зубами лезвие и, стиснув челюсти, полоснул по запястью. Первый удар, пока не больно, он нанес изо всех сил. И боли не почувствовал, ее перебивала другая боль. И опять - деревня, лошадь, ей прижигают сбитую холку, а чтобы не было больно, тонким концом кнута лошади стянули губу.

Брызнула струя крови и сразу же застыла на снегу, как глина.

«Быстрее! Отдам концы, к чёрту, от потери крови».

Он сорвал ремень с брюк, накинул его на руку выше локтя, просунул конец через пряжку и туго-натуго затянул. Кровь приостановилась. В голове стало удивительно ясно. Свободная, здоровая, сильная правая рука крепко держала нож, которым предстояло отбиваться от смерти.

Кусая губы, Сергей начал резкими тычками кромсать запястье. Мотор работал, трактор дрожал мерной живой дрожью, будто злорадно ждал, чем все это кончится. Казалось, во всем мире теперь затаились люди, выжидая, чем кончится борьба Сергея с трактором, один на один.

Сквозь смерзшиеся прищуренные веки он видел, как взмахивает черный нож, но удара не видел, в глазах спасительно темнело от кровавых кругов. Он сжимал челюсти до ломоты, больше всего страшась потерять сознание. Действовать без передышки, рубить и кромсать, быстрее! Иначе можно изойти кровью. Он начал орать, по-звериному рычать, поддерживая в себе остатки решимости.

Одна рука терпела удары, другая их наносила. В сознании Сергея они действовали, как два разных существа. Они терзали друг друга, стремясь к одному - спасти третьего.

...Третьего спасти, третьего лишнего. На чью-то беду. Но кто третий-то, кто лишний? Он? Грачев? Или, может быть, Ирина, увитая метелью, белая, склонилась над ним, как змея над чашей.

«Умереть здесь, скрючиться, подохнуть?! Не-ет!»

Последним усилием Сергей всадил нож, резанул плотные, как проволока, сухожилия, потянулся всем телом назад, полоснул еще раз и с размаху сел в снег..…

.- Не-ет, я тебе не щенок, не-ет!- почти в беспамятстве, рыдающим голосом продолжал выговаривать он. Поднялся на четвереньки, вставил в серьгу ключ и закрепил проволокой. Он старался не смотреть на серьгу, но все же видел странно маленький темный остаток чужой, уж мертвой чьей-то кисти.

Все еще боясь выронить спасительный нож, Сергей поднялся на гусеницу и влез в кабину. Мотор рокотал без перебоев; сердце Сергея стучало в голове, ослепительные круги плыли из глаз в стороны, распирая виски.

«Только бы не слететь с копыт!» Теперь стало чудиться, что еще не все, что главная опасность, какая-нибудь страшная случайность ждет его впереди, надо быть осмотрительней.

Сергей закрыл глаза, отдыхая, и сам не знал, сколько времени просидел в забытьи, мгновение или час. Очнулся от нестерпимой боли, окровавленная рука уткнулась в сиденье. Сергей стянул шарф, обмотал им культю и повел трактор дальше, снова вперед - не было другого выбора, кроме как поскорее добраться к людям. Он часто оглядывался. Сзади, виновато встряхиваясь, легко тащился прицеп с продуктами...

...В полдень за Женей прибежала санитарка - привезли Хлынова. При смерти. Женя не знала, что и подумать- то ли драка, то ли авария, то ли Сергей сам с собой что-нибудь, не дай Бог,- опрометью побежала в больницу.

В ординаторской сидели Грачев, зачем-то пришедший Николаев, Ирина и Курман, небритый, с осунувшимся лицом больного. Женя едва успела поздороваться, как хирург спросил строже, чем всегда:

- У нас все готово для операции?,

- Как всегда.

Он знал, у Жени всегда все готово, но спросил, видимо, для других.

Женю здесь ждали, сам Грачев ждал свою верную помощницу, и Женя не могла не отметить этого. Но что с Хлыновым?

……У Жени слегка кружилась голова, перед самым началом операции у нее взяли 300 граммов крови. У стола ее не покидала встревоженность - не какой-то просто больной, никому неведомый, а Хлынов, соперник хирурга, лежал под его ножом!

Женя отметила, сегодня Леонид Петрович еще более собран, чем обычно на операции. И обезболивающего новокаина он тратит сегодня больше. А Хлынов не проронил ни звука, хотя и измотан. Они как будто состязались во внимании друг к другу.

В операционную зашла Ирина Михайловна, остановилась в трех шагах от стола. Женя сжалась, неприязненно на нее уставилась. Зачем она пришла в такой момент? Чего ей здесь надо?

- Операция идет нормально?- спросила Ирина.

Ей никто не ответил, Женя только кивнула, продолжая сверлить Ирину глазами из-под маски. Ей показалось, Сергей вздрогнул, напрягся весь.

Если она подойдет к Сергею, помешает хирургу. Если подойдет к хирургу, ухудшит состояние Хлынова. Экая мешанина, сумятица, чертовщина!..

- Моя помощь не требуется?

Грачев медлил с ответом. Ирина пошла к двери.

- Одну минуту,- остановил ее Грачев.- Напоминаю, кровь первой группы является универсальной. Ее можно вливать больным с любой другой группой, несовместимости не будет. Нужно еще триста граммов. Это наша просьба.

Значит, Ирина умышленно отказалась дать свою кровь, а Леонид Петрович напомнил ей...

- Мне ваша просьба понятна,- ответила Ирина и закрыла дверь.

Сергей все слышал и не проронил ни звука. Да и о чем ему говорить сейчас?

«Не надо злиться,- успокаивала себя Женя.- Ей ведь тоже тяжело одной, сидеть где-то, терзаться, ничего не знать, не слышать...»

Леонид Петрович рассек мышцы, раздвинул их и обнажил кость. Замелькали тампоны и кровоостанавливающие зажимы, пеаны и кохеры. Когда xupjpr поднял сверкающее зубастое лезвие и начал пилить желтую крупную кость, Женя покачнулась и ухватилась за столик с инструментами. Очнулась она от обжигающей рези в ноздрях - Галя догадалась вовремя поднести ватку с нашатырным спиртом...

- Всё, доктор?- просипел Хлынов.

- Всё, Хлынов.

- Спасибо!- и чтобы не заподозрили его в неискренности, Сергей добавил:- Я от души говорю, честно….…. Сергей проснулся под утро и не сразу понял, где находится. Заныла рука, и он сразу вспомнил трактор и лог, белую дорогу, долгую и мучительную, больницу и общее смятение, бледного, небывало растерянного Курмана. Прежде всего, как бы первым слоем сознания, он почувствовал свою вину перед всеми, смутную - огорчил, заставил переживать, тревожиться. Потом подумал о себе, повернул голову, посмотрел на култышку, толсто укутанную бинтами,.…..

ОТЪЕЗД ХЛЫНОВА С ЦЕЛИНЫ.

…… Неделю назад Сергей навсегда уехал из Камышного. В день выписки он ушел не сразу, а подождал, пока в ординаторской соберутся все, с кем он хотел проститься: Грачев, Ирина и Женя.

Накануне вечером друзья принесли ему в больницу подарок - новый темно-синий костюм и рубашку и попросили Женю отгладить, приготовить все честь честью.

Сергей вошел красивый, как никогда. В новом костюме, в белоснежной сорочке. Женя разглядывала его, как незнакомца, и улыбалась. За время лежания в больнице грубый загар сошел с лица Хлынова, переживания, как думала Женя, оставили на нем тонкий благородный след, лицо его сейчас стало еще более гордым и мужественным. Черные волосы, зачесанные назад, влажно поблескивали. Сергей щурился, словно старался притушить боль в глазах. Рука с протезом была небрежно всунута в карман брюк,- ничего не заметно.

Ирина не подняла взгляда.

- Спасибо, доктор, за спасение жизни,- твердо сказал, отчеканил Сергей и протянул Грачеву руку.- Остальное, будем считать, мелочи.

Леонид Петрович пожал руку, несколько мгновений, похоже, думал, что сказать в ответ, но так и не сказал ничего, только кивнул и еще раз крепко пожал ему руку.

- Прощай, Ирина Михайловна. Не поминай, как говорится, лихом.- Сергей обернулся к Ирине, голос его звенел по-новому, не был, как прежде, грубовато-сиплым.

- Прощай, Сергей...- едва слышно отозвалась Ирина.

Как бы хотелось Жене знать, о чем она сейчас думала, что чувствовала! Может быть, думала, что помогла ему работать лучше других и тому свидетельство яркая колодка ордена на лацкане у Сергея? Или о том, сколько горя они испытали все вместе? Или, может быть, собрала сейчас в памяти те немногие минуты радости, которые он доставил ей своей преданностью и страстной своей любовью?

- Желаю тебе...- наверное, она хотела сказать: «Счастья», но удержалась, обыденное слово неожиданно приобрело свой истинный смысл и в ее устах могло прозвучать издевательски. А слова ее много сейчас для него значили, она знала.- Желаю тебе больших успехов, Сергей. Ты можешь многое сделать в жизни. И ты сделаешь.

Губы Хлынова дрогнули, он ответил с прежним своим бахвальством, как бы защитился:

- Как-нибудь!- и повернулся к Жене с ласковой, такой братской улыбкой.- Ну, Женечка, прощай, родная!

- До свидания, Сережа, до свидания!- быстро проговорила Женя.- До встречи на больших дорогах жизни! Я тоже в тебя верю, Сережа!- И они, будто сговорившись заранее, трижды звучно расцеловались.

Сергей вышел, но дверь не закрылась, и Женя увидела, как расступились в коридоре товарищи во главе с Курманом Ахметовым, с обветренными лицами, в замасленнных бушлатах. Хлынов, не одеваясь, прошел через их толпу на улицу. Шофера гурьбой вывалились следом, захлопнули дверь. Только скрывшись от глаз медиков, Сергей позволил напялить на себя прокопченный полушубок с ржавой овчиной и шапку с рабочим запахом бензина, пота и дальней дороги.

8. Мұғалім-Малинка Михаилмен кездесу уақытындабізге оның бытырлығымен,шыдамшылығы. Совет армиясының солдатына сай мінезді анық көреміз (рольмен оқу).

СТЕПНОЙ ПОЖАР.ПОДВИГ И ТРАГЕДИЯ СОЛДАТА МАЛИНКИ МИХАИЛА.

Прошлой ночью солдат Малинка вел автоколонну с пшеницей. Вечерок он провел у московских студенток и сейчас ехал в самом веселом расположении духа. Изредка Малинка оглядывался назад, на яркие снопы лучей, соединявшие машину с машиной словно буксиром.

Девчонки-москвички ему понравились. Он познакомился с ними неделю назад, а вчера получил приглашение на день рождения одной из них. Девушки были из какого-то неавторитетного института, вроде рыбного, в котором ребят раз-два и обчелся, да и те ни рыба ни мясо. Малинка - симпатичный парень, простяга, шутник, стал душой этой студенческой компании, его приглашали чуть ли не каждый вечер. Так и на этот раз. Имениннице он принес в подарок чистенький блокнот в коричневом дерматиновом переплете. Малинка хранил этот блокнот запакованным в несколько слоев газеты, чтобы не запачкать, всё ждал случая записать лирические песни, их пели вне строя друзья-солдаты, а также стихи Сергея Есенина. Он берег дорогой блокнот для себя, но, когда пригласили на день рождения, он понес его в подарок. Вечер прошел очень весело, много говорили, пели «Подмосковные вечера» и вообще сошлись, что называется, душа в душу.

Малинка и сейчас за рулем тянул вполголоса мелодию, думал о девушках, о гражданской жизни, она снова ждет его через год, и лениво посматривал на дорогу, где приходилось ездить уже не один раз.

Малинка не курил, но представлял, конечно, как это делается. Очень просто закурить за баранкой, с удовольствием затянуться, кто в этом понимает толк, разок-другой-третий, а затем бросить сигарету. Куда бросить? Ну не на пол же, не в кабине же ее оставлять, бросить в сторону, вон выбросить... И вот уже горит у дороги пшеница.

Малинка ясно видит - и впрямь горит, именно от самой дороги полукругом разгорается пламя с острыми языками, и уже охватило довольно большую площадь. Сейчас огонь пойдет, как волна под ветром, всё дальше от дороги, всё гуще дымясь алыми клубами и разбушуется степной пожар, не остановишь ничем, а ведь это не просто степной пожар - это хлеб горит...

Малинка вылез на подножку, прокричал назад: «За мной!»-и повернул машину на огонь. Кузов поднялся, тяжелая струя пшеницы ударила вниз, сбивая языки пламени. Малинка не оглядывался, ему некогда было проверить, едут за ним товарищи или не едут, он газовал, тревожно сигналил, возбуждая себя. Он не видел, что творилось сзади, поднятый кузов закрывал обзор. Ничего не видел, но знал: пшеница должна погасить пламя, как гасит его песок. Будут спасены десятки, сотни гектаров хлеба, будет ликвидировано зло - пожар. Малинка не думал о том, насколько разумен его план, так моментально возникший, много ли, хватит ли пшеницы погасить такое пламя, он надеялся на товарищей, он давил пламя колесами. Вдруг что-то металлическое ахнуло, сверкнуло, блеснуло, Малинку отбросило к стенке кабины, он больно ударился спиной и затылком. Удушливо запахло бензином. Вспыхнули брюки, гимнастерка, только теперь горячая боль обожгла тело. Малинка выскочил из машины, упал на обгорелую землю и начал кататься в горьком пепле.

Через полчаса его привезли в Камышный.

Малинка не задумывался, что дороже, выведенная из строя машина, за нее придется отвечать, или его собственная жизнь, поставленная под угрозу, или сотни гектаров спасенного хлеба. Сейчас ему было не до размышлений и не до сопоставлений, что хуже, а что лучше. Но он верил чувствовал, что поступил правильно. Даже если бы он не затушил пожар, все равно обязан был на него броситься...

В больнице он увидел перед собой светловолосую и кареглазую медицинскую сестру, она то приближалась к нему, то удалялась, плыла перед ним, как в тумане. Боль становилась с каждой минутой невыносимее, он ждал от девушки исцеления, но она только плавала и плавала вокруг него, смотрела и смотрела на него, готовая заплакать, а боли не унимала, жуткой, адской боли.

Потом он потерял сознание и в бреду кричал: «За мной! Вперед, братва! Тревога!!!»- и очнулся от боли. Хирург счищал обожженную поверхность кожи, попросту говоря, живьем сдирал шкуру. Рядом стояли полураздетые, в больничном белье друзья по роте. Им тоже делали операцию, и Малинка, приняв это за сон, за бред, опять впал в забытье… В больницу к Малинке каждый день кто-нибудь наведывался, либо товарищи по службе, либо студентки из того самого рыбного института. Со стороны все эти визиты выглядели хорошо, человека в беде не забывали, заботились о нем, но персоналу посетители доставляли немало хлопот. Студентки вели себя скромно и тихо, их появление не вызывало столько шума, как появление солдат. Эти же приезжали с грохотом машин, ставили свои самосвалы под самыми окнами, ни пройти, ни проехать, и лезли скопом в вестибюль. Юные санитарки не сразу впускали их, довольно долго и не без удовольствия пререкались с ними. На всю ораву выделяли по два халата, солдаты надевали их поочередно, забегали на пару минут к Малинке, как будто долг свой солдатский отдать, постоять минуту-другую на посту возле его больничной койки, выбегали, на ходу стягивая халаты, чтобы передать другим.

Ясно, что после таких свиданий халаты тут же отправлялись в стирку. И Малинка поверил, что не умрет, не дадут ему люди погибнуть. «Стыдно киснуть!- сказал он себе.- Позорно предаваться унынию. Будь солдатом!..

...Вскоре выписался из больницы Малинка. Он демобилизовался из армии и остался в Камышном. Кое-кто говорил, что остался он из-за Жени, намерен предложить ей руку и сердце, но никто, однако, не понимал, кроме самого Малинки, насколько беспочвенны, безнадежны его мечты жениться на ней. Уйдя с больничной койки здоровым, бодрым и молодым, Малинка снова стал для нее, как все другие. Женя вылечила его и, выписав из больницы, как бы выписала его из своего сострадательного сердца.

День выписки Малинки был ознаменован своего рода торжеством - как раз пригнали в больницу санитарную автомашину на вечное пользование. Местных шоферов поблизости не оказалось, и Малинке было разрешено совершить пробный рейс. Бледный от волнения и опасения - новая машина, чем чёрт не шутит, не все пригнано, может не завестись,- Малинка, прихрамывая, посуетился вокруг нее, попинал скаты, раза три поднимал капот и лез в нутро, поводя носом из стороны в сторону, почти касаясь деталей. Наконец, забравшись в кабину, он запустил мотор. Женю посадил рядом с собой, санитаркам приказал лезть в кузов, и всей компанией гордо двинулись вдоль поселка, туда и обратно. Рейс был показательным во всех отношениях - вчерашний почти инвалид демонстрировал свое возвращение к труду…..

…. После рейса Малинка зашел к Грачеву, у порога долго, упорно сбивал снег с валенок, словно только затем сюда и пожаловал, снял шапку, энергично расправил ее и, наконец, сказал, что на грузовик работать не пойдет, еще не все шарниры (он имел ввиду свои суставы) действуют, как положено. А во-вторых, лежа в больнице, он нашел свое настоящее призвание - работать медицинским шофером. Леонид Петрович не стал мучить парня и в тот же день подписал приказ о зачислении его на должность водителя санитарной машины…..

Мұғалім- Енді, әрбір сұраққа жауап берген топтың ішінде балалар бір - біріне баға қойып ,қорытынды жасайсындар:

1.Роман бас кейіпкеріне Женя Измайловаға қысқаша сипаттама беріңізші?

2.Отбасы Грачевтар тын уақытына сай келген, жауапкершілік, адалдық,адамгершілік көрсеткен,өз отбасылық оқиғаларын қалай шешкен?

3.Николаев. Бас кейіпкер Женянің өмірінде қандай күрделі орын алды.

4.Тын көтеру мерзіміндегі оқиғалар.

5.Хлынев Сергей кейіпкерлік сипаттамасы.

6.Тын махаббаты.

7.Хлынов туралы жазасы.

8.Дала өрті.

Мұғалім- Қазір,сегіс үзілістерімен жұмыс атқарған соң,қысқаша мазмұнына сүйене, романның басты идеясын түсініп,жазба дәптерлеріңізге тірек сызбаларды өздік жұмыс түрінде істеу.

Сабақ қорытындысы:Сабақтың аяқталғанына 15минут қалғанда,тарихи пәнін жүргізетін ұстазымен және балалармен бірге тын көтерген жерлестерімізге арналған ескерткішке арнайы саяхат жасау тәсілін ұйымдастырамын.Балалар қойған сұрақтарға жауап береміз.....

Ұй тапсырма:

Оқушыларға тын көтеру уақыты тақырыбына арнайы сухбат жасау міндет.